Relax, гутталакс!

Подперев шибко мудрую голову кулаком, Рокудо Мукуро наблюдал за беготней. Сновали туда-сюда Кен и Чикуса, гоняясь за опальным Франом. Периодически подбегала взбалмошная МэМэ, трясла пред носом иллюзиониста-старшего какой-нибудь шмоткой от известных кутюрье, плевалась ядом и зеленкой, обещала убить маленького спиногрыза за порчу имущества и уносилась прочь на своем реактивном помеле. Одна лишь Хром молча сидела, как пришибленная, не принимая участия в безумном хороводе служащих шалмана. Сказать, что весь этот дом терпимости слегка настоебенил итальянцу, это просто принять вид матери Терезы и молча терпеть шум и гам постных рож. Маленький говнюшонок Фран заставлял всех стоять на ушах от рассвета до глубокой ночи, пока его не вырубало на ровном месте чувство сонливости. Или увесистый тапок, брошенный меткой рукой. Фран мелкий и Фран взрослый, конечно, не особо отличались. Просто один ссал в открытую, а другой стоически делал вид, что ему до фени происходящее. Однако, и тот и другой жабенок неимоверно бесили все население Кокуя-лэнда, включая, в общем-то, вселюбящую Хурму. Память взрослого-его подсказывала, что то, что творил его хренов ученик сейчас, еще самые цветочки по сравнению с тем, когда подростковые гормоны надавят на темечко маленького засранца, и тогда скорость поедания мозга «сее~нсее~я» неимоверно возрастет. И не убьешь ведь. А жаль. - Учитель! Учитель, за мной гонятся очкастый придурок и звериный идиот! – взмолился мальчик-тыблоко, пытаясь схоронится за диваном, который оккупировал Рокудо с чашкой кофе. - Пусть гонятся, - спокойно ответил учитель, сёрбая кофейком. Пара тумаков да пинок под пердак особых увечий не нанесут, но на некоторое время этого хватит, чтобы малец хотя бы минут на десять успокоился. Заметавшись по периметру захламленной комнаты, мальчишка удристал в коридор, по пути едва не столкнувшись с француженкой. Та покрыла, судя по перекошенному от злости лицу, зеленоволосого отборным матом на своем родном суахили, шлепнулась на диван к Мукуро и принялась липнуть, выпрашивая деньги на шопинг. Поморщившись, парень оставил иллюзию себя, отсчитывающего иллюзорные деньги реальной, к сожалению М. М., и ушел в комнату, служащей здешнему бедламу кухней. Напустив вокруг себя туман, называющийся «тут типа никого нет», бывший узник Вендиче стал поглощать арабику, краем уха слушая смачную ругань и вопли Франа, попавшегося скорым на расправу Джошиме и Какимото. Тело, к слову сказать, после того, как покинуло пятизвездочную колбу, постоянно требовало четыре вещи – спать, жрать, кофе и секс. Последние два пожелания преобладали, ибо со сном и едой в тюрьме вопросов не возникало – кормили его исправно, пусть и какой-то бурдой, больше похожей на микс первого-второго-третьего и десерта, а во-вторых большую часть своего заточения парень провел в полусне, отправляя свою душонку шастать по чужим телам и подглядывать за старыми знакомыми. Все равно делать-то нехрен было. Что касается кофе и плотских утех, то этого Мукуро был лишен, пока плавал с трубкой на роже. Он был, конечно, любимчиком Вендиче, но вот кофе, равно как и продажных женщин, поставлять ему почему-то не спешили. Наверное, потому что они сами затрахались бегать за постоянно удирающим иллюзионистом… С арабикой было покончено. Но хотелось еще. Лениво почесав пузо под майкой, парень хотел было снова ставить турку на плиту, но тут заметил кружку, сиротливо оставленную кем-то на обеденном столе. Кружка была полна кофе, порядком остывшего, конечно, но синеволосому было, мягко говоря, до задницы, арабика – она и в Японии арабика, и не важно, холодным или горячим употреблялось сие питие. Посмотрев по сторонам, и, поняв, что никто не спешит пить кофе, Рокудо изрек: - В большой семье не щелкай клювом! – и залпом, одним жадным глотком, опрокинул в себя содержимое кружки, чуть скривившись от горького гадательного предмета. Довольно облизнувшись, словно удав, заглотнувший крупного зайца, парень вышел из кухни, направляясь в сторону спальни. Тело насытилось и требовало сна. И бабу. Даже две. Но бабы, нормальной бабы, а не этих дур в соседней комнате, оподля не наблюдалось, поэтому Рокудыч обрушился на матрас, в объятия любимой правой принцессы. Пробуждение было не из приятных – солнце черпало горизонт своим кровавым боком, болела голова от позднего сна, а в животе как-то подозрительно бурчало. Спросонья могло показаться, что это позывные пожрать, но вот следующий скручивающий спазм внес прискорбную догадку в бытие итальянца. Быстро, путаясь в прицепившейся, как репей, простыне, парень припустил в сторону сортира, строя догадки о том, что такого можно было схавать, от чего бы пронесло. Но ход логических рассуждений, построений таблицы несовместимости продуктов и торопливых ворошений памяти пришлось приостановить, замедлить бег, горестно вздохнуть и направится в ванную, шоркая в раскорячку. Через энное время из омывальни выпал страшно злой, как бабушка Сатаны, Рокудо Мукуро быстрым шагом направился на поиски маленького говнюшонка, сыплющего приличным людям слабительное в чашки. Опальный паразит нашелся в своей комнате, засранной так, что мистер Пропер удавился бы, пытаясь ее очистить. Выудив зеленоволосого мальчишку из вороха комиксов, итальянец хорошенько встряхнул его, как пакет с томатным соком и прошипел: - Ты какого черта натворил, а, сраное яблоко? - А чего сразу я? – возмутился было ребенок, но, уловив инстинктом самосохранения, что лучше всего нарисовать чистосердечко, покаялся: - Да, это был я. А что я сделал-то? - Слабительное в кофе подлил! Фран разинул рот, поморгал и задохнулся: - Вы его выпили, учитель?! - Догадливый ребенок. Именно это я и напишу на твоем надгробии. - Погодите-погодите! – замахал руками яблочный Чиполлино. - Я ж откуда знал, что вы его выпьете? Кружка-то Кена была! Рокудо призадумался. И впрямь, вроде джошимовская. А может, и не его. Не важно. Выпил-то не адресат. Парень поставил Франа на ноги, ухватил за листок шапки и вкрадчиво пропел, приблизившись к лицу откровенно сущего ребенка: - Ну и что мне прикажешь сделать с тобой, за твое скверное поведение? - Ну… может, вы меня поймете и простите? – иллюзионист-младший сделал умильное лицо и большие, кавайные глаза. - Ага, пойму и прощу, когда задушу. - Ну… ну не надо… - жабенок, подавшись вперед, лизнул в нос растерявшегося от подобного хамства Мукуро и, вывернувшись из ослабевших пальцев, быстро убежал, на ходу крикнув: - Простите, я больше не буду! Рокудо обернулся, провожая взглядом улепетывающего ученика и подумал, что бабу он все-таки нашел. Конец.