Кто я для тебя?

«При поступлении в исправительное учреждение штата каждый заключенный подвергается физическому исследованию и содержится отдельно от других заключенных в течение периода карантина, до тех пор, пока не будет установлено, что он не страдает инфекционным заболеванием, и до тех пор пока он не будет отнесен к определенной категории…» — я читала вслух, чтобы текст лучше усваивался, ведь всего через семь часов экзамен. К сожалению, после недельной зубрежки в голове все перемешалось и я видела перед собой уже только набор букв, изредка, как мне казалось, перескакивающих со строки на строку.       Стэнфорд. Один из лучших университетов страны. Родители не уставали хвалить меня и в разговорах с соседями частенько упоминали мое достижение — иногда даже несколько раз за один диалог.       Работая судьей, отец не видел для меня иного будущего, как продолжения его карьеры в государственных органах, поэтому никакой факультет, кроме юридического, не рассматривался, как бы я ни просила. Высокий балл по вступительным экзаменам, лестная оценка преподавателя, проводившего интервью. И... И теперь мне приходится мучиться, чтобы запомнить наизусть все статьи уголовного кодекса США.       Не понимаю, что держало меня в этих стенах. Не уверена, кто бы больше расстроился — мама или отец, — это и не важно, потому что я не горела желанием огорчать любого из них. Многие ведь идут по тропинке, на которую им указали старшие, друзья или кто-то еще, и ничего, справляются. Хотя… было что-то в этом университете, способное заставить меня учиться дальше. Точнее, не что-то, а кто-то…       Да, стимулом не бросить все и не уехать был парень из параллельной группы.       Все началось, когда нас, трясущихся от страха первокурсников, собрали в лекционной аудитории для проведения инструктажа перед началом учебы. Я блуждала по длинным коридорам университета, периодически заглядывая в кабинеты, в которых старшим ребятам вовсю рассказывали о предстоящих сложностях. После того, как я сорвала рассказ одной пожилой дамы в третий раз — виной тому только странности архитектора, проектировавшего здание, — пришлось вспоминать лицо моей соседки по комнате, от которой я поспешила сбежать в первый день заселения. Заглянув в небольшое дверное окошко и найдя среди сотни студентов нужного, я вошла внутрь.       Лекция профессора, в которой говорилось, что опоздание карается исключением, продлилась даже дольше, чем мои поиски кабинета. Закончив гневную тираду, он махнул рукой, позволяя мне все же присесть. Теперь было необходимо найти свободное место, да еще и такое, к которому не придется пробираться сквозь горы наваленных в проходе сумок. К сожалению, такой стул был лишь во втором ряду.       Рядом с ним.       Особого выбора у меня не было. Я чувствовала, как мужчина с блестящими лысинами в височной доле и на затылке прожигает меня взглядом, пока я стою, оглядывая аудиторию. Быстро плюхнувшись на стул, я задела край парты бляшкой ремня. На долю секунды воцарилась тишина, и после демонстративного недовольного стона профессор Уильямс — это имя еще успеет подпортить мне жизнь — вернулся к объяснению чрезвычайно важной — только по его мнению — темы.       Три года, хотя часы упорно доказывали, что всего сорок минут, я молила Бога, чтобы занятие поскорее кончилось. Нудный голос преподавателя давным-давно усыпил ребят на верхних рядах, и мне даже показалось, что кто-то аккомпанирует Уильямсу тихим сопением и храпом.       Когда я в очередной раз начала перечитывать послания, вырезанные мучениками с других курсов ручкой на столе, мои глаза упали на клочок бумажки. Развернув сложенные вдвое листок я увидела следующее:       «Привет. Я Сэм.»       Переведя взгляд на сидящего рядом, я замерла, ожидая, что последует за этим. Правильнее было бы ответить на записку, но разглядывание моего соседа увлекло меня на столько, что я вовсе забыла об элементарной вежливости и тактичности. Заметив мой изучающий взгляд, брюнет вначале улыбнулся, а, как только я стыдливо отвела глаза, чуть не начал смеяться.       Внезапно преподаватель хлопнул в ладоши, подавая нам знак, что время вышло. Студентам настала пора расходиться по своим делам. Сверившись с часами, я поняла, что отвлеклась на красивое лицо сидящего рядом на целых двадцать минут. Кинув тетрадь, которую я так и не использовала в сумку, я запрокинула ее на плечо и убежала, старясь скрыться в толпе, тянущейся к выходу.       Надеюсь, мой побег показался ему не чем-то странным, а просто совпадением. Я собиралась ответить на записку, но меня подхватила волна ребят, жаждущих выйти на свежий воздух.       «Боже, кого я обманываю?»       Мое фееричное исчезновение смотрелось по-идиотски. До сих пор не могу объяснить своей реакции, но после этого с Сэмом мы общались крайне редко.       Иногда мне казалось, что брюнет не против моего общества, но за секунду до того, когда люди перестают чувствовать себя скованно, а разговор становится более непринужденным, рядом с Сэмом — как из воздуха — появлялась Джессика. Звезда университета, любимица преподавателей и студентов словно чувствовала моменты, когда мы с парнем начинали находить общий язык. И если в первые месяцы ее попытки обнять моего собеседника, прикоснуться к нему или позвать куда-то развеяться выглядели жалко, то к концу семестра девушка всем хвасталась своим новым трофеем.       Ребята начали встречаться. А я, как в любой классической мелодраме, с каждым днем замечала, что обычная симпатия постепенно перерастает в нечто большое.       Любовь зла. И со мной была сыграна злая шутка.