…
Ливень разыгрался не на шутку, по дорогам уже вовсю бежали ручьи. Водители снижали скорость, пытаясь хоть что-то разобрать впереди себя на дороге, но это было довольно-таки сложно, из-за чего отовсюду слышались ругательства и машинные гудки, а так же изредка резкие звуки тормозов, слава Богу, всегда срабатывающих вовремя. В такую непогоду любой нормальный человек предпочтет остаться дома в кругу семьи. Но в том то и дело, что любой “нормальный”. О тех, кто к числу “нормальных” не принадлежит, стоит заметить, что они вполне могут сидеть в своих машинах, пить что-нибудь не слишком приятное на вкус и предаваться воспоминаниям. Такая картина, что описана выше, была уже в его жизни не впервые. Он привык уезжать на своей машине подальше от проблем, привык обжигать горло выпивкой, но все еще никак не мог привыкнуть к воспоминаниям, всегда не вовремя настигавшим его измученную голову и истерзанное сердце. Любое, даже самое короткое воспоминание, отдавало горьким привкусом во рту. Именно поэтому он начал пить, так он стирал этот привкус. Конечно же, пить ему было можно не всегда. Был период в его жизни, когда любая выпивка была противопоказана. Иначе бы организм просто не выдержал бы действия сильнейших антидепрессантов. Но этот период в его жизни прошел как в тумане. Тогда даже воспоминания не всегда осмеливались нарушить его покой, только врачи в белых халатах, болезненные уколы и, кажется, ремни на руках остались в его памяти. Сейчас же священный Ритуал, как он сам окрестил это действие, был в самом разгаре. Бутылка вина, заметим не самого дорого, была на половину пуста. Любимая жена сказала бы, что это глупое расточительство. Но с того момента как она, эта женщина, в которой желчь была главной составляющей, стала его женой, она перестала быть желанной. Любимой же она никогда и не была. А осознание того, что вернуть что-либо уже нельзя пришло слишком поздно, из-за чего и брак расторгнуть стало почти невозможно. Тем не менее, брак не мешал ей продолжать жить так, как она привыкла, с размахом. Что еще можно было терпеть. И со случайными партнерами на ночь. С чем мириться уже было нельзя. Но он это терпел, хотя возможно, что просто не замечал? Кто знает. Зато вопрос, почему он перестал желать эту женщину, отпадает сам собой. Любому бы было противно прикасаться к той, которая уже побывала у кого-то в постели, прежде чем вернуться домой. Таким образом, брак не имел особого значения для него. Разве что только маленькая дочка была главным связующим звеном в их семье. Да, пожалуй, дело было именно в ней. Малышка и не подозревала, что папа, которого она любит всем сердцем, не бросил маму только потому, что желал для своей дочки нормальной полноценной семьи. По крайней мере, полноценной. И все же маленькая, но очень сообразительная, она видела взгляд папы направленный на маму, и противоположный ему, взгляд адресованный Рицу. Новому знакомому. Сложить все имеющиеся факты было еще сложно, да и рано ей об этом думать, но одно она знала точно: дома папа несчастлив. Кроме того, она не могла понять нелюбовь матери, поэтому и в случае чего, не раздумывая, осталась бы с отцом. Сложный выбор для трехлетнего ребенка. Печально лишь, что взрослые не замечают, как ей живется в этой самой “нормальной”, хоть и полноценной семье. Сейчас же все, даже дочка, не имели ровным счетом никакого значения. Ритуал, то связующее звено, что было между ним и прошлым, на данный момент гораздо более важен, чем семья. По мере того, как бутылка опустошалась, головная боль утихала. Кстати она тоже была маленьким подарком от врачей. Как они тогда сказали: “… ваше лечение зашло в тупик, теперь все только в ваших руках. Ну, а головные боли, скорее всего, скоро пройдут…”. Только деньги были потрачены впустую. Ну, а боли не прошли ни через месяц, ни через год, да и до сих пор они неустанно мучили его. Затуманенными глазами он смотрел в окно, то ли любуясь причудливой игрой света в каплях дождя, то ли самим танцем съезжающих по стеклу капель. Что было в тот день? Что зацепило его внимание? Сложно сказать. Вспоминать вообще было сложно, лечение, в конце концов, дало свой результат. Оно размывало все прошлое, разрывало его на отдельные эпизоды и разбрасывало по временной дорожке в совершенно иной последовательности, не так как они должны были идти. Все события просматривались через серую дымку, и раньше ему казалось, что большинство моментов вообще выдуманы, настолько они казались нереальными. Но по мере того как двигалось время, проходили годы, и он стал различать те или иные воспоминания более отчетливо. Больше не было дымки, и почти восстановлена последовательность. Хотя, наверное, зря он пытался вспомнить свое прошлое, оно ведь приносило только разочарование, да и получается, что лечение, и вправду, было насмарку. А в этом случае искренне жалко стараний друга. Бывшего друга… - Началось… Шепот, перекрытый шумом барабанящих капель по крыше. Что он значит? Ничего особенного, просто он вспомнил. Те дни в памяти всплывают редко, и это даже к лучшему, потому что тогда-то он и потерял все окончательно. Началось все с завалов на работе. Затем выпивка дома и за его пределами. Напиваться до свинского состояния, не должно было войти у него в привычку, но ведь и у “них” должно было быть все хорошо. А что на самом деле? Поэтому не стоит судить его строго. Пропущенные звонки начальства и друзей, но это не имеет никакого значения, когда единственно важный номер, номер возлюбленного, не отвечает, ни на звонки, ни на сообщения. Безусловно, он видел разрезанную пополам сим-карту. Кроме того, он собственноручно достал утопленный телефон и убедился в его неисправности. Но когда мозг понял и принял все выше сказанное, сердце отчаянно сопротивлялось, и не хотело принимать эти обстоятельства как должное. Именно поэтому он раз за разом набирал его номер, надеясь, что на том конце все же рано или поздно ответят. В такие моменты его не покидало чувство, что все это уже было. И плачевно тогда закончилось. Дальше начались срывы, нервные срывы на окружающих. Он знал, что приходить подвыпившим на работу нельзя, так он рискует потерять свою должность, но и не пить тоже нельзя, иначе начинаешь задавать вопросы. Почему? С кем? Как долго на этот раз? Так что вопрос с выпивкой казался решенным. А в пьяном состоянии ладить с людьми становится несколько сложнее, ведь язык заплетается, и мысль не получается сформулировать четко. Из-за этого он и срывался на подчиненных. И тогда ему было плевать, что это его друзья, плевать, что он может потерять их, самое главное он уже потерял. Часто просто разговор мог закончиться криком, что, в общем-то, не впервые у них в редакции, но он не просто кричал, он психовал, резко обрывал начатые фразы, мог даже поднять руку. А после таких эмоциональных выплесков он был полностью опустошен, разбит, вымотан, да и скорее всего не будет такого слова, что смогло бы описать его состояние. Часто сидя после очередной ссоры в тишине, он замыкался в себе, думал о чем-то своем, был крайне рассеян и невнимателен. Постоянные резкие перемены настроения и переизбыток алкоголя в крови заметно подпортили его здоровье. Он уже не мог спать спокойно ночью, но притом буквально валился с ног днем. Окружающие люди, в том числе друзья, обеспокоились не на шутку его состоянием, но предлагая какую-либо помощь, в ответ получали отрицательный ответ и сердитый, почти ненавидящий взгляд. Не был исключением и лучший друг. Друг, не удивился, когда услышал что случилось. Он был зол, и обеспокоен, но не удивлен. Ему с самого начала казалось, что все так и закончится. Но все же хорошо, что ему хватило сообразительности не говорить плохо о сбежавшем. Его задача заключалась лишь в том, чтобы слушать пьяный бред, слишком похожий на правду, вытаскивать из различных заведений с сомнительной репутацией, а так же по возможности помочь другу избежать случайных близких контактов с малознакомыми людьми. Стоит заметить, он прекрасно с этим справлялся, как-никак, уже не впервой. Но даже он не знал, чем обернется такое второе “погружение” во все тяжкие. Очередной нервный срыв. Клиника, где он пролежал очень долго без посетителей, не подпуская к себе ни коллег, ни друга. Утром его накачивали различными “лекарствами”, в том числе и сильнейшими антидепрессантами, после чего все вокруг становилось размытым, покрытым туманом. Вечером снотворным, чтобы спалось лучше, и ничего не тревожило дорогого пациента. Слово “дорогой” было использовано не случайно, так как его друг, мужчина серьезный и уверенный в себе, готов был отдать любые деньги, лишь бы врачи вернули лечащегося во вменяемое состояние. Но сказать легче, чем сделать. Если он не был накачан какими-либо средствами, то на любого посетителя срывался в крике, в принципе и врачи были удостоены такого же приема. Именно поэтому к нему никого не пускали и ранним утром обязательно что-нибудь вкалывали внутривенно. Даже друг, тот, что оплачивал его лечение, не был допущен, но это уже по просьбе самого пациента. На вопрос врача: “Почему?”, ответил просто и без лишних раздумий: “Не хочу, чтобы он видел меня таким”. Это был один из немногих моментов, когда он был абсолютно вменяем. Такое состояние было большой редкостью, именно поэтому, как только его взгляд приобретал осмысленность, а руки переставали вырываться из ремней, к нему приходил главврач. Следующая процедура была вполне простой. Они просто разговаривали. И главврач, седовласый старик, видевший за свой век многое, поражался острому языку и ясному уму своего горе-пациента. Именно после таких бесед, он задавался вопросом, отчего же больной не поправляется, ведь по всем тестам, он был психически здоров. И единственный вывод, к которому он приходил, был несколько неутешительным. Этому человеку поможет только время. Не обязательно проведенное в клинике, в этом нет острой необходимости. Нужно всего лишь вернуть его в реальность, подавить воспоминания, а врач был уверен, что это именно воспоминания не дают ему поправиться, и можно со спокойной душой отпускать домой. А там уж время пусть залечивает оставшиеся душевные раны. Словом, так прошел последующий год. Год, оставшийся в воспоминаниях белыми халатами врачей, режущими запястья ремнями и сочувственным взглядом друга. Лучшего, единственного и уже бывшего. Стоило ему выйти из больницы, как он разорвал все имеющиеся связи, уволился с работы, продал свою квартиру и исчез из города. Так думали многие. Но только Он знал, как все было на самом деле.…
- Почему? - Что? - Почему ты уходишь?- он не смотрит ему в глаза, уставившись в пол. Его голос дрожит. Руки стиснуты в кулаки. Ему больно, но это мелочи. Он должен узнать.- Я не спрашиваю, почему ты уволился. Я просто хочу знать, почему ты уходишь… Сбегаешь, не оставив ничего о себе! Голос срывается в крики, но бессильно обрывается на последнем слове. - Я так больше не могу. Я не могу забыть… - Ты даже не пытаешься! - Здесь я не смогу забыть, как бы ни пытался! Впервые, он поднял на него глаза. Лицо осунулось, побледнело, глаза, словно заволокла дымка. Эти глаза он так любил, об этих губах мечтал столько времени, и теперь он просто позволит всему этому исчезнуть? Навсегда? - Значит иди… Да, позволит. Так лучше для Него. А с собственными проблемами он уж как-нибудь сам справится. - Прощай. Дверь закрылась, и нить, связывающая их, разорвалась раз и навсегда. Теперь они чужие люди, совершенно незнакомые друг с другом. - Прощай…- слезы в последний раз сорвались с его глаз. В последний раз из-за Него.…
Он не покинул город, как думали все. Токио большой, необъятный, и по его улицам ходят миллионы разных людей, так что ему было несложно затеряться в этой толпе. Несложно найти новую работу, с его опытом. Не сложно забыться в этой самой каждодневной суете. Оказалось, что даже жену найти не сложно. Да и с такой-то внешностью, кто бы спорил.…
Уволиться, продать квартиру, разорвать все связи, жениться, завести ребенка. Кто мог подумать, что все будет так легко. Кто мог тогда сказать, что сейчас я и бровью не поведу, вспоминая своих коллег и друзей. Бутылка из-под вина уже была где-то под сиденьем, а я припал головой к холодному стеклу. От контраста температур оно запотело, и я, не долго думая, принялся что-то рисовать кончиком пальца. На стекле потихоньку проявлялась моя картинка. Два человечка держатся за руки. Рядом маленький ребенок. Счастливая семья. Пускай над их головами будет солнце, а под ногами зеленая трава. А над родителями нарисуем сердце. Пускай они любят друг друга до самой смерти. И лишь она сможет их разлучить. Я всегда хотел иметь семью. В детстве я представлял, какая у меня будет жена. Как сильно я буду ее любить. Я представлял, какая у меня будет дочка, а потом и сын. Думал, как я воспитаю их, и что дам. Я представлял, что у них будет все, я ни в чем бы им не отказывал. Безумно любил бы и оберегал. И мы были бы самой счастливой семьей на белом свете. Потом я встретил его. Но мысли о семье никуда не пропали, всего лишь немного изменились. Я бы сделал ему предложение, пускай и не официальное, но с этим бы позже мы бы разобрались. Мы бы обязательно купили бы дом, большой, светлый, с небольшим садиком позади него. Мы вместе бы ходили на работу, и вместе бы возвращались. Я бы готовил ужин, в то время как он принимал бы душ, и потом мы бы вместе ужинали. После ужина в душ шел бы уже я. И если бы он не был сильно уставшим, то наверняка бы присоединился бы ко мне. А потом уже вместе мы бы отправились спать. Я бы держал его крепко в своих объятиях, до тех пор, пока он бы не заснул. Тогда и я мог бы отдохнуть. А спустя некоторое время совместной жизни, я бы уговорил его завести ребенка. На вопрос: “Каким образом?”, с улыбкой бы ответил: “Усыновим”. И он бы согласился…. Но это все – мечты. Глупые, несбыточные.… Открыв глаза, я взглянул на свой шедевр. Все потекло, и размазалось, ничего от счастливой семьи не осталось. Как и в жизни. Мечты мечтами, а вот реальность еще никто не отменял. А что я имел в реальности? Ничего, что держало бы меня здесь. Новая должность, новые коллеги, и новый директор… Человек, которого я пытался забыть на протяжении последних четырех лет. Почему именно он? Что за глупые шутки судьбы? Последний раз, взглянув на стекло, со вздохом потянулся к телефону. Как бы ни был заманчив этот глупый выпад судьбы, лично я делать что-либо не собираюсь. Время было детское, но, наверное, нужно возвращаться, Хитоми могла уже проснуться. Не хотелось бы оставлять её одну дома. В том, что дома она уже одна, я не сомневаюсь. Касуми никогда вечером дома не сидела, у нее всегда были занятия поинтереснее. А тем более сегодня, когда наконец, можно отдохнуть от работы. Я еще удивляюсь как недельные выступления, не свели ее сума. Это ведь означало никакой выпивки, и сосредоточенная работа, на протяжении всех семи дней. Хотя, каких семи? Пять. Если не меньше. Два дня на дорогу, и на день раньше она вернулась. Так что даже четыре дня. Но и эти дни тянулись для нее чертовски медленно, правда, что только не сделаешь ради той должности, которую она занимает. - Угораздило же меня выбрать жену… Тем временем я уже ехал домой, уставший, опустошенный. Зато голова прошла, и на том спасибо.