«В райском саду под деревом познания цвел розовый куст; в первой же распустившейся на нем розе родилась птица; перья ее отливали чудными красками, полет ее был — сиянием, пение — дивной гармонией». (с) Г.Х.Андерсен
- Рассвет - - Сынхён! Ты только посмотри… Молодой парень стоит на крыше небоскреба и пытается не волноваться из-за второго юноши, распахнувшего объятия вздымающейся из-под города заре. - Взгляни, эй! Сынхён послушно переводит взгляд с тщедушной на фоне толпы многоэтажек фигуры туда, куда указывает изящный тонкий палец с обкусанным ногтем. Розовые щупальца утра медленно наползают на крыши, заглатывая дом за домом. Он не считает это красивым, но определенно находит захватывающим. - Напомни, зачем мы здесь? - Чтобы мне больше не было страшно. - Так ты боишься жить или умирать? - Я боюсь не успеть, - Квон взмахивает руками, словно огромная птица, но движение обрывается на середине. А Сынхён думает, подходя ближе и укладывая ладони ему на талию, что все дело в том, что в Джиёне иногда чересчур много Джиёна. Иногда непонятно, как он вообще со всей этой тяжестью способен по утрам подниматься на ноги. - Пойдем домой? – шепчет Квон, разворачиваясь и утыкаясь холодным носом Сынхёну между шеей и плечом. Тот вздрагивает и кивает больше на автомате. - Конечно. Пошли. Домом они оба называют небольшую съемную квартиру, в которой живут всего месяц. Маловато для настоящего дома, но в самый раз, если вспомнить, что познакомились они месяц и один день тому назад. На полках вперемешку стоят медведи из коллекции Сынхёна и джиёновы побрякушки. В ванной настоящий коллапс из бутыльков, а в спальне кровать никогда не заправляется. Это лишнее. Обнимая Джиёна, Сынхён вновь задается вопросом, что держит его в этой странной квартире? Что держит его около этого странного паренька? Ответов нет. Может быть, они и не нужны?«Птица феникс! Разве ты не знаешь ее? Это она ведь пропела тебе марсельезу, и ты целовал перо, выпавшее из ее крыла; она являлась тебе в небесном сиянии, а ты, может быть, отворачивался от нее к воробьям с крыльями, раззолоченными сусальным золотом!..» (с) Г.Х.Андерсен
- Полдень - Сынхён разглядывает город сквозь размытую пелену дождя. Ветер вырывает зонты из рук одиноких прохожих и гнет деревья к земле. Джиён вышел без зонта, ветру он ни к чему, ведь так? Его нет уже целый день, и Сынхён никак не может найти себе места в квартире. Даже несмотря на то, что она крошечна, подходящего уголка все никак не находится. Он стучит пальцами по подоконнику и нервно цокает языком. Джиён вышел без зонта, а на улице настоящий кошмар. Где он? Если подумать, то Чхве встретил его точно в такой же день. Бушевала гроза, а ливень, казалось, прибивал к земле даже автомобили. Мокрый, взъерошенный, словно воробей, парень вбежал под навес и встряхнулся, обдавая ждущего свое такси Сынхёна волной брызг. «Извините», - сказал он и улыбнулся так, что у Чхве подкосились ноги, а сердце ткнулось в кадык. Наверное, что-то вроде этого и описывают во всех этих женских книжках. Что-то похожее на мгновенный перевод выключателя с «выкл» на «вкл». Без возможности отката. Сынхён не откатил бы, даже если бы захотел. Он тихо матерится, хватает зонт и выбегает на улицу, позабыв про куртку. Рубашка вымокает практически моментально, еще тогда, когда он только осматривается, прикидывая в какую сторону можно было бы побежать. - Вот дурак! – родной теплый голос обнимает его за несколько секунд до того, как то же самое делают руки. Сынхён разворачивается, неловко ударяясь подбородком о чужой затылок. Джиён ойкает и прижимает ладонь к голове. - За что? - За то… - Сынхёну хочется кричать, смеяться, упасть в лужу и дрыгать ногами. Но он только хватает Квона в охапку и тащит в подъезд, - за то, что ушел без зонта. Именно за это.«Райская птица, каждое столетие погибающая в пламени и вновь возрождающаяся из пепла, твои золотые изображения висят в роскошных чертогах богачей, сама же ты часто блуждаешь бесприютная, одинокая!.. Птица феникс, обитающая в Аравии, — только миф». (с) Г.Х.Андерсен
- Закат - Объятый золотистым маревом хайвей стелется по земле, маня в неизвестность. Маня вдаль. Джиён лежит на капоте машины и беззвучно шевелит губами, нахмурив брови. - Мы тут надолго? – осторожно спрашивает Сынхён. Он уже отчаялся отследить их путь по карте или навигатору. Джиён игнорировал и то и другое, уверенно диктуя поворот за поворотом, а потом скомандовал привал. И вот они здесь. - Нет, конечно, - смеется Квон, ероша волосы и спрыгивая на еще только начинающую остывать землю. – Мы все здесь гости, я думал ты в курсе. А уйти домой, это единственный способ начать жизнь с нового листа. - Знаешь, - Сынхён задумчиво стряхивает робкие лучи солнца с ресниц, - иногда, лучший способ начать жить заново, это сгореть дотла. - Я думаю, что это – единственный способ. Квон убийственно серьезен сейчас, когда закат окрашивает его волосы в алый. Никаких полутонов, один лишь пурпурно-красный. Словно он уже начал тлеть и до новой жизни осталось совсем чуть-чуть. Он оборачивается, ловя Сынхёна глубокими и влажными, словно озера, глазами. - Все, что люди делают, все, что они произносят, служит лишь одной цели: попытаться не бояться. - Только попытаться? - Разумеется. Вся жизнь – всего лишь одна большая, заранее обреченная на провал попытка выиграть эту схватку. - Ты чересчур категоричен, - Сынхён примеряет эту теорию на себя. Обстоятельно, вдумчиво. К его собственному удивлению она ложится как влитая. Квон читает его, словно открытую книгу, потому что заливисто смеется, заглядывая ему в лицо из-под длинной челки. - Опровергни. Сынхён хочет отшутиться, но шутка проглатывается небытием сразу же, как только он поднимает взгляд. В глубине джиёновых зрачков нет никакого смеха. Там ужас плещется диким коктейлем напополам с надеждой. «Неужели он проигрывает?» - Сынхён не хочет думать об этом. В его жизни Джиён – величина постоянная, поэтому ничего не говорит. Он лишь дергает его на себя, пряча и от мира и от подступающих сумерек. Ему хочется забрать его себе полностью. Со всеми заскоками, потрохами и вредными привычками. С его сном до обеда и сумасшедшими идеями, сулящими одни только неприятности. Иногда, ему кажется, что тот даже будет не против. - Джиён, я… - тихо шепчет он, вдыхая горьковатый запах пропыленных волос и удивляясь самому себе, - не могу так. Давай аннулируем соглашение? Квон качает головой так, словно бы уговаривает маленького ребенка, и улыбается куда-то в сынхёновы ключицы. Чхве не видит, но чувствует это каждым напряженным нервом. Каждой клеточкой эпидермиса. - Так нельзя. Сынхён проглатывает рвущиеся сквозь грудную клетку слова и закрывает глаза, сильнее прижимая к себе худое угловатое тело. Джиён тихо кашляет, стараясь, чтобы Чхве не слышал, но он слышит. Не существует никаких «нельзя». Не здесь. - Полночь – Сынхён хотел бы, чтобы все получилось не так. Он хотел бы, чтобы в их маленькой квартире все оставалось по-прежнему. Чтобы он приходил с работы, сбрасывал обувь и устало валился на диван. А потом на него сверху падала горячая биомасса с кодовым именем «Квон Джиён» и, разминая ему плечи, рассказывала… О чем угодно. Сынхён готов был бы слушать о чем угодно. А вместо этого теперь слушает чей-то чужой бесцветный голос, утверждающий, что Джиёну никак уже помочь нельзя. И нельзя было уже очень давно. Гораздо раньше, чем дождь уронил этого чокнутого парня Сынхёну на голову. Он не верит. Заглядывает этому странному человеку в глаза, спрятанные за бликующими очками. Пытается вычислить ложь по интонациям, но это бессмысленно. Бессмысленно, потому что он прекрасно знает, что это правда. - Сынхён, эй, Сынхён. – Квон серьезен, как никогда. Он хватает Чхве за подбородок и вынуждает взглянуть себе в лицо. - М? – неопределенно бурчит тот просто потому что не хочет, чтобы Квон думал, будто ему неинтересно. - Обещай не любить меня. - Что? – Сынхён поднимается на локтях, убирая чужие пальцы в сторону, и хмурит густые брови, - о чем ты? - Нет… Ты можешь, конечно, но только не говори об этом мне, ладно? - Это же… - Просто давай заключим соглашение? – Джиён протягивает ему руку, ладошкой вверх, - пока мы вместе, это значит, что нам хорошо друг с другом… Это почти одно и то же. Этого должно хватить. Я не хочу. Давай без всей этой пошлоты. - Джиён, - смеется Чхве, пожимая руку и притягивая его к себе, - тебе кто-нибудь уже говорил, что ты фрик? В жопу соглашения. Сынхён несется к нужной палате, едва не снося на своем пути встречных медсестер. Он игнорирует просьбы и приказы остановиться. Ему нужен всего один человек. Нужен так, что сердце царапается изнутри, пытаясь выкарабкаться наружу. Так, как никто и никогда не был. Сынхён не думал, что может, что способен на такие чувства. Но вот они колотят в дверь, и с ними нужно считаться. Он не спросил, в какой палате лежит Квон, но лезущая сквозь грудную клетку мышца уверенно тащит его к предпоследней двери по левую руку. Сынхён распахивает ее, словно какой-нибудь киногерой. И замирает. Зеленоватые отблески от работающего медицинского оборудования совсем не похожи на пламя костра. Джиён испуганно смотрит на него, вертя в руках одного из его мишек. Он посмел взять с собой самого дешевого просто чтобы не было так страшно. - Прости, я отдам, я не думал… - бормочет он, едва шевеля губами, а Сынхён просто делает шаг. Один крошечный огромный шаг. Сразу до больничной постели, чтобы можно было обнять Джиёна всего и полностью. - Ну зачем ты… - всхлипывает Квон, цепляясь за рубашку на его спине, - мы же договаривались. - Я нарушитель, - Сынхён зарывается носом в пропахшие медикаментами волосы и замирает, - накажи меня. Медперсонал растерянно топчется в дверях палаты. Потом молодой доктор отгоняет невольных зрителей и просит одну из медсестер дать нежданному посетителю халат. Когда белый кусок материи ложится на его плечи, Сынхён даже не вздрагивает, лишь тихо благодарит, дожидаясь пока хлопнет дверь. - У меня не было шансов, - Джиён словно бы ждал того же самого, - у меня давно их нет. Я не хотел, чтобы ты… Но и отпустить тебя я не мог. Прости. Сынхён мотает головой, стараясь хотя бы на время больше не думать. Время… Ему отчаянно хочется задержать его бег, или хотя бы вернуться назад, к тому, как все начиналось, и попробовать хоть что-нибудь сделать. Или хотя бы просто замечать частые отлучки Джиёна в больницы, коробочки с обезбаливающим и снотворным и этот чертов огонь в его зрачках. Попробовать получить и отдать больше. Он сжимает его сильнее, жмурясь так, что под веками начинают летать разноцветные точки. - Возвращайся. Когда Джиён закрывает глаза, на его губах играет улыбка. Сынхён медленно обводит ее указательным пальцем и утыкается лбом в подушку рядом с его головой. Тихий шепот волнами стелется по палате, неловко спотыкаясь на писках оборудования: - Возвращайся ко мне… Новый рассвет наползает медленно, словно бы нехотя. Серость постепенно раскрашивается в розовые тона, будто кто-то проводит по ней кисточкой в разбавленной акварели. - Эй, - звонкий мужской голос разрезает тишину все еще не отступившей ночи, и теряется в гуле машин там внизу, - ты только посмотри… - Да, - отвечает ему второй, более низкий, - захватывающе. Дай мне руку… Иногда, чтобы начать жить заново, нужно сгореть дотла. Вместе.“Which came first, the phoenix or the flame?” “Hmm . . . What do you think, Harry?” said Luna, looking thoughtful. “What? Isn’t there just a password?” “Oh no, you’ve got to answer a question,” said Luna. “What if you get it wrong?” “Well, you have to wait for somebody who gets it right,” said Luna. “That way you learn, you see?” “Yeah . . . Trouble is, we can’t really afford to wait for anyone else, Luna.” “No, I see what you mean,” said Luna seriously. “Well then, I think the answer is that a circle has no beginning.” “Well reasoned,” said the voice, and the door swung open.” (с) J.K. Rowling, Harry Potter and the Deathly Hallows