Не герой

Уставая от роли героя, я неизменно прихожу к Гарри. Темная комната встречает тусклым светом лампы и терпким запахом алкоголя. Так привычно. Ничего иного и ждать не стоит от умирающего ублюдка Озборна. Ты сидишь, раскинувшись на отцовском кресле, словно господин. Смотришь исподлобья, вливая в себя обжигающую жидкость. И сколько пошлости в этом прищуренном взгляде, в этой надменной улыбке. Так и хочется стереть ее с твоего бледного лица. Сломать, унизить, разбить. Меня ведет только от одного взгляда на тебя. На жалкое подобие моего лучшего друга. На то, что с тобой отчасти сделал и я. - Чего ждешь? В голосе вызов, как будто бы в тебе еще осталось что-то живое. - Ты опять пьешь. Нужно чем-то заполнить пустоту и съедающую тишину. Глупые слова вполне подойдут. От тебя за версту несет смертью, страхом и разложением. Грязные пороки отца мерзкими пятнами расходятся по твоему телу. Что ты чувствуешь, зная, что умрешь? Что ты чувствуешь, зная, что я трахну тебя в очередной раз, как дешевую блядь, которую даже лень раздеть? Скидываю с плеч легкую куртку, слишком уж легкую, в такую ветреную ночь. Ты пристально следишь, пальцами выбивая бессмысленный ритм по лакированному столу. Медленно подхожу, словно играючи. Твое напряжение забавляет. Страх в глазах откровенно смешит. Жестокость струится по венам, подобно обжигающему яду. Сердце неустанно разгоняет черноту и скверну по крови. Днем герой, спасающий невинных, ночью – мразь, терзающая лучшего друга. Определенно, Америке нужен не такой идеал. И тебе тоже. Пояс с тяжелой бляхой летит в сторону. Граненый бокал, наполненный дорогим виски, выскальзывает из подрагивающих пальцев. Пытаешься делать вид, что это тебя не пугает, не волнует, не заботит. Но это же не так. Мы оба знаем, что тебя пиздец как трясет в моем присутствии. Отступаешь к стене, пока не упираешься лопатками в холодный камень. Глаза лихорадочно блестят, то ли от алкоголя, то ли от страха. Пальцами нащупываешь неровности в поверхности, цепляешься за них ногтями. Будто так будет легче. - Боишься меня? Правильно, всегда бойся меня, Гарри. Шепчу в самое ухо, обдавая горячим дыханием раковину, веду губами по хрящику, замираю, прикусывая мочку. - Мы же друзья, Питер. Надломленный голос звучит жалко. Старый психологический прием, взывать к жалости. Не будь идиотом, это не сработает. Умно, но нет. Медленно веду носом по твоей шее, вдыхаю горький запах пойла, наполняющего твое гниющее тело. Кажется, ты даже перестаешь дышать. Но сердце бьется, словно плененная птица, все сильнее, расходуя силы. Руки беспорядочно шарят по исхудавшему телу. Беззастенчиво лапаю, проникая руками под рубашку, сжимаю ягодицы, царапаю ногтями живот. Вжимаешься в стену, отворачиваясь к окну. Пытаешься не думать о том, что происходит. Жгучий, нетерпеливый поцелуй, возвращает тебя к реальности. К той реальности, где ты жалок, а я жесток. Пытаешься оттолкнуть, плотно сжимаешь губы, не отвечая на поцелуй. Прикусываю твои тонкие губы, в отместку. Дорогая рубашка рвется под напором моих рук. Пуговицы отскакивают, рассыпаясь по полу, словно знаменуя начало пытки. Болезненно худое, еще более бледное, в свете лампы, тело манит меня, словно редкий бриллиант. Не сходящие синяки на ребрах, царапины на животе, мерзкие раны, оставленные твоей болезнью. Покрываю горячими поцелуями влажную, от пота, кожу. Веду руками вниз, очерчивая расплывающиеся линии синяка, оставленного мною. Иногда мне хочется быть нежным. И в тоже время меня коробит от этого. Ты – просто способ снять напряжение. Сам ведь этого хотел, шлюха поганая. Предлагал себя так откровенно. Так доступно. Поцелуи переходят в укусы. До боли стискиваю кожу зубами, впиваясь и оставляя следы. Хочу, что бы все знали, что ты мой. Только мой. Подаешься вперед, чуть прогибаясь в спине. Как бы грубо я не действовал, тебе неизменно будет нравиться. Потому что это я. Потому что это ты. Тело под пальцами кажется неестественно горячим. Настойчиво глажу тебя, сжимаю, ласкаю. Губами касаюсь затвердевшего соска, прикусываю, вырывая недовольное мычание. Заглядываю в твои глаза и вижу пустоту. Резко разворачиваю к себе спиной, ты привычно прогибаешься, подставляясь. Нетерпеливо стягиваю с тебя штаны. Белья ты не носишь. Упираешься руками в стену, закусываешь губу. Приставляю пальцы к твоему рту, и ты принимаешься их облизывать. Тесно обхватывая у основания губами, скользишь влажным языком по фалангам, самым кончиком смачивая слюной. Теснота и жар твоего рта, сводит с ума. В штанах становится тесно и горячо. Другой рукой крепко сжимаю член, сквозь брюки, неосознанно потираясь и двигая бедрами. Вынимаю влажные пальцы, веду ими по спине, заставляя прогнуться еще сильнее. Опускаю ладонь на худые ягодицы, развожу их, крепко стискиваю и отпускаю. Ты молча терпишь, хотя и испытываешь унижение, расставляя ноги шире, раскрываясь передо мною. Влажный, обильно смазанный слюной палец легко проникает в растянутую дырку. Ты подаешься назад, насаживая, почти неосознанно ища моих ласк. Два пальца двигаются в твоем теле. Мягкие мышцы плотно обхватывают, сжимаясь и расслабляясь. Добавляю третий палец. Становится больно. Ты ногтями скребешь по стене, тем не менее, не проронив и слова. Резко двигаю пальцами внутри, ладонь шлепает по промежности, соприкасаясь с мошонкой. Ты что-то мычишь и шепчешь, закусив тыльную сторону ладони. Растягиваю тебя слишком долго. Убирая пальцы, почти сразу же заменяю их членом, проникая резко и на всю длину. Вот теперь ты вскрикиваешь. Нет, кричишь. Потому что больно, туго, почти на сухую. Член двигается тяжело, мышцы раскрываются медленно, все еще слишком плотно обхватывая возбужденную плоть. Начинаю двигаться сразу в быстром темпе, не давая привыкнуть или расслабиться. Зажимаю рот рукой. Захлебывающиеся, пьяные крики оглушают. Сбивают настрой. Резко засаживаю, чувствуя, что становится легче двигаться, хотя кровь не лучшая смазка. Порвал. Опять. С каждым разом член двигается все легче и легче. Бархатные стеночки прохода поддаются легче. Я наращиваю темп еще быстрее. Буквально втрахиваюсь в тебя. Тело покрывается испариной. Ты дергаешь, мычишь, стонешь. Ноги подгибаются, но я удерживаю тебя, перехватив поперек живота и прижав лицом к стене. Пошлые звуки от соприкосновения наших тел разлетаются в воздухе, тошнотворно-душный запах секса наполняет комнату. Чувствуя близкую разрядку, вхожу особенно глубоко, впиваюсь зубами в твое плечо. Вязкое семя, смешиваясь с кровью, заполняет твою использованную дырку. Резко вынимаю, тем самым в очередной раз, причиняя боль. Ты сползаешь по стене, оседая прямо на пол. Между ног влажно и липко. Проводишь рукой, стирая кровь, смешанную со спермой. Прижимаешься затылком к стене. Губы искривляются в какой-то неестественной, сумасшедшей улыбке. Смех раздается по комнате, оглушая. Сердце сжимается. Я задыхаюсь, словно этот смех душит, вырывая из меня все то хорошее, что есть и, оставляя голое, отвратительное нутро «героя». Мне правда жаль, Гарри. Ты прав, Человек-паук не герой и не дает надежду, он каждый вечер отбирает ее у лучшего друга, а потом разбрасывается ею же для всего остального мира.