Однажды он рассказал...

      Часы на стене неумолимы — пятнадцать минут до начала первой лекции. Всего пятнадцать минут. Опоздаешь, Саладин. Опаздывать нельзя.       Саладин навзничь лежал на полу своей преподавательской квартиры, зажмурив глаза, стиснув зубы, пытаясь удержать безумный хохот.       Преподаватель! Чёрт возьми, преподаватель! Зачем? Почему сейчас, сейчас, а не тогда, когда это было нужно, когда она так хотела?! Почему, проклятье, почему он не сделал этого раньше?..       Первые дни после потери он просто себя не помнил — надо было остановить войну. Потом, оглушённый, как будто летел в эту пустую бездну, пока магистр Леонард не выдернул его оттуда. И Саладин ушёл в работу с головой. Сразу же, не позволяя себе даже мысли ни о чём другом, кроме неё, забивая ею пустоту внутри, отдавая все силы, чтобы не думать, не чувствовать, не вспоминать... а сейчас, перед самой лекцией, его накрыло. Терзало, ломало, выворачивало, перемалывало жерновами одно-единственное «почему».       Двенадцать минут.       Подумай о других. Тех, кого ты спасал все эти годы. Мужчины, женщины, дети...       Незаменимых нет. Не я, так другой бы встал на моё место...       И возможно, был бы не так удачлив и умел.       Мы были бы больше вместе, семья...       Десять минут.       Надо идти. Это всё равно бы ничего не изменило, ты знаешь. А война всё равно бы пришла. Победа была твоей, ты помнишь? Ты удержался бы? Отсиделся среди мирных, чтобы погибнуть вместе с ними?       Нет. Конечно, нет. Маг моей квалификации автоматически становится военнообязанным. Дело не в войне, не в ней! В том, что было до неё... Я не смог сделать их счастливыми.       Семь.       Неправда. Вы были счастливы. Прошлого не изменить. Зачем думать о сделанном или не сделанном? О возможном и невозможном? Это прошлое. Оставь его. Каким бы оно ни было, оставь.       Шесть.       Немой крик корёжит рот.       Вставай, Саладин. Тебя ждут.       Четыре.       Вдох. Выдох. Медленно, пошатываясь, встал, сгрёб со стола папку, сжал в руке посох. Пешком не успею. Протолкнул через саднящий едкий ком в горле воздух, произнося заклинание, и распорол пространство аудитории, материализуясь за кафедрой. Идеально точно.       Смертельно бледный, собранный, с лихорадочно горящими глазами, Саладин обвёл аудиторию взглядом, не останавливаясь ни на ком из притихших курсантов, и начал:        — Здравствуйте, курсанты. Меня зовут Саладин. С этого момента и до конца вашего обучения я буду преподавать у вас тактику боя с магическим противником. Я здесь по приглашению магистра Леонарда, и моя цель — научить вас выживать в столкновениях с носителями волшебства разного рода, будь то магическое существо, либо человек, обладающий даром. Кому-то мои методы могут показаться спорными, кому-то недопустимыми, но вам придётся их принять, потому что в вашем случае ученье не свет, а жизнь. Ваша жизнь и жизнь тех, кого вы призваны защищать. Новость хорошая: всю необходимую вам информацию я буду давать сам. Никакого дополнительного времени в библиотеке. Также я не буду контролировать посещаемость: это целиком и полностью вопрос вашего благоразумия. Новость плохая: контрольная работа может быть в любой момент. Именно потому, что в бою ваш противник не будет так любезен, чтобы подождать, пока вы отыщете конспект и освежите знания. Количество часов по данной дисциплине будет увеличено, процентное соотношение практической и теоретической части изменено. Курсант, не сдавший тактику боя с магическим противником будет отчислен, даже если это будет единственной дисциплиной, которую он провалил. Учтите — поблажек не будет. Никогда. Никому. И ни при каких обстоятельствах. Титулы и финансовое положение для меня не имеют никакого значения. Надеюсь, это понятно. Теперь открываем конспекты и записываем тему лекции.        — Сэр, — догнал его после занятия один из курсантов, — разрешите задать вопрос?        — Задавайте.        — Вы говорили, что научите нас выживать, но ни слова не сказали о том, чтобы побеждать. Почему?       Саладин смерил юношу взглядом.        — Вы внимательны, курсант. Это похвально. А ответ на ваш вопрос будет очень простым: мёртвые не побеждают.       Это был первый курс, с ними прошло легко. А вот второй попытался объявить ему войну. Саладин был чужаком, магом. Курсанты обожали его предшественника, добряка и балагура сэра Мэлори, поэтому сурового, неизменно сохраняющего жесткую дистанцию Саладина приняли в штыки. Одну из лекций они пытались сорвать мычанием. Саладин накрыл их печатью тишины. Они не писали, молча глядя на него в упор, выжидая, что будет дальше. Дождались, шарахнулись назад как по команде: тетради перед ними вдруг вспыхнули оранжевым пламенем. Не дав панике охватить аудиторию, Саладин убрал огонь:        — Это была иллюзия. Вам придётся столкнуться и с иллюзиями, и с настоящим магическим пламенем. Те, кто жаждет расстаться с жизнью, в один прекрасный момент не отличив одно от другого и сгорев заживо, могут прямо сейчас, сию минуту покинуть аудиторию и Академию. Все остальные открывают конспекты и внимательно записывают.       Не ушел никто.       Курсанты не пожалели. Каким бы странным ни казался новый преподаватель, как бы ни был строг с ними, на его занятиях было интересно, а строгость постепенно стала казаться оправданной. В качестве зачета или экзамена он мог устроить на себя облаву, и это было куда круче нудных письменных экзаменов и ответов по билетам.       Магистр Леонард на молодого преподавателя нарадоваться не мог, всё больше уверяясь, что Саладин — его лучшее приобретение для Фонтероссы. С коллегами волшебник держался неизменно вежливо и дружелюбно, но обособленно, не сближаясь ни с кем.       «Умница, мальчик, — думал Великий Магистр. — Всё правильно делаешь». И постепенно, исподволь загружал волшебника административной работой, обсуждал организационные вопросы, беседовал о политике, брал с собой на переговоры, знакомил с важными людьми для Фонтероссы...