I'm sad.

Прошло три недели. My Chemical Romance - The Light Behind Your Eyes. Я живу в Уэнсфилде пятнадцать лет, и этот город так же привычен для меня, как собственное отражение в зеркале. Все эти годы, просыпаясь по утрам и смотря в окно, я видела лишь одно: серые облака, холодный свет и промозглые капли дождя, барабанящие по крыше и земле. Кап-кап-кап. И так каждое утро, изо дня в день. Холодный ливень и ни капли солнца. Вот почему на твоей душе всегда так фигово. Но в то утро... В утро, когда я вышла на улицу, просидев в четырех, идеально белых стенах три недели, внезапно появилось солнце. И пускай это был всего лишь малюсенький лучик, с горем пополам пробившийся сквозь густую пелену фиолетово-синих туч, он все же был. И он коснулся кончиков моих пальцев, когда я покинула эту ненавистную больницу, в глубине души с горечью осознавая, что когда-нибудь мне придется сюда вернуться. Луч солнца освещал меня ровно двадцать две минуты с того самого мгновения, как я переступила порог больницы и до того, как я вышла из маминой машины. Я специально засекла это время, чтобы занести потом в дневник, в котором я не писала уже почти месяц. Порой мне бывает ужасно одиноко без его привычно шуршащих, желтоватых листов, но иногда нужно пробовать жить, не записывая каждый свой шаг, а проживая моменты полностью. Моменты, которые тебе не надо записывать, потому что ты знаешь, что все равно никогда и ни за что их не забудешь. Такими моментами был каждый поцелуй Исаака, наполненный его любовью. Каждое его объятие и каждое его слово. А этого за три недели было довольно много. Чего бы вы хотели именно в этот момент? Чего-то особенного? Наверняка каждый из вас хотел бы что-то необычное, например, поездку на солнечный берег какого-нибудь острова или дорогой браслет, или новый телефон, а, может, просто счастья своих близких. Не знаю. Каждому из нас чего-то хочется. А я с пяти лет хотела уехать. Хоть ненадолго. Вырваться из этого душного плена, почувствовать пальцами теплый песок и послушать шум морского прибоя. С одной стороны так мало, а с другой - совершенно невыполнимо. Нет возможности, здоровья, я несовершеннолетняя... Просто хотеть мало. Но было одно утро за все мои пятнадцать лет, когда я не чувствовала себя птицей, насильно загнанной в клетку с железными прутьями. Это было утро моей выписки. Впервые светило солнце, и я, немного пошатываясь и вцепившись в мамину руку, вышла из больницы. Перед входом стояла наша привычная машина, и я заметила, что она не серая, как мне казалось раньше, а темно-зеленая. Мама загрузила мои вещи в багажник и усадила меня на переднее сиденье. С ремнем безопасности я справилась сама, уже прогресс. Уэнсфилд маленький городок, и для того, чтобы объехать его весь потребуется минут сорок. Городская больница находится в центре города, а мой дом на окраине, поэтому добирались мы минут двадцать. За все это время ни я, ни мама не проронили ни слова. Не то чтобы наши отношения еще больше усложнились после того, как я не ответила на тридцать семь маминых звонков и попала в больницу, но напряжение появилось, и немалое. А если учесть, что у меня еще и появился парень, так лучше вообще на эту тему не говорить. Хотя Исаак и нравился моей маме, я это чувствовала, она словно терпеть не могла именно нашу пару. Словно считала нас совершенно неподходящими друг другу. Порой мне даже казалось, будто она считает меня недостойной Исаака. Что ж, не буду скрывать, я и сама так думаю, причем довольно часто. А Исаак из-за этого ругается на меня. И я плачу ночами в подушку. Помните, я говорила, что моя жизнь кардинально поменялась с приходом в нее Исаака и бла-бла-бла? Так вот, чушь собачья. Не поменялась она ни в коем разе, она просто чуть-чуть изменилась. И то перемены произошли лишь в причине, по которой я плачу по ночам, и все. Ладно, можете забить на все, что я сказала. Если честно, я просто злая на него, поэтому так говорю. У меня же настроение меняется быстрее скорости света. Но самое главное, в то утро я не чувствовала себя несчастной. Это было идеально. Прохладный ветер, пробивавшийся через полуоткрытое окно машины, ерошил мои светлые локоны и освежал лицо. Я натянула солнцезащитные очки (в Уэнсфилде!) и смотрела на мелькающие мимо дома и магазинчики с картонными вывесками. Вокруг туда-сюда сновали люди. Они бегали, переговаривались, звонили по телефону, делали покупки, сигналили, сидя в машине, другим машинам... А я будто видела, как мимо протекает их жизнь. Она словно отсчитывает оставшееся время. Тик-так. Этой женщине с измученным лицом и воспаленными глазами осталось так мало, а она тратит время на покупку стирального порошка и хозяйственного мыла. Тик-так. Эта девушка в джинсах и модной кожаной куртке думает, что у нее еще все впереди, но время утекает, словно сквозь пальцы песок, а она не видит этого, уткнувшись носом в инстаграм. Тик-так. Этот парень с сигаретой в руках, у него очень мало времени, смерть решила распорядиться иначе, чем он ожидал. Тик-так. Девушка в темно-зеленой машине, что застряла на светофоре, твое время почти на исходе. Тик-так. *** - Как дела у Исаака? - спросила мама, внимательно поглядывая на меня своими проницательными глазами. На этот раз мне скрывать нечего. - Нормально. - Я пожала плечами и опустила глаза в ярко-желтую миску с мюсли. Никогда раньше ее не видела. С чего вдруг мама решила достать "позитивную" посуду? Может, чтобы я опять не впадала в депрессию? - Он зайдет к нам сегодня? - Мама все никак не угомонится. Делает вид, что трет губкой сковородку, но продолжает искоса поглядывать. - Даже не знаю, я не спрашивала. - Спроси. Пусть заходит в любое время, мы всегда ему рады, правда? Допустим, можно сегодня на ужин. Подозрительно прищуриваюсь. С чего это она така доброжелательная? Еще до вчерашнего вечера она и слышать не хотела ни об Исааке, ни о наших отношениях и велела забыть о любви, пока я в "таком положении". А сегодня... ее будто подменили. Но времени на раздумья не было, - я снова опаздывала в школу. Это уже стало традицией. Ого, новое сообщение. "Выходи, мисс Странность. Парень с дурацким именем тебя ждет." Боже, как романтично. Я выкинула мюсли в мусорный бак и ополоснула тарелку под краном под пристальным взглядом мамы и закинула рюкзак на плечо. - Я ушла. Пока, мам. - Надень куртку! И шарф! Эффи, живо! Я неуклюже захлопнула дверь ногой и, на ходу завязывая теплый воздушный шарф синего цвета, вышла на улицу. Бр-р, да здесь холоднее, чем на Северном полюсе. - Уже замерзла? - раздался над ухом шепот. Сильные руки обвили меня полностью, и я оказалась окружена теплом, исходящим от Исаака. - На улице просто мороз, - пожаловалась я, покусывая губы. Исааку всегда нравится, когда я так делаю. - Как твои дела? - Уже просто отлично, - пробормотал Исаак и чмокнул меня в лоб. - Идем? - Идем. Мы застыли. Я утонула в его синих глазах, а он, прекрасно зная это, стоял и нагло ухмылялся. Нет, ну что за человек... Такой красивый... - Эффи, - засмеялся он. - Прекрати меня очаровывать. Я возмущенно фыркнула. Он еще и шутит. Я тут забываю, как дышать, а ему лишь бы посмеяться надо мной. Я-то знаю, что никогда не очаровываю его. Сегодня мой третий день в школе. После такого долгого отсутствия мне приходится несладко, но я особо не заморачиваюсь. Когда не знаешь, проснешься ли завтра утром, как-то глупо думать об уроках. Как я и ожидала, мое отсутствие никто не заметил. Все как ходили, так и ходят. Шутят, переговариваются, обсуждают новые модные конверсы и лак для волос, что держится на волосах целых двадцать четыре часа, а мне хочется плакать и смеяться одновременно. Интересно, это такой предсмертный кризис? Исаак, конечно, не знает о моих мыслях. И о моей болезни. И о порезах на руках, что я делала себе каждую ночь в больнице. И о сотнях скуренных сигаретах, пачки от которых до сих пор валяются в моем рюкзаке. По сути он ничего обо мне не знает. Но каким-то образом умудряется говорить, что любит меня. Часто напрашивается мысль: а любил бы он меня, если бы знал о всех кровоточащих порезах на запястьях, если бы знал, что я анорексичка, если бы знал, как я ненавижу своего отца, если бы знал, о чем я думаю... И если он не знает ничего из этого, то значит ли это, что он любит меня не по-настоящему? Вдруг он заблуждается, ведь здесь так легко можно запутаться? Можно ли любить человека, не зная его совсем? Я наблюдаю за ним. Каждую минуту, когда мы вместе я смотрю на него. Долго и пристально. И все больше понимаю, до чего же мы разные. Исаак общается со всеми и ни с кем. Я даже не знала, что так бывает. Когда мы идем по коридору, он говорит "привет" каким-то людям каждые десять секунд. В основном, парням, но иногда и девушкам. Он может болтать о баскетбольных матчах и прочей спортивной ерунде с игроками футбольной команды, может сесть за один стол с красавчиком школы, за которым все бегают в столовой, но никому не говорит о себе. Не говорит о таких вещах, о которых стоило бы говорить. О таких, о которых я люблю слушать. Например, о том, что ему снилось. Или о том, чем он занимался вчера или позавчера, кто из родственников приезжал к нему на День Благодарения и о своих разговорах с матерью. Он не говорит о себе. Выходит, он никому не доверяет. А я так не умею. Я либо доверяю всем, либо не доверяю никому. Третьего не дано. Исаак всегда улыбается. Что бы он ни делал, он делает это с улыбкой. Мне это нравится. Может, потому что я - полная его противоположность, а, может, потому что мне так нравится его соблазнительная улыбка... Исаак не любит много думать. Наверное, его девиз "Зачем думать? Нужно действовать!" А я так не могу. Прежде, чем что-то сделать, мне надо выпить чашечку кофе и хорошенько обдумать, взвесить все "за" и "против". Ох, ну и противоречивая же пара у нас получилась..." - Что ты делаешь сегодня вечером? - Мы сидели в школьном кафетерии и потягивали колу из пластиковых баночек, держась за руки. Этот привычный, обычный жест придавал мне столько сил и уверенности, что я сразу начинала нести всякую чушь, а точнее - говорить то, что у меня на уме. Исаак прекрасно это знал, поэтому старался схватить меня за руку как можно чаще. - Хм... Уроки, наверное, - ответил Исаак. - А что? - Мама приглашала тебя на ужин. Пока она в хорошем настроении, можно этим попользоваться. - Оо, что ж, я буду идиотом, если откажусь от такой компании. - Исаак усмехнулся. - Я с удовольствием. Я улыбнулась. Мне было даже немного не по себе от того, что в моей жизни все складывается так идеально. Ну, конечно, "идеально" - это я погорячилась. И у меня есть свои проблемы. Особенно моя болезнь. Я старалась не думать о том, что когда-нибудь мне придется рассказать обо всем Исааку. Мне было больно об этом думать. Я боюсь его реакции. Боюсь отвращения в его глазах. Я не готова расставаться с ним, с этой идеальной жизнью, которую он мне подарил. Нет! Еще слишком рано. И я буду скрывать правду столько, сколько понадобится. Но я всегда забываю об одном маленьком обстоятельстве, мешающем спокойно жить: в мою жизнь всегда кто-то влезает. *** - Эффи, спускайся! Я бросила последний взгляд на себя в зеркало. О, черт. Я уже жалею, что ввязалась в это. Платье, которое мама заставила меня одеть, было небесно-голубого цвета. Легкое и приятное на ощупь. Черный ремешок стягивал ткань на талии, и она мягко спадала чуть выше колен. Не знаю, где она такое нашла, но выгляжу я в нем... довольно непривычно. Волосы пришлось расчесать, это уже ни в какие рамки... Последний раз я расчесывалась месяца два назад... И как бы я ни старалась, выгляжу я все равно болезненно. Такое не скроешь косметикой, как ни пытайся. Ну, ладно. Плевать. Иду с гордо поднятой головой. - Где ты раздобыла это платье, мам? - Я заглядываю на кухню, где суетится мама, нарезая на крупные дольки яблоки и бананы. - Решила, что тебе не помешает какая-нибудь обновка в честь твоей выписки, - не отрывая глаз от блюда, говорит мама. - Заглянула в торговый центр, нашла это платье. Прелестное на мой взгляд. Я сморгнула. Купила мне платье? Ну ничего себе. Если бы я могла, я бы присвистнула. То ли от того, что так хорошо выгляжу, то ли от того, что мама впервые в жизни купила мне что-то. Сглотнув, я открыла рот, чтобы сказать "спасибо", но слова благодарности застряли у меня в горле, настолько меня тронул этот ее поступок. Во мне даже стала зарождаться надежда на то, что когда-нибудь мы будем не просто мать и дочь, а настоящими подругами. - Спасибо, - пробормотала я, и в этот момент раздался звонок в дверь. - Я открою. Нервно поправляю волосы и расправляю складки на платье. Боже, да что со мной?! Черт с ним, просто покончим с этим вечером и все! Я распахнула дверь. - Сногсшибательно выглядишь, - восхищенно шепнул Исаак, целуя меня в губы. - Я не могу отвести глаз. - Ты тоже неплох, - отвечаю я ему прямо в губы. Интерс смеется, разрывая поцелуй. На нем синяя рубашка в клетку, идеально подчеркивающая его бездонные глаза и черные джинсы. Черт, как же сильно я его люблю. Внезапно во мне появилось желание другого рода. Я никогда такого не чувствовала. Я готова была укусить себя, лишь бы притупить эту сладкую, ноющую боль. Впервые я захотела кого-то. Весь вечер был для меня как в тумане. Разговаривали по большей части только мама и Исаак, я лишь изредка говорила что-то вроде "Да, точно!" Или "Ага", а в остальное время предавалась фантазиям. Но одна фраза рассеяла все мои мечты в миг. - Я так благодарна тебе, Исаак, - начала мама, поднимая бокал, - за то, что не оставил Эффи одну. За то, что поддерживал ее. Анорексия все-таки дело нешуточное... Повисла тишина. - Простите, что вы сказали? - Голос Исаака прозвучал на октавы две выше, чем положено. Черт. Вот же черт.