«Апостол».

Блаженны плачущие, ибо они утешатся. (Евангелие от Матфея, 5:4).

Мир над Мавзолеем «Токио» спал беспробудным сном, укрыв остаток города плотным одеялом ночи. Купол над цитаделью спокойствия был полностью скрыт металлическим щитом, от чего солнечный свет стал редкостью для уцелевших жителей, а врата, служившие выходом во внешний мир, были крепко закрыты на «засов» вот уже несколько долгих лет. «Токио» не раз подвергался нападениям со стороны инопланетных захватчиков, и впоследствии стал городом отчуждения, будучи практически лишен контакта с остальным миром людей. Поэтому этот город оказался самым далеким от нынешней цивилизации, пытающейся дать отпор Богам Смерти. Однако именно «Токио» стал одним из первых городов, выпустивших на тропу войны солдат в броне из серии «Проклятье». К сожалению, выход наружу не увенчался успехом, и первая партия железных солдат полностью погибла за пределами купола, не успев нанести врагу должный удар. К моменту открытия Проекта «Апостол», города-оппозиции потеряли надежду, практически сдавшись в стан врага. Но «Феникс» послуживший доказательством тому, что проект может состояться, вновь вселил надежду в сердца мировых лидеров. Обстановка в бараках брони в Нова Сеуле была весьма напряженной. Каждый, стоявший на службе у Ватикана, знал о Проекте «Апостол». И каждый из служивших был вынужден дать клятву о неразглашении информации, в случае нарушения которой, казнь была неизбежна. Сейчас по официальным данным, доступным лишь высшему командованию Собора «Алых Крестов», в проекте числилось пять генно-модифицированных солдат, и двадцать шесть потенциально готовых к модификации объектов. Солдаты, управляющие броней серии «Проклятье» все еще стояли на службе у Ватикана, но одновременно содержать оба проекта оказалось крайне сложно для мирового правительства, из-за чего проект «Апостол» был полностью перенесен в Нова Сеул. А посему все подходящие безжалостной модификации люди, должны были быть немедленно доставленными в город. Транспортировка груза из города в город являлась важной частью сегодняшней оппозиции людского мира, и осуществлялась посредством высшего командования Ватикана. Потеря груза несла за собой наивысшую кару – казнь, и это было не так важно, как падение роста населения. Мавзолей «Токио» хоть и был огорожен чрезвычайно широким поясом Богов Смерти выстроившимся вдоль бывшего японского острова, он так же, как и остальные города-оппозиции вел поиск подходящих для Проекта «Апостол» людей. Но доктора Ганц интересовал лишь один человек, пребывавший в «Токио» и именно его должны были вскоре доставить в «Нова Сеул». Бездушные коридоры болезненно серого цвета сменялись в потухшем взгляде Бэкхена один за другим. Датчик на шее почти неслышно издавал короткие звуки, оповещающие о состоянии его носителя, а стертые в кровь запястья плотно опутывали белоснежные оковы, крепко сжимая его руки за спиной, лишая их возможности свободно двигаться. Позади парня привычно шел молчаливый санитар, а за ним бесшумно следовала пара солдат. Бэкхен кожей спины чувствовал, что указательные пальцы блюстителей закона находятся всего лишь в нескольких миллиметрах от курка, а их взгляды нацелены на его затылок, который в случае очередной чрезвычайно ситуации станет их главной мишенью. После случая с бунтом Лухана, в Соборе было назначено военное положение. Количество стражи удвоилось, а каждому санитару было выдано по оружию. Честно говоря, Бэкхена забавляла сложившаяся ситуация. Стоит сказать, что она казалось ему смешной. Ватикан посредством оставшихся у них ресурсов создавал непобедимых воинов, вручал им в руки безграничную силу и оставлял сидеть в цепях. Цель и мотивы правительства были ясны, но то, как к желаемому шел Ватикан, ступая по головам, доверившихся ему людей, заставляло Бэкхена отпускать нотки истеричного смеха. Он считал, что человечеству не выстоять в этой войне и стоит уйти со сцены, оставив овации новому спектаклю. Ведь сражаться было уже некому. А если уж говорить о самом Бэкхене, касаемо военных действий, то он совсем не горел желанием идти в битву, где шанс выжить практически равен нулю. Парень знал, что сегодня на процедурах будет присутствовать не один. В нескольких шагах от него такой же санитар и двое солдат вели Криса Ву, а за ним возможно и еще нескольких «Апостолов», подвергшихся жутким экспериментам. Некая презентация готовых генно-модифицированных солдат происходила в Соборе без какого-либо расписания и чаще всего без предупреждения. Профессор Ли мог назначить три проверочных дня на неделе и служившие в Соборе «Алых Крестов» должны были беспрекословно подчиниться внезапному порыву начальства. Бэкхен мало что знал о других «Апостолах» кроме него самого и Криса. И скорее всего об участи блондина он бы так же ничего не подозревал, если бы тому не посчастливилось стать его соседом по комнате. С тех пор, как Бэкхен очнулся в белоснежной палате, его несколько раз посещали мысли о побеге, в планы которого, к сожалению, не входило спасение Ву Ифаня. Он думал, если и решится бежать, то единственный, кого он заберет с собой – Пак Чанель. Рыжий механик, ставший первым мучеником проекта, часто приходил к Бэкхену во снах. Но чаще всего это были лишь воспоминания «Инцидента Феникса». Чанель, окутанный проводами, глубоко вошедшими под его кожу, свисавший из кабины пилота, ненавидимых Бэкхеном машин, подобно распятому преступнику, причинял парню нервную боль. Каждый раз он бежал сквозь разбитые дома и выжженную землю, тянул дрожащие руки к Чанелю, пребывавшему без сознания, но лишался возможности коснуться его, так как получал пулю в плечо. А после, еще несколько. Он падал на землю, вглядывался в белоснежное одеяние на себе и смотрел, как красные пятна медленно расползаются по нему, охватывая все его тело словно вирус. После такого сна, Бэкхен просыпался в холодном поту. И его больше волновало отсутствие возможности коснуться Пак Чанеля, нежели собственная смерть. Однако, несмотря на глобальные планы и мечты о побеге, Бэкхен понимал, что далеко ему не уйти. Даже если ему удастся выйти из Собора, за пределы города ему не выбраться, а в самом Нова Сеуле убежища не найти. Бэкхена ввели в уже знакомую ему комнату, в ту самую, в которую его привели при первом его пробуждении. Вглядываясь в широкую зеркальную стену, он взглядом проследил, как следом за ним в помещение ввели бледного Криса. Темные круги вокруг глаз, впалые щеки и дрожащие руки говорили о том, что состояние парня являлось на данный момент не самым лучшим. Однако это не помешало профессору Ли заявить о презентации. Лухана ввели третьим, и если у Бэкхена и Ифаня оковы были лишь на руках, то брюнета вновь окутали смирительной рубашкой, на лице красовалась черная маска, а сам он сидел в инвалидном кресле, будучи плотно к нему прикованным. На секунду Бэкхен подумал, что Лухана стоило посадить в камеру и проводить с ним отдельные презентации, но видимо профессор Ли был другого мнения. Яркий свет, загоревшийся под потолком, больно ударил по глазам, и это было ощутимо физически. Бэкхену потребовалось несколько мгновений, чтобы к этому привыкнуть. Крису же понадобилось больше трех минут. Не было привычных представлений. Женский голос не вещал о том, к какому поколению «Апостолов» они принадлежат и где именно им поставили метку, говорящую об этом. Видимо начальство обсуждало это за закрытыми дверьми, вдали от лишних ушей. И это создавало слегка напряженную атмосферу. По периметру вдоль комнаты был выстроен наряд солдат особого назначения. Бэкхен уже знал, что они были созданы для случая бунта «Апостолов», но он не понимал, как обычные люди, что звучало для парня весьма непривычно, могли остановить модифицированных. В далеком детстве, когда он еще жил с семьей Ли, получая на ночь полный любви поцелуй от тети Юн, Бэкхен часто сбегал в закрытую библиотеку неподалеку от их дома. Он не знал, все ли библиотеки были закрыты в городе или подобная участь коснулась лишь «Муравейника», но книги, хранившиеся там, прибывшие в этот город из далекого прошлого манили к себе любопытного мальчика. Он читал сказки далекого восемнадцатого века и научные труды пятнадцатого века, хоть они и были далеки от его понимания. Он пролистывал изрядно побледневшие иллюстрации на блеклых страницах книг и влюблялся в иностранные языки, даже не понимая, как правильно их читать. Но однажды вечером он добрался до военной секции библиотеки. История забывается слишком быстро, и о первой мировой войне уже никто и не помнил. А школьные знания ограничивались лишь годами и несколькими значимыми датами, которые быстро покидали головы не слишком заинтересованных в этом людей. Вторая мировая война позабылась так же, как и первая. Мало, кто помнил о ней и воевавшие на том фронте уже давно покинули мир живых. До двадцать второго века дошло не так много сохранившихся сведений, а с тех пор, как человечество перешагнуло на новую ступень цивилизации, эти сведения показались для людей уже не такими важными. Человечество желало смотреть вперед, не оглядываясь в прошлое, и лишь земля помнила, сколько воинов пало на ней. После множества проведенных экспериментов, воспоминания медленно покидали разум Бэкхена, но сейчас вглядываясь в собственное отражение, он вспомнил книгу, что читал в той библиотеке. Это был огромный справочник теорий второй мировой войны. Бэкхен вспомнил, что не поверил ни одному написанному в ней слову, а сейчас посчитал, что возможно записанные в ней теории отчасти все-таки являлись правдой. Некоторые люди в то время верили в людей, обладающих необычным даром, а Третий Рейх был одной из тех организаций, которая пыталась их заполучить, дабы создать армию непобедимых солдат. Бэкхен читал, что было множество видеоматериалов и документов, доказывающих о том, что над людьми во время второй мировой проводились жуткие эксперименты, и что участвовала в этом не только фашистская Германия. В свое время Китай, Япония, США и ряд других стран поддались соблазну завладеть безграничной силой. В детстве мальчику все это казалось диким и невозможным, но на данный момент, стоя в комнате презентаций, он думал, что если в то время этого не было, то сейчас это абсолютно точно происходит. Для него все еще было непонятно, каким образом Ватикан одаривает их силой, как темная жидкость в капельнице, проникающая в их кровь может способствовать этому и как живой организм способен вступать в симбиоз с металлической машиной. Но он понимал, что переживать это слишком болезненно для обычного человека. И понимал, что никто участникам проекта «Апостол» помочь не сможет. Мировой проект, подписанный всеми лидерами уцелевших государств, не закроют лишь от мук нескольких не особо важных в этом мире людей. - А, - вдруг коротко произнес Лухан, пытаясь двинуть головой. Его голос был слегка заглушен плотно прилегавшей к лицу маске, но это видимо не останавливало брюнета. Бэкхен нервно вздрогнул и обернулся в сторону парня. Тот сидел смирно и больше не издавал ни звука, но по напрягшимся вокруг солдатам, было видно, что они вот-вот готовы выстрелить в парня. Ифань стоял так же смирно, и, кажется и вовсе не слышал только что раздавшегося голоса Лухана. Глаза Криса были устремлены в сторону широкого зеркала, а руки были крепко сжаты в кулаки, так что даже темные вены болезненно набухая, проступали сквозь тонкий слой бледной кожи. - Мы их больше не интересуем, - в очередной раз слишком неожиданно для присутствующих в помещении произносит Лухан. И Бэкхен готов поклясться, что под маской парня была скрыта самодовольная ухмылка. - Знаешь, парень, - его голова немного оборачивается в сторону Бэкхена. – Я бы мог здесь все разнести. Для тебя. Ради тебя. В честь тебя. Ты ведь мечтаешь сбежать, а, Бен Бэкхен? – Лухан пускает короткий смешок и возвращает голову в прямое положение. – Эти меры предосторожности не остановят меня. Ты только посмотри! Смирительная рубашка! Смех, да и только. Они здесь выстраивают в своих подвалах сверхмашины, а меня пытаются сдержать каким-то мешком, созданным… Хм… А в каком веке была создана эта рубашка? У Бэкхена скулы сводило от накопившегося страха, руки немели, чувствуя холодный пот, стекавший к ладоням, ноги деревенели, будто бы прирастая к полу. А Лухан все продолжал собственный монолог. Наряд солдат, в свою очередь, не спешил останавливать парня, в конце концов, тот пока не предпринимал никаких попыток очередного бунта. Да и какого-либо приказа от начальства не следовало. - Ты кто? – слишком неожиданно раздается в помещении хриплый голос Ифаня. Бэкхен приходит в себя и переводит остекленевший взгляд глаз на своего соседа. Тот стоит к нему спиной, вглядываясь в сидящего в кресле Лухана. – Ты, правда, можешь это сделать? - Разнести тут все? – смеется в ответ Лухан. – Конечно! Но не для тебя. Ты кто? Ву Ифань? Местный «Апостол» без силы «Апостола»? Зачем они вообще до сих пор тебя тут держат? Даже уровень твоей синхронизации ничтожно мал, а это было все, чем ты мог гордиться в наших рядах. Новенького привезли, - неожиданная последняя фраза брюнета была произнесена спокойным, но заинтересованным тоном, и кажется, он больше не был намерен продолжать разговор ни Крисом, ни Бэкхеном. – Мы им больше не интересны, ведь новенький прибыл, - добавляет он. Бэкхен вдруг озирается по сторонам, хоть и осознает, что сквозь стены он видеть не способен, но дверь в помещение вдруг резко распахивается в тот момент, когда мимо нее на каталке провозят темноволосого парня, и Бэкхен видит новенького. - Джонин, - нараспев тянет Лухан, откидывая голову назад, отвечая на не заданный вопрос. – Его зовут Ким Джонин. Он в коме, - добавляет брюнет. – Он мне нравится, - смеется он. – Беру свои слова назад, Бэкхен. Для тебя я Собор не разрушу. Я разрушу его в честь Джонина. - В камеру его, - вдруг раздается властный голос, вошедшей в помещение доктор Ганц. - Но я же ничего не сделал! – громко возмущается Лухан. - Я велела тебе вести себя подобающе, - хмурится женщина. - А я веду себя неподобающе?! – переходит на истеричный крик брюнет. – Я веду себя совершенно спокойно и притворяюсь, что ваши лохмотья сдерживают меня! Почему я снова должен сидеть в камере?! – маску на его лице разрывает в клочья невидимая сила, а сам парень яростно извиваясь в оковах кресла, пытается от них освободиться. Солдаты готовят запасные ампулы транквилизатора, собираясь в случае чего выстрелить в буйного парня, но доктор Ганц отдает короткий приказ на бездействие, легко махнув левой рукой. Крепления на кресле с хрустом отлетают, а смирительная рубашка расходится по швам, звонко треща старой тканью. Лухан заливается нервным смехом, откидывая голову назад, и шумно вдыхает воздух. И когда он возвращает голову в прямое положение, присутствующие в помещении люди видят его абсолютно черные и пугающие глаза. Брюнет резким движением разводит руки в стороны, разрывая рукава рубашки, и очередная волна его силы раскидывает людей к стенам. Широкая зеркальная гладь, напротив, со звонким шумом разбивается вдребезги, разбрасывая по всему помещению острые осколки и некоторым из солдат слишком не везет, так как они получают удар разбившимся зеркалом. Бэкхен с громким вскриком ударяется головой о стену, с силой сжимая глаза, от пронзившей затылок боли. Место удара саднит и парень думает, что кровь уже окрасила собой стену позади него, так как толчок волны был слишком сильным. В глазах мутнеет, и блеклая пелена застилает собой ясный взгляд. Но недалеко от себя он замечает так же отброшенного в сторону Криса. Его руки и ноги дымятся, а пол под ним покрывается переливающейся огненными разводами черным пеплом. И на секунду это заставляет Бэкхена усомниться в том, что перед ним находится именно Ву Ифань. Ведь огненным «Апостолом» был спящий Пак Чанель. Но его раздумья развевает уже знакомое ему пугающее давление воздуха. Бэкхен понимает, что Лухан уже выпустил свою силу, а в купе с его неадекватным поведением это может привести к еще более устрашающим последствиям, так невыгодным Ватикану. Но давление вдруг исчезает так же быстро, как появляется. В ушах Бэкхена стоит звонкий гул, а сам он не выдержав, теряет сознание, в последний миг перед закрытием глаз, увидев, как обессиленный Лухан падает с кресла на пол, а с собственных губ срывается золотистый свет. Совсем молодой смуглый парнишка, размеренно дыша, оставляет мутные пятна оседающего воздуха на кислородной маске, помогающей ему дышать. Аппараты, поддерживающие в нем жизнь, короткими сигналами оповещают о стабильном состоянии парня, который находится в коматозном состоянии вот уже четыре года. Доктор Ганц входит в его палату с несколькими медсестрами и беззвучно командует им приступать к работе. Из-за недавнего инцидента, устроенного Луханом высшее правительство, представляемое в Соборе профессором Ли выдало приказ на ускорение работ над проектом, что само по себе звучало уже практически невозможным. Однако очередной прибывший в Собор объект, проверенный на синхронизацию, вселял некую надежду в сердце женщины. Парень был способен на стопроцентную синхронизацию с броней, и более того ему не составляло труда перейти за грань критической точке. Но все эксперименты, проводимые с ним, были произведены во время комы, поэтому совет Собора считал, что при сознании парень не сможет синхронизировать, и скорее всего, погибнет, так же как и многие до него. Но доктор Ганц сейчас интересовала лишь его устойчивость к препарату С-451 и процент адаптации к неизвестному носителю вируса. В капельницу, ведущую к вене на изгибе руки парня, осторожно ввели полную ампулу темного препарата. И парень долгое время не выказывающий никаких эмоций, секунду спустя нахмурил брови, а его лицо исказилось в болезненном виде. Медсестры у кровати, сковали его руки металлическими браслетами, и отошли к стене, а доктор Ганц с легкой улыбкой на руках, наблюдая за перевоплощением Объекта «0040003». Темноволосый парень вдруг выгнулся в спине и хрипло выдохнул, заходясь в сухом кашле. Кислородная маска, слетевшая с его лица, со стуком упала на пол, а датчики у изголовья кровати тревожно зазвучали. Пульс парня заметно участился, а сам он бился в агонии, пытаясь избавиться от жгучей боли внутри его тела. Но ничего не помогало, и он вдруг сипло выдохнул, широко распахнув веки. Испуганные карие глаза забегали по помещению, в поисках того, что могло бы ему помочь, но яркая вспышка боли вдруг пронзила его голову, и с громким вскриком он вновь упал на кровать. Тяжело дыша и не совсем понимая, где он находится, он склонил голову влево, ощущая, наконец, свое тело и понимая, что после долгого пребывания в глубоком сне двигаться самому ему было крайне сложно. Сквозь пелену непонятного гула, он слышал женские голоса и видел, как подойдя к нему, темноволосая женщина ввела в вену на его руке очередной препарат. Влитая в его кровь жидкость напоминала собой холодную сталь, она будто бы утяжеляла его тело, заставляя принять факт безысходности. И очередная боль подобно комку игл прошлась по его телу, затрагивая каждый уголок его нервной системы. Кое-как справившись с болью, он вертит головой и упирается тяжелым взглядом в белоснежный потолок. Глаза пронзает острая боль, а белки краснеют из-за лопнувших сосудов. Парень пытается зажмуриться, но вновь терпит провал в попытках избежать боли, а глаза будто протыкает множество лезвий. Он до боли закусывает губу, ощущая металлический привкус собственной крови, и карий цвет его глаз медленно от сердцевины преобразовывается в светло-серый. Он часто дышит и озирается по сторонам, пытаясь смахнуть непрошеные слезы, собравшиеся в уголках его глаз, а потом вдруг задыхается в немом крике, ощущая третью волну боли. Боли гораздо большей первых двух. И ему кажется, что его тело разрывает за секунду на сотню маленьких кусков, а перед глазами вдруг расплывается бледный дым, созданный из множества крохотных частиц. Он пытается освободить обмякшие руки и ноги, но оковы, плотно сковавшие его, лишь больно царапали его кожу. Парень глухо кашляет, сплевывая сгусток крови на собственную рубашку, а после вдруг исчезает, растворяясь в блеклом дыме.