***
Когда Элриндир ушел, Трин колебалась некоторое время, обдумывая, что же ей делать. С одной стороны в такую дождливую погоду ей не хотелось никуда идти. Хотелось лишь сидеть у огня, слушать умиротворенное потрескивание поленьев и пить горячий напиток из лесных ягод. С другой же, она до жути, до ломоты в костях хотела увидеть Анориата, прикоснуться к нему, вдохнуть его запах, который всегда сводил ее с ума. Девушка опустилась на стул рядом с очагом и рассеянно уставилась на огонь. Только в последнее время, еще до болезни, Анориат стал ее избегать. Они и раньше-то мало разговаривали, а потом их разговоры свелись к минимуму. И она догадывалась о причине – Нинель. Анориат смотрел на нее по-другому, не так, как на Трин. Нордка схватилась рукой за грудь в том месте, где билось сердце – оно болело от неразделенной любви. Душа же Трин металась из стороны в сторону, не находя успокоения. Соперничать с Нинель у нее не входило в планы, а отбивать Анориата тем более. Нордке не хотелось вредить Нинель или постоянно огрызаться на нее. Нинель хорошая, и Трин испытывала к ней некую симпатию и не винила в том, что Анориат обратил свой взор на нее. Но ревность - штука сложная и ее порой очень трудно контролировать. Хлопнув ладонями по коленям, Трин вскочила со своего места и быстро поднялась в свою комнату. Нужно уйти до того, как вернется отец из «Мороженого фрукта», где он сейчас наверняка закидывает десятую кружку эля в свой бездонный желудок, объясняться с ним как-то не очень хотелось. Отец хороший человек и не пустит свое чадо в такую погоду, да еще и куда-то на ночь глядя. Достав из шкафа сумку, Трин поскидывала туда несколько вещей, запасной плащ и обувь. Порывшись под матрасом, девушка достала припасенные деньги и, привязав кошелек к поясу, спустилась на кухню. Как и в случае с Элриндиром, нордка быстро набила свою сумку съестными припасами и, накинув плащ, больше ни медля и минуты покинула отчий дом. Не обращая внимания на то, что дождь и ветер почти били ей в лицо, Трин не сбавляя шага продвигалась вперед по дороге, то и дело озираясь по сторонам. Но сквозь густую пелену воды на десяток шагов ничего не разглядеть. Вряд ли в такую погоду волки осмелятся выйти на охоту. Вскорости серость дня сменилась вечерними сумерками, на улице стало еще темнее, чем прежде, и девушка очень испугалась, что может сбиться с пути и потому очень тщательно следила за колеями, оставленными колесами телег. Она даже не остановилась и не сошла с дороги, чтобы перекусить, все делала на ходу. Когда Трин почти дошла до Западной башни, то промокла практически до нитки, вода с волос стекала ей прямо за шиворот, вызывая ворох мурашек и холодя кожу. Уставшая и измотанная, она кое-как добралась до башни и вошла внутрь. В башне оказалось очень темно и холодно, сразу было видно, что тут долгое время не появлялись стражники. - Неужели Нинель права? – пробормотала нордка себе под нос и, быстро отжав полы плаща и юбки, покинула каменное, холодное и неприветливое строение. Нельзя задерживаться, нужно попасть за городские стены, и там она уже сможет отдохнуть… Если, конечно, там нет никаких вампиров. Но она этого не узнает, если не проверит. Когда Трин, дрожа от сырости и холода, дошла до арочных ворот, ей стало совсем жутко и страшно. Казалось, ничего не изменилось: жаровни продолжали жарко полыхать, и это несмотря на дождливую погоду явно поленья чем-то специальным полили, а стражников, несших ночную вахту, можно было рассмотреть благодаря фонарям, прикрепленным к поясам. Если бы не свет, освещаемый фигуры, то в темноте их было бы просто не видать. Но глубоко у нее внутри сидел и шевелился маленький комочек страха, противно дергая своими липкими щупальцами и заставляя девушку нервничать еще больше. Подойдя к деревянным двустворчатым большим городским воротам и окинув стражников, стоявших под дождем по стойке смирно и даже не морщившихся от того, что по лицам их бежала вода, глубоко вздохнув и отбросив все сомнения, Трин толкнула створку и вошла в город.***
Возвращаясь из трактира «Гарцующая кобыла», где у него была встреча с Анудвен, которая сообщила ему, что они выдвинутся завтра ближе к вечеру искать человеческую девчонку, Анориат плотно, закутавшись в плащ, спешил домой, стараясь не обращать внимания на ливень. А до этого у Анудвен были еще не завершенные дела. Подходя к дому теплых ветров, Анориат замедлил шаг, принюхиваясь к аромату, витавшему в воздухе, который не мог скрыть даже дождь, и всматриваясь в действо, развернувшееся перед его взором. Алые глаза почти безразлично смотрели на истекающую кровью, полумертвую и полуголую девушку, всю искусанную вампирами, которые сгрудились над ней, словно стая падальщиков. Кровь, смешиваясь с дождевой водой, растекалась по дороге темным пятном, жирной кляксой, оставленной дрожащей рукой писаря. Ее грудная клетка еле заметно вздымалась, а из груди вырывался тяжелый хрип. Когда его взгляд переместился на ее лицо, рубиновые глаза от удивления широко распахнулись. - Прочь! – скомандовал босмер трем вапирам, что с причмокиванием, практически высасывали последние капли крови из нордки, а заодно и жизнь из своей жертвы. Оглянувшись, вампиры зашипели на того, кто посмел нарушить их трапезу, но Анориат и бровью не повел на направленную в его сторону агрессию и твердым шагом стал к ним приближаться. Вампиры на мгновенье замерли под пристальным взглядом новичка, а затем немного стушевавшись и, переглянувшись между собой, отползли в стороны, скрываясь за темными углами домов и густой пеленой дождя. Подхватив практически бесчувственное и заледеневшее тело на руки, Анориат отправился в таверну «Пьяный охотник», которая сейчас была самым безопасным местом в городе и которая хранила воспоминания, так нужные ему в эти трудные времена. Помещение его встретило теплом и запахом засушливых цветов, воткнутых в щели между досок умелой рукой Трин еще до ее отбытия в Рорикстед. Свечи, зажженные по углам вкупе с разведенным огнем в очаге давали достаточно освещения, чтобы не натыкаться на разбросанные кой-какие вещи по полу. Пройдя в спальню, в которой жили девушки, Анориат бережно уложил Трин на ее кровать и, отыскав воду и тряпку, вернулся к девушке. Присев на край матраса и смочив тряпку в воде, он осторожно стал смывать кровь с ее тела. При этом сам еле сдерживаясь, чтобы самому не испить такой вкусной, судя по запаху, крови своей любовницы. Его сдерживало только то, что он хорошо помнил те времена, проведенные рядом с Трин, и был благодарен ей за те счастливые дни и ночи. А еще он помнил вкус ее блюд, которые, увы, сейчас не вызывали в нем ни аппетита, никаких вообще либо чувств. - Анориат. – Эльф вздрогнул и посмотрел на свою руку, которую накрыла бледная и холодная ладонь Трин. – Я снова вижу тебя, - прохрипела девушка, облизывая сухие и практически синие губы. - Мне очень жаль, но ты умираешь, Трин. – Не стал скрывать Анориат, с сочувствием смотря на израненную девушку. – Не вовремя ты сюда вернулась. - Я скучала. – Ярко-голубые глаза заволокла пелена слез. - Я очень, очень скучала, - девушка всхлипнула и, сжав пальцы Анориата из последних своих сил в своей руке, заговорила быстро, почти шепча, словно боялась или передумать, или не успеть закончить мысль: - Обрати меня! Я хочу быть такой, как ты! Всегда быть рядом! Не дай мне умереть, Анориат! Вампир сидел не шелохнувшись и не спуская с девушки внимательного взгляда алых глаз. Как же ему сейчас хотелось все обернуть в шутку, но язык не поворачивался. - Ты точно хочешь этого? - Да. Всем сердцем! Подавив тяжелый вздох, Анориат на мгновенье прикрыл глаза, а когда их распахнул, то кроме ледяного отстранения Трин, больше ничего не смогла в них рассмотреть. - Ты выбрала свой путь. С этими словами Анориат склонился над девушкой и, лизнув шею, вонзил свои клыки в ее плоть настолько глубоко, насколько мог. Трин дернулась, а затем затихла. Босмер чувствовал, что она жива и что молча терпит ужасную боль. Он вздохнул и сосредоточился на магии, что тонкой спиралью поднималась вверх по его венам и стекалась к клыкам, где уже преобразовывалась в яд, медленно вливаясь в тело тяжело дышащей девушки.***
Проснулась в этот раз я от промозглого холода, пробравшего меня почти до костей. А еще мой нос и щеки до такой степени замерзли, что на некоторое время пришлось спрятаться с головой в спальный мешок и погреть чувствительные части тела. Немного отогревшись, я нехотя выползла из уютного, но холодного кокона и, растерев руки и ноги, обулась. И вздрогнула. Обувь оказалась сыроватой после вчерашнего шлепанья по разжиженной земле. Поморщившись от неприятных ощущений, я подползла к сумке с продуктами, хоть и нужно идти, но на голодный желудок путь мой будет каторгой. Перекусив первым, что попалось под руку, аккуратно скатала спальный мешок, кое-как отряхнув одеяло и свернув его, убрала на место и застыла, когда передвинула вещмешок в сторону. Протянув руку, я дотронулась до холодного металла цепочки и аккуратно подняла за нее амулет. Помниться, когда я обустраивалась на отдых, его тут не было, или я просто не заметила его сразу? Повертев красивую безделушку в руках, я чуть не охнула, когда вспомнила о сне. Мои пальцы разжались, и амулет свалился на мягкую подстилку из хвойных иголок. Неужели это правда? И сон был явью? Несколько секунд посидев в ступоре и тупо пялясь на ровный отшлифованный камень, я тряхнула головой, прогоняя оцепенение. Насколько я могла судить, камень в серебряной тонкой витой оправе был темно-голубым, хотя, возможно, я могла и ошибаться из-за скудного освещения в этой пещерке. Быстро запрятала бижутерию в боковой кармашек сумки – о снах и прочей чепухе подумаю по дороге – сейчас же нужно выбраться из леса. На полусогнутых ногах дойдя до выхода и таща за собой поклажу на лямках, я присела и осторожно отодвинула густые ветки в сторону, молясь, чтобы поблизости не было ни одного хищника. И замерла, забыв даже дышать. Мой взор уперся не в зеленую листву или густые кусты и коричневые стволы, увидел не хищников, а ярко-золотистые глаза с темной окантовкой по краю прямо напротив моего лица. С секунду я таращилась в этот золотистый цвет, а затем взвизгнула, шарахнувшись назад в свое укрытие и запнувшись о лежащие позади меня сумки, кувыркнулась через них, взбрыкнув в воздухе ногами. Быстро перевернувшись на живот, застыла глубоко дыша. Это еще кто, даэдра его забери? - Не думал, что здесь кто-то есть, – задумчиво проговорил незнакомец мягким баритоном за природной «дверью». – Прости, не хотел напугать. Я просто… охотился. Устал. Искал укрытие для отдыха. Я все еще продолжала лежать на животе, упираясь ладонями в землю и шумно, урывками дыша. С одной стороны, я испытала облегчение - все же не дикий зверь, а с другой – вдруг какой маньяк-убийца. - Тук-тук! Женщина, выходи, я тебя не съем, - подал голос незнакомец после моего долго молчания. – Если ты хочешь притвориться мертвой, то советую дышать как можно тише... Или мне к тебе забраться? В последних словах послышалась явная насмешка. - Нет! Я выхожу, - мой голос оказался чуть придушенным и надрывным. Собрав все свое мужество в кулак, я на четвереньках подползла к выходу и, вновь раскрыв «шторы», с опаской выбралась наружу, косо посматривая на неожиданного нарушителя моего спокойствия. Им оказался эльф, только какой-то странный. Серая кожа и красный цвет волос выдавали его принадлежность к данмерам, а вот рост его был равен высокому эльфу. По комплекции он был чуть шире в костях, чем те же альтмеры, а под почти облегающей темной одеждой проглядывало крепкое, но гибкое тело зверя. Да, именно зверя. В его ауре я чувствовала опасность, от которой у меня зашевелились волоски на коже под одеждой. На бедре у мужчины висел меч и, судя по рукояти, он должен быть очень красивым и как минимум зачарованным, но ножны прятали его изящество от моего взора. Осмотрев эльфа еще раз, я заметила одну странную вещь. - Если ты охотник, где твой лук? Губы незнакомца расплылись в ехидной ухмылке, а в глазах появился странный блеск. - А я не говорил, что охочусь на животных.