Сапфировый ларец

Свежий утренний воздух врывался в приоткрытое окошко. Солнечный луч упал на лицо Могами Кьеко. Она зажмурилась и приоткрыла глаза. Девушка, полностью обнаженная, прикрытая одной только простыней, лежала на огромной постели. Рядом спал Рен, подогнув колени к животу и сложив руки у груди. Он улыбался. Улыбался во сне. На его лице покоилось выражение совершенного счастья. Кьеко с нежностью улыбнулась и тихонько провела подушечками пальцев по его темным волосам. Они сильно отросли и у корней было видно, как слезает краска (он еще не привел в порядок свою шевелюру после роли Каина Хилла). «Я не жалею о том, что случилось. Нисколько. Я… даже рада, что принадлежу теперь этому человеку. Я смогу, точно смогу теперь быть счастливой, не оглядываясь на свое прошлое. Давно пора его отпустить и жить новой жизнью. Он моя новая жизнь. После стольких лет мучений мне, наконец, ниспослали счастье с небес», - Кьеко наблюдала за его дыханием. Он казался таким… настоящим. Без своих масок-улыбок, без напускного равнодушия и приветливости. Он был собой. И этот «он» нравился ей больше всех его самых идеальных личин. Она вздохнула и вдруг замерла. «Мой ларчик… что с ним?..» Замок исчез. Ларец был распахнут. На краю сапфирового сундучка сидела синяя птица и с любопытством оглядывалась вокруг. Она как-то по-особенному курлыкнула и, взмахнув сильными большими крыльями, взлетела, озаряя все вокруг ярким лазуревым светом. «Так вот что было внутри ларца… Синяя птица счастья… Это значит… значит самое важное чувство вернулось ко мне? Я теперь могу любить? И… и я люблю его!», - она тихонько рассмеялась и, не удержавшись, погладила его по щеке тыльной стороной ладони. Он сонно вздохнул и открыл глаза. - С добрым утром, - прошептала девушка, любуясь его пробуждением. Рен притянул ее к себе, зарываясь в ее рыжие волосы. - Я так боялся проснуться и не обнаружить тебя… Боялся, что все это был очередной сон… - выдохнул он ей в плечо. Она погладила его по волосам, наполняясь ощущением блаженства. - Я люблю тебя, - Кьеко радостно улыбнулась. Он закрыл глаза и застонал. Она испугалась: - Что, что такое? - Не говори ничего… я хочу запомнить эти мгновения… вдруг ты улетишь от меня… - он крепко сжимал ее, словно пытаясь слиться с ней. - Не улечу… будь уверен. Он с наслаждением вдохнул запах ее тела. - Интересно, можно попросить парфюмера изготовить духи с твоим запахом? - Сомневаюсь, - она улыбнулась и тут же чуть нахмурилась. – А ты не боишься мнения общественности? - Что? – он чуть отодвинулся и посмотрел в ее глаза. – Когда со мной ты, я не боюсь ничего. Есть мы, а остальное – пыль, песок, шелуха… - Я счастлива, - прошептала она, наблюдая за его расширенными зрачками. - Я тоже… впервые за это время… - он ласково гладил ее по спине. - Только вот… кажется, придется постирать простыни… - она сконфуженно фыркнула. Он рассмеялся и, улыбаясь, приблизился к ее губам, все так же, не закрывая глаз. Их губы находились в миллиметрах друг от друга усиливая напряжение и интимность обстановки, а обезумевшие зрачки растеклись по всей радужке глаза. - На самом деле мне нравилась только ты, мой идеал и мое мерило. Во всех моих женщинах были твои черты, и это с ними меня мирило*, - шептал он, касаясь ее губ. - Ты пишешь стихи?.. – восторженно выдохнула она в приоткрытые губы Рена. - С тобой, наверное, скоро начну писать. А это… - он чуть сдвинул брови пытаясь вспомнить, чьи же это строки. – Не помню… Но красиво до головокружения. Он, наконец, разорвал миллиметровое расстояние между ними и сладостно впился в алый бутон ее губ. У обоих молнией промелькнуло: «Теперь я счастлив/а…» *Стихотворение Дмитрия Быкова На самом деле мне нравилась только ты, мой идеал и мое мерило. Во всех моих женщинах были твои черты, и это с ними меня мирило. Пока ты там, покорна своим страстям, летаешь между Орсе и Прадо, - я, можно сказать, собрал тебя по частям. Звучит ужасно, но это правда. Одна курноса, другая с родинкой на спине, третья умеет все принимать как данность. Одна не чает души в себе, другая — во мне (вместе больше не попадалось). Одна, как ты, со лба отдувает прядь, другая вечно ключи теряет, а что я ни разу не мог в одно все это собрать - так Бог ошибок не повторяет. И даже твоя душа, до которой ты допустила меня раза три через все препоны, - осталась тут, воплотившись во все живые цветы и все неисправные телефоны. А ты боялась, что я тут буду скучать, подачки сам себе предлагая. А ливни, а цены, а эти шахиды, а роспечать? Бог с тобой, ты со мной, моя дорогая