Насквозь

Его руки были холодные. Брейк никогда не был для нее чужим – никогда, никогда. «Братец Зарксис» - так называла она его в детстве, обнимая, прижимаясь сначала к его ногам, потом – упираясь носиком уже не в живот, а в грудь… И хотела однажды положить ему голову на плечо, точно так же, просто обнимая. Но этого не произошло бы никогда – и теперь уже не произойдет. Леди Шерон перестала взрослеть. Не стареть, нет – взрослеть, и вместе с этим перестала расти. Она носила каблучки – но и этого было недостаточно, чтобы дотянуться, а ведь Брейк и так был невысок, да еще и сгорбленный постоянно ходил, казалось, стоит только подпрыгнуть… Лишь казалось. Но его руки всегда были холодные. Он ведь носил ее на руках. Редко, когда сбегал от Рейма – и она не успевала опомниться, как снова оказывалась на земле, неловко пошатываясь и хватаясь за белоснежный плащ Зарксиса. Он смеялся, получая очередной удар харисеном или даже просто ладонью, когда юная леди Рейнсворт была снисходительна. А сама Шерон еле сдерживалась, чтобы не попросить его пронести ее еще хоть немного. Он оставался с ней на ночь. Просто в комнате, засыпал около постели госпожи, сидя на полу – и она засыпала рядом с ним, слыша, чувствуя его дыхание. Оно-то было живым и почти горячим, а руки… Он подавал ей руку каждый раз, когда она выходила из кареты, спускалась по лестнице или просто вставала с лавочки в парке. Руку холодную, ледяную – мраморную, с бледной кожей, тонкими пальцами, такую красивую – слишком красивую для мужчины… Но холодную. Шерон любила этот холод. Не горечь единственного глаза цвета вина. Не звонкий смех. Не запах его волос, вечно отдающий крапивным чаем… Не улыбку тонких губ, не глупую тряпичную куклу, нет – она любила холод этих рук. Нежных. Заботливых. Ласковых, но в то же время так легко выворачивающихся из ее ладоней – ведь Зарксис Брейк обожал официальности. Он не думал – наверное. Он не догадывался – наверное. Но он всегда смотрел на нее так, будто видел насквозь, и от этого сердце проваливалось вниз, затянутое куда-то глубоко болезненно сладкой тяжестью. Оно не начинало биться чаще, бабочки не порхали в груди, а на девичьих щеках не появлялось румянца. Только кровь бежала по венам быстрее, так, что пальцы начинало колоть, – и она всегда поддавалась. Карета остановилась – опять, и на сей раз Брейк торопливо выскользнул наружу – и, конечно, галантно придержал дверь, смотря на свою госпожу из-под бесцветной челки хитро, но как-то уж совсем прозорливо. - Позвольте подать вам руку, - просто сказал он. Просто и привычно – так, как и всегда; и, как и всегда, свою руку протянул. Руку бледную, руку ледяную. И Шерон протянула свою, касаясь кончиками пальцев мраморной ладони.