Expiatio

Сознание медленно возвращается к Линку. Сначала он чувствует, как боль расходится горячими лучами от затылка к вискам. Линк открывает глаза и озадачено моргает, потому что его все еще окружает темнота. Первая же попытка поднять руку лицу отзывается в теле ноющей, но терпимой болью. Словно его долго били, но не желая причинить серьезных повреждений, а ставя целью лишить подвижности. Его тоже так учили. Переход от забытья к пониманию занимает считанные мгновения: гораздо меньше, чем требуется, чтобы привыкнуть к почти полной темноте помещения. - Мадарао, - произносит он, не вполне уверенный, что тот его услышит. Что его хоть кто-нибудь услышит. И только потом понимает, что не стоило выдавать себя. Где-то метрах в трех от него слышится легкий звон метала, Линк инстинктивно поворачивает голову в ту сторону. Оказывается, света все же достаточно, чтобы различить фигуру в противоположном конце комнаты, там, где сквозь щели в потолке падают тусклые серебристые лучи. Пахнет застарелой пылью, подгнившим деревом и йодом. Стены сколочены из досок, пол тоже деревянный. Похоже на заброшенный сарай в портовой части города, наверняка окруженный такими же заброшенными хибарами. Мадарао сидит у стены, скрестив ноги. Капюшон откинут, в полумраке слегка светятся его желтые, нечеловеческие глаза. Пара вдохов, и Линк уже различает бледное неподвижное лицо, больше похожее на маску. Посмертную маску, уточняет он про себя. Он медленно поднимается, чтобы понять, как отреагируют на его движение. Ничего не происходит даже тогда, когда Линк выпрямляется в полный рост и прислоняется спиной к стене. Теперь видно лучше. Перед Мадарао лежит оружие Воронов: печати аккуратными стопочками - Линк может поклясться, разложенные по назначению - и два ножа. Мадарао неторопливо закатывает рукав до локтя и крепит ножны. Он проделывает это быстро и уверенно, знакомыми, отточенными движениями, только на несколько секунд дольше, чем обычно - приходится ослабить ремни, потому что его предплечье больше в обхвате. Линк холодеет. Мадарао действует не задумываясь, его пальцы с машинной точностью переставляют крепления. Он затягивает ремни, проверяя напоследок быстрым прикосновением целостность ножен. Линк знает этот доведенный до автоматизма жест. Однажды,когда они все были учениками, на одной из тренировок у Мадарао слетело лезвие из-за порвавшегося футляра, оставив неприятную рану. С тех пор он всегда проверяет оружие. Голова начинает болеть так сильно, что Линка тошнит. Доски за его спиной прогнили. Он хорошо их чувствует через тонкую ткань рубашки. Будь Линк один, или будь один на один с человеком, он мог бы попытаться выломать их. Оказавшись в помещении с акумой, лишившись оружия, он осознает бессмысленность такой попытки. Ему ничего не остается, как ждать и действовать по обстоятельствам, ведь зачем-то Мадарао оставил его в живых, и не сдал своим новым хозяевам. Но в последнем Линк пока сомневается. Ситуация больше всего походит на передержку пленного до того, как за ним придет кто-то еще. Мадарао поднимается, проверяет, как работает лезвие - оно выскальзывает с едва слышным щелчком - и оставляет его на длину ладони. Линк старается дышать ровно, ничем не выказывая волнения. Он не умеет бояться Мадарао, и вряд ли успеет научиться. С самого детства в сознании слишком прочно укоренилась представление о нем, как о "своем". А "свой" для беспризорного бродяги - это больше и надежнее, чем земля под ногами. Мадарао приближается. Линку кажется, что пол должен скрипеть под его шагами, но тот почему-то остается беззвучным. Мадарао не медлит, но и не торопится, и, тем не менее, оказывается рядом с Линком раньше, чем тот ожидает. Глаза у него с вертикальными зрачками. Линк думает, что для него темнота больше не помеха, глаз устроен как у кошки. И еще он думает, знает ли Мадарао о том, кто предоставил Ордену возможность создать Третьих экзорцистов. И кто проложил им обоим путь до этих трущоб. И есть ли теперь ему до этого дело. Ни по лицу, ни по взгляду Мадарао невозможно понять, что он думает. Всегда было сложно. Теперь Линк почти уверен, что за отрешенным спокойствием больше ничего нет. Он не знает, чего ждать. Он не видит для Мадарао смысла в ноже. У него есть оружие гораздо эффективнее и страшнее. И сам он теперь оружие. Линку начинает казаться, что Мадарао надел ножны по привычке, помня про обязательную тяжесть металла на руках. Снова раздается короткий щелчок, лезвие выскакивает еще на пару сантиметров. Это Линк определяет на слух, потому что неотрывно смотрит в глаза Мадарао. Он должен получить ответ, прежде чем тот нанесет удар. Он должен получить прощение, прежде чем умрет. Линк знает, что ответит перед Богом за каждый из своих земных поступков, но за один он ответит только перед Мадарао. Тишина начинает звенеть, или это звенит в ушах у Линка? Он сглатывает ком в горле, мешающий нормально говорить, но все равно выходит срывающимся шепотом: - Я передал ее Ордену. Линк говорит «ее», потому что не может сказать «темная материя», это как позвать демона по имени. Мадарао кивает, и Линк не может понять, что значит этот жест: его услышали? Знали раньше? Или что-то еще? - Я не представлял, как все обернется. Он может добавить: «Я не знаю, как с этим жить». «Я бы хотел все изменить». «Я не знаю, что мне делать». Но он не хочет оправдываться, потому что не ищет оправдания. Он ищет искупления. Поэтому когда холодное лезвие касается его кожи, он не пытается защититься. Порез на щеке быстро наполняется кровью. Линку тепло и щекотно от капель, стекающих по лицу. И ему больно, но совсем немного. Не больше, чем болит голова. Зрачки Мадарао расширяются. Тонкие ноздри вздрагивают, как если бы его волновал запах крови. Линк не удивился бы, будь это в действительности так. Во второй раз лезвие входит глубже, оставляя длинный порез прямо над белым воротником рубашки. Ткань намокает почти сразу. Это снова не то, что может заставить дыхание Линка сбиться. А вот прикосновение левой руки Мадарао к плечу может. Он трудом заставляет себя не отшатнуться. Но Мадарао не собирается трансформироваться. Линку кажется, что надменные губы дрогнули, словно тот в последний момент удержался от усмешки, когда он так позорно отреагировал на прикосновение. Мадарао сильнее сжимает пальцы, а потом сминает в кулаке ткань. Она рвется с тихим треском, обнажая плечо. Линк опускает голову, смотрит на тряпку, слишком белую в темноте и на грязных досках пола. Он не поднимает глаз, пока такие же лоскуты падают рядом. Тонкий ручеек с шеи бежит по впадинке между ключиц, затекает под серебряный крестик на груди, торопится дальше. Мадарао широким движением перечеркивает его, оставляя длинную, но неглубокую рану. От неожиданности Линк вздрагивает и задерживает дыхание. Он видит, что взгляд Мадарао стал внимательнее. Правой рукой он касается щеки Линка, проводит большим пальцем по самой первой царапине. Этот жест можно назвать теплым, если бы в следующее мгновение нож не распорол плечо нешуточным порезом. Теперь Линку по-настоящему больно. Он сжимает зубы. Еще два взмаха, и по его руке змеятся две красные струйки. С каждым новым прикосновением лезвие входит все глубже. Руки Линка свободно свисают вдоль тела, кровь капает с пальцев на пол. Грудь тяжело вздымается, но он не издает ни звука. Дыхание Мадарао тоже сбито, он выглядит почти живым. Кажется, что ледяная броня спокойствия сейчас треснет. Линк не знает, кто окажется под ней: человек или акума. Лезвие острием упирается в живот чуть выше ремня. Линк забывает, как дышать. Если Мадарао хочет убить его так, это будет медленная смерть. Он закрывает глаза, принимая ее и такую. Мадарао действительно усиливает нажим, прокалывая кожу. Движение вверх - и он ограничивается только новой раной, заканчивающейся у солнечного сплетения. Каждый из порезов болит не слишком сильно, особенно если не шевелиться, но все вместе они создают ощущение одной сплошной раны на теле. Линк уже весь в крови. Там, где она подсохла, кожу неприятно стягивает. Кружится голова, и слюна становится вязкой и горькой. Мадарао обнимает Линка левой рукой и прижимает собой к стене. Спустя мгновение становится понятно, зачем. Коротким движением Мадарао вгоняет клинок ему в бедро. Линк дергается в его руках, хватается за плечи, чтобы удержаться. Закусывает губу. Время растягивается на какую-то невероятную вечность, наполненную запахом и вкусом железа, темнотой и звуком чужого дыхания. Вечность обрывается новой болью, когда клинок входит уже под ребра. Мадарао держит Линка крепко, не давая ни вырваться, ни насадится на нож больше необходимого. - Кричи. Будет легче. Никто не услышит, - Линк впервые слышит его голос: глухой, но знакомый и родной до спазма в горле. Крик выходит вперемешку с рыданием. Он идет откуда-то изнутри, из груди, где болит сильнее, чем израненное тело. Мадарао отпускает его, и Линк падает на колени, закрывает лицо руками. По лицу катятся слезы, сквозь пальцы сочится кровь, на губах мокро и солоно. Внутри раскручивается тугая пружина, свитая из неподъемной вины, боли и отчаяния. Он поднимает голову, когда Мадарао дотрагивается до его волос. Теперь Линк отчетливо видит, каких усилий ему стоит сдержать акума в себе. Мадарао прижимает к боку левую руку, сжав ее в кулак. Зрачки у него расширены, глаза кажутся почти черными. Он дышит так же тяжело, как и Линк. Мгновение Мадарао смотрит на него, замерев как изваяние. Линку кажется, что вот-вот, и его взгляд потеряет осмысленность. Но Мадарао склоняется и касается губами его лба - отпускает, прощается или прощает. Линку кажется, что все вместе. И прежде, чем он успевает сказать хоть что-нибудь, Мадарао убирает клинок в ножны и коротко и сильно бьет по лицу. Линк падает на пол и уже не может поднять голову вслед хлопнувшей двери. * Искупление (лат)