Мой любимый автор

Читальный зал. Вокруг - ряды с книгами, деревянные завороты перил и респектабельных лестниц; часто протираемые и не сильно любимые уборщицами книжные полки из красного дуба; озадаченный Достоевский, сверлящий глазами конспект, и пытающийся понять отношение физических величин к математической статистике. Достоевский - предмет для интерьера особенный. Что есть этот интуит - и тогда места для пыли добавляется больше; что нет этого интуита - и фон читальни совершенно не меняется. Поначалу. Встревоженный шорох страниц, нервный тик правого века, закушенная до крови губа, трясущиеся от страха перед зачетом пальцы; и мгновение, когда непослушная серая челка падает на глаза, закрывая драгоценные для понимания этиком буквы. Мимо прошла уборщица-Дюма, положив на столик Гуманиста маленькую конфетку. Фолиант перед Достоевским нехотя пошатнулся, и поглотил угощение. Послышалось тихое, аристократичное чавканье. Наконец, Достоевский отшатнулся от столика, поправив лампу дневного света. Холодные, грубые лучи обрамили лицо маленькой лапушки, интеллигента; серые, с зелеными прожилками глаза активно заморгали. Губы повторили неподдающуюся зубрежке формулу, и бедный студент вновь уткнулся в конспект, находя тысячи новых описаний используемых в Excel'e таблиц. Пальцы, чуть ли не ломаясь от напряжения, держат корешок книги. Тишина соблаговоляла учебному успеху. Пару-тройку формул юному Гуманисту всё-таки удалось выучить. А на столе чуть позже возникла ещё одна конфетка. - Хей, Штирли! Мы тебя позже подождем! - Хорошо, ребят, я только книгу отдам. Я быстро! - А мы тебе не верим! Штирлиц раскатисто рассмеялся, еле подавив укол в груди. Затронули, называется, болевую функцию. Компания, громко топча по университетскому коридору, умчалась прочь, оставив Штирлица разбираться со своими долгами. ЛСЭ подошел к стойке. Никого... Хм. Странно. Около парт и длинных шкафов стояли большие ведра с водой; стеклянные двери - непременный атрибут библиотек - распахнуты настежь. Читальный зал - полупуст; няшка-Есенин, бывшая девушка Штирлица, приветливо улыбнулась ему, приглашая логика к себе на парту, но Штир отвернулся, предпочитая не ворошить прошлое. - Шти-и-ир! - радостно вскрикнул Роб, - подойди ко мне! У меня к тебе дело особой важности. Админ улыбнулся, сразу вопрошая: - А какое же? - Бизнес! - поднялся интровертный логик, - Бизнес, в котором ты явно рулишь! - Ну-ну, - усмехнулся Штир, - я уже попытался преуспеть на опционах. Не получилось. - Ты на опционы позвал Напа и Баля, а те потом отыграли твою ставку назад, - весело улыбался альфиец, - Я же стопроцентно не обману! - Вы с Доном в этом похожи. Настоящие шалопаи. Электронные часы на его руке ощутимо затикали. Штирлиц удрученно вздохнул. - Ладно, Роб, я побежал - нужно книгу вернуть... - Так там уже закрыто, друг, - удивился Аналитик, - Вернуть можешь только завтра... - Завтра?! У меня совсем другие планы на завтра. Я в библиотеку просто не попадаю. - А ты не переживай, - подтягивая к себе ноутбук, заявил Робеспьер, - библиотекари не сильно-то и справляются со своим распорядком. Задержи книгу на пару дней, подумаешь! - Нет, друг, не могу я так... Хотя... Взгляд белого сенсорика нагло уткнулся в стеснительного студента, притаившегося в укромном уголке с книжкой по матанализу. - Молодой человек!... Достоевский обернулся. - Это вы мне?.. - Да, тебе. Слушай, не окажешь услугу, сможешь завтра отдать книгу в библиотеку? Я тут совсем не надолго, буквально минут на пять забежал, а библиотека уже закрыта... Скажешь, что от Штирлица, они там поймут... Хорошо? Достоевский протяжно выдохнул. Отказываться от того, чтобы помочь человеку, было не в его правилах. - Да, конечно. Положите книгу на стол, я её заберу. - Спасибо. Минута молчания. Уткнувшись в книгу, Гуманист краем глаза заметил, что нежеланный по его душу незнакомец даже не хотел уходить. - И... молодой человек... - Да? - отодвинувшись от своего фолианта, воскликнул Достоевский. - Вы очень красивы. У вас точеный, греческий профиль лица. Думаю, по вам бы можно было поставить пьесу "Орестея". Я, конечно, не мастак говорить такие слова, и на театрального критика не обучен, но... ЭИИ покраснел с головы до пят, искренне желая провалиться сквозь землю. - Хей, Штирли, ну что - пойдем в бар? - Нет, ребята, мне пора работать. Правда, завтра увидимся. Гексли изобразила грустную мину. Максим поднял бровь. И лишь Бальзак тихо хмыкнул, и ничему не удивился. - Слушайте его насчет планов побольше, вечно обещания не выполняет, - шепотом высказал он. - Штир, слушай, ты уволился буквально пару дней назад. Давай хотя бы это отпразднуем! - Милая моя Советчица, ничего ты не понимаешь, - привычно усмехнулся ЛСЭ, - я должен найти работу. И вернуть тебе долг. Помнишь? - Не-а, я уже забыла, - с радостной улыбкой сказала Гексли, - Да и в самом деле, кому деньги нужны больше друзей... - Мне, - коротко ответила Джек. Одного взгляда в её сторону хватило понять - она не шутила. - Деньги нужны затем, чтобы их тратить, конечно же! - Соглашусь, подруга! - радостно закричала Гексли, - Ну так давай потратим их с пользой!.. - Я за ними присмотрю, - подмигнул Габен своему зеркальщику, - Только ты отдыхать не забывай. Хорошо? - Ох уж эти заботливые. Сам такой же. Ладно, идите, - засмеялся Штирлиц. Шумная компания гурьбой покинула подъезд. На стене красовалась пара новых надписей. Кнопка лифта немного потускнела. Чуть-чуть запахло гарью. Убедившись, что никто не помешает, Штирлиц закрыл наглухо дверь и мигом вошел в интернет. Браузер пестрел разными иконками, открывая все больше вкладок социальных сетей. - Мне нужен один профиль, вот этот... да, точно, стопроцентное попадание! Как хорошо, что его бейдж был на краю стола. Резкое пиликанье будильника. Вкладка сообщений. Непрочитанные. Ага... - Что ты делаешь сегодня вечером после библиотеки? Сонно озираясь, Достоевский проверил наличие книги на полке. Её не было. - Скорее всего, попытаюсь вспомнить, вернул ли я твою книгу. Худая рука лениво опустилась на подушку. Этик считал барашков и ловил третий-четвертый сон за утро. Книга Штирлица, уже с закладкой, мирно лежала у тумбочки, и располагала к длительному обсуждению творчества Туманного Альбиона времен сёстер Бронте, и особенно крепко касалась творчества младшей сестры, унося читателя в мир романтических переживаний...