Come Into My...

...Come into my parlor said the spider to the fly (c)

Осень не принесла долгожданного облегчения от летней жары. Зной изводил его, ввергая в странное состояния полусна. Постепенно и плавно мысли забрели в края, где ожидал он. И тогда Уилл смог сказать, вслух, чтобы услышать самому: – Я скучаю. Скучает вопреки здравому смыслу и инстинкту выживания; скучает по долгим беседам, ощущению почти родственной близости или больше – близости умов. И уж совсем странно, но скучает, отринув всю выгоду и ужас, что приносил их альянс, по человеку. Но человеку ли? В этом и ответ – можно ли так скучать по человеку?.. Под рубашкой, под ладонью, прижатой к впалому животу (он никак не мог набрать прежний вес, сколько бы не ел), хранилось свидетельство их расставания – шрам. Белый – на загорелой коже. Новая кожа. Тело старалось сгладить физический вред, разум тоже пытался… восполнить ущерб. Уилл знал трюк, чтоб это сработало. Но не хотел. Поэтому просто запер образы в дальнем уголке – чтобы иметь возможность возвращаться. Хотя бы иногда. Удивительно, как полтора года растянулись в десяток лет. За малое количество времени он успел отдалиться, ампутировать больную часть себя и проснуться в шкуре другого человека. Не поторопился ли он сложить фигуры в ящик? Не стало ли это бегством? Будто жизнь в Балтиморе окончилась смертью, и тот, кто умер в крови и отчаянии, – другой Уилл Грэм. Порой он размышлял, не придумать ли шраму какое-нибудь правдивое объяснение. Он бы смог. Но не хотел. На нем висело много грехов, однако, отрицание собственной сущности не входило в их число. Больше нет. Спасибо другу, который научил его смотреть прямо в глаза буре, идти сквозь неё, оставаясь невредимым. Вот тому другу – спасибо. Силуэты людей из прошлой жизни расплывались на периферии сознания и вообще казались нереальными. Он держался за настоящее, он воскресал каждый день, вставал с постели, чувствуя – каждый раз, – что не имеет ничего общего с тем, кем заснул накануне. Мозг стирал информацию за прожитые сутки, и в этом заключался самый главный талант нового Уилла. Все силы его и способности были затрачены на последний рывок. Может, ночью он что-то и видел… Может, и плавал во мраке вечность. Но утром, слава Богу, знать не знал о душе, стенающей в аду. И через полтора года, нечаянно и достаточно легко свернув на дорожку, приведшую его в сокрытое тенями королевство, не испытал потрясения, как и не ринулся в страхе прочь. Оказывается, незабвенные «чертоги» находились недалеко. Вероятнее всего, во сне он часто прогуливался мимо них или даже захаживал внутрь. Потому что слишком просто и естественно возник в его сознании знакомый – вовсе не размытый и блеклый! – образ. Уилл раздвоился. Часть него осталась в лодке, залитой солнечным светом, часть шагнула навстречу фантому, грезя наяву. Уилл мог бы предвидеть, что занятие рыбалкой погрузит его в транс, отрывая от действительности. Мог догадаться, что в покое больше опасности, больше шансов провалиться в запределье. Но не захотел. – Я скучаю, – сказал он двойнику, поджидавшему его в пестрой летней тени. На самом деле, друг никогда не приходил к нему, чтобы провести время словно парочка деревенских простофиль, посидеть на веранде, почесать языком. Но разум постарался создать картину, ничем не напоминающую реальность, и в мире грез друг встретил его именно в таком виде. Загорелый, как Уилл, в белой рубашке и небезупречных мятых фермерских брюках, расслабленный, чуть вспотевший из-за жары. Он, улыбаясь, встал с плетенного кресла и, сунув руки в карманы, подошел к ступеням, ожидая, когда Уилл поднимется. Уилл начинал говорить с ним еще у забора. Обычно сон заканчивался, едва он достигал веранды, и Уилл не тратил время зря. – Я знал, что ты меня покинешь. У меня не было иного выхода, – он открыл и закрыл калитку, ступая на мощенную дорожку. – Я готовился к этому, поняв, кто ты и какой конец будет у наших отношений. – Несколько шагов сократили расстояние между ними, осталось столько же. – Я хотел собрать как можно больше с ветвей нашей дружбы. И, конечно же, знал, что впрок не надышишься… И все же я пытался… напитаться, наполниться ею, чтобы, если переживу тебя, у меня было хоть что-то… Было хоть что-то, чем можно жить. Он остановился перед лестницей, глядя снизу вверх на гениальное творение собственного воображения. Истинный шедевр. Фантом улыбнулся. Уилл почувствовал, что погружается в безумие скорби. – Колебался ли я? – Уилл озвучивал обе роли, задавая вопросы, терзавшие его с тех самых пор. – Конечно… Я решался очень долго. И до последнего момента стоял на цыпочках, не смея пошевелиться, чтобы не переступить черту. На самом деле, я по-прежнему не уверен… что не пошел бы. Знаю, в глубине души, я помню, не думай, что я свихнулся, поверив, что прошлое – выдумка. Я помню, что ты не умер… И значит ли это, что у меня все еще есть возможность… Как считаешь? Есть? Запрокинув голову, щурясь от призрачного солнца, Уилл посмотрел на друга, а потом произнес, хоть и возненавидел себя за эти слова: – Если ты вернешься, я умру. Мое сердце не выдержит, если ты появишься, нарушив границу сна и реальности. Поэтому… не приходи, пожалуйста. Никогда не возвращайся. Я заклинаю тебя, если что-нибудь для тебя значу. Сознание начало насмехаться над ним, искажая изображение. Всего лишь ответ на его просьбу – напомнить, что оно не настоящее. Но от этого тоска не стала меньше, а боль – слабее. Он долго был один, потом случилось знакомство – он нашел кого-то для себя, себе подобного. А теперь он снова один. Удача, страшная и неожиданная, отравила ему душу. Сделала его неполноценным, разбив защитную оболочку независимости. Оторвала от него кусок, а может даже, целую половину. И сколько он не проживет в дальнейшем, чувство потери, недостатка будет сопровождать его на протяжении всего пути. Тем не менее, каждый раз на свидании с призраком он просил об одном и том же – не возвращайся. Уилл вздрогнул, роняя удочку на дно лодки. Дотронулся до лица, словно бы чужого, нечувствительного к прикосновениям. То ли от слепящего света, то ли от волнения, вызванного видениями, глаза были полны слез. Уилл посидел, прислушиваясь к себе. Боль пульсировала несколько секунд, а потом потухла, и он смог вернуться в реальность. Плохо, что отключки наяву возобновились. Забыть сон теперь будет не так-то просто. Уилл вздохнул, взял удочку и стал сматывать леску. Сегодня он остался без улова. Придется плыть назад ни с чем. Уилл обернулся, глядя на берег. На домик, приютившийся в тенистой роще. Это его маленькая идиллия. Спасение от действительности. Он еще долго не выйдет в море, проведет в отшельничестве недели, работая над восстановлением границ своего мира. Солнце пекло очень сильно, пока он греб к берегу. Точно кто-то положил ему на затылок горячую тяжелую ладонь и не снимал её, сколь усердно не старался бы он избежать болезненного контакта. – Вы уверены, что хотите перевести его, доктор? Нам не поступало никаких распоряжений на сей счет. Медсестра заглянула мужчине в лицо, он ответил ей терпеливым благодушным взглядом. – Уверен, – промолвил он и положил руку на плечо пациента. Сестре Паркер движение показалось несколько неуместным, будто доктор имел какое-то отношение к этому человеку. Но сверившись с документами, она была вынуждена признать, что все законно. Пациента Уилла Грэма, находящегося в коме почти два года, переводят в другую клинику. Уж не значит ли это, что Грэму отказывают в шансе… Доктор, появившийся, чтобы проконтролировать перевод, словно понял, о чем она думает, и сказал, улыбнувшись: – Не беспокойтесь, сестра. Он будет в надежных руках. Я лично прослежу, чтоб никто не причинил мистеру Грэму вреда. Выждав немного, она кивнула. Наслышанная об истории павшего героя Уилла Грэма (впрочем, некоторые ставили под сомнение действия агента ФБР, но она верила в него), Молли Паркер желала мистеру Грэму скорейшего выздоровления… или просто выздоровления, раз уж сроки затянулись. Он достоин второго шанса. Этот доктор показался ей заслуживающим доверия. Он так же, как она, переживает за своего пациента. Быть может, тоже в курсе случившегося и искренне хочет помочь агенту Грэму. С легким сердцем сестра Паркер передала пациента в руки доктора Фелла и проводила их, глядя, как карета скорой помощи исчезает за воротами. – Когда ты решишь, что уже пора? – спросила Беделия в телефонном разговоре. –Что Уиллу пора просыпаться. – Пока еще нет. Он не готов, – мягко ответил Ганнибал. – Я говорил с ним… Мне кажется, он слышал. Когда он будет готов, он сам придет ко мне. А я встречу его и помогу вернуться. Время снов еще не окончено. И мы должны подготовиться. Когда Уилл очнется, он сделает это под моим контролем. Я хочу, чтобы он чувствовал себя в безопасности. Беделия, после непродолжительного молчания, сказала: – Как ты думаешь, что он видит, сейчас? Какие сны ему снятся? Ганнибал улыбнулся, она почувствовала по его голосу. – Я думаю, ему снится рай. Что-то нереальное, неосуществимое. Но я верю в Уилла, дорогая. Рано или поздно он захочет большего. Он найдет дорогу домой.