Мои наброски

В этом городе фабрика не умолкает даже по ночам. Мощная, наступающая на притихший город, она светит резким светом желтых прожекторов, дымит и призывно гудит в тишину. У подножия плещется черное море, с отвращением лижет ей ноги, целует небрежно воткнутые в песок лестницы, оставляет плевками мазки нефти и грязи. На асфальте сидит зареванная девчонка пяти лет с ободранными коленками и хрипит, кашляет в грязный кулачок: сорвала голос от попыток упросить фабрику прекратить дымить, портить здоровье ее матери, самочувствие которой ухудшается с каждым днем. Гигантская машина глуха к человеческим мольбам и сильнее раздувает пламя и обжаривает подошвы будущих башмачков бедняков («Покупайте только у нас, чинить приходится лишь через неделю после покупки, гарантий не даем!..»), неряшливо штопает ткань, небрежно наклеивает пуговицы – дешевизна дает о себе знать. Кто, как не эта маленькая девочка знает, как дорого нынче обувь? Но она бы отдала этой сердитой и пузатой фабрики те красивые розовые туфельки, которые недавно принес ей папа, только чтобы задобрить и упросить хоть на одну – всего на одну! – минуту помолчать и дать развеяться тяжелому оседающему дыму в прохладе свежего ветра. Неожиданно она замечает вдали, в пыльной, плохо освещенной фонарями дороге легкую фигуру своего папы: он придерживает шляпу, спешит, неуклюже спотыкаясь, и полы его пиджака нелепо взметываются вверх всякий раз, когда он подается вперед. Девочка сжимает кулачки в бессилии, и в ее глазах зажигается недетское, озлобленное понимание происходящего. Фабрику не остановить посулами. Но ее можно и убить?