Мораторий

      Стайлз слегка поморщил нос, напрягся и, не сдержавшись, громко чихнул, поднимая тем самым новый слой пыли в воздух и без того душного чердака. Эта занятость позволяла ему не думать о словах Питера, и он всё с большим усердием драил тесное помещение, несмотря на усталость и лёгкий озноб.       «Ты убил его», — снова пронеслось в голове знакомым голосом, и Стайлз крепко зажмурился, закусывая нижнюю губу. «Не думать, не думать, не думать». В этих попытках забыться с закрытыми глазами, он задел рукой одну из коробок, лежащую в основании целой лесенки таких же. «Башня» накренилась, покачнулась, но не упала. Он открыл глаза, судорожно выдохнул, принимаясь с ещё более огромным энтузиазмом отскрёбывать с поверхности старого кофейного столика воск от свечей, и вновь случайно задел ногой коробку.       «Башня» всё-таки не выдержала, вся громада из коробок повалилась прямиком на него, а он попросту не успевал отскочить в сторону и оказался погребённым под хламом. Сил не хватило даже на то, чтобы просто выбраться из-под завала, и Стайлз отстранённо подметил, что его состояние ухудшилось, возможно, даже температура есть, буквально за секунду до того, как поверх всего на голову прилетел тупой тяжёлый предмет. Забытие.

***

      В себя он пришёл на удивление быстро и первое, что увидел — чёрные струйки-змейки, расползающиеся по чужим изуродованным предплечьям. «Значит всё-таки — оборотень», — детектив в нём никогда не дремлет, — но предпочёл притвориться, будто не заметил манипуляций мужчины, склонившимся над ним.       — Что же вы так неосторожно-то, Стивен, — по-доброму проворчал Лобо, но в единственном видном глазу отразилось беспокойство. — Вы полежите немного.       Он поправил что-то мягкое под головой Стайлза и, кряхтя, поднялся с колен, осматривая завалы из коробок по всему чердаку:       — Надо бы их выбросить, — задумчиво изрек наконец и наклонился, поднимая что-то с пола. — Кажется, вот этим вас и ушибло.       — Что это? — не выдержал бездействия Стайлз и приподнялся на локте, пытаясь рассмотреть предмет в руках мужчины.       Тот повернулся, демонстрируя ему длинный изогнутый меч в чёрных блестящих ножнах, на которых практически у самой рукоятки красовался один единственный красный цветок.       — Это катана, — большего от него явно не дождаться.       — Вы — поклонник японской культуры? — по привычке постарался выудить информацию.       — Не совсем, — лёгкое покачивание головой. — Это подарок.       — От кого же, если не секрет?       — Ох уж это любопытство, — усмехнулся Лобо, протягивая ему меч. — От шерифа.       Стайлз осторожно принял катану и плавно вытянул её из ножен. На безупречной стали красовались те же цветы, название которых вспомнить не получилось, а рядом выгравирована фраза на японском. Видимо, Лобо заметил его интерес и привычно прохрипел:       — Читаете по-японски? — в ответ на отрицательный кивок он тихо выдохнул практически нараспев: — «Одинокий мой шалаш! День померк — и вдруг вино прислали с лепестками хризантем». Это Басё.       — Красиво… Необычный подарок. Значит, говорите, шериф?       — Да, — задумчиво. — Это вас напрягает?       — Нет, что вы, просто, — бесстыдная ложь.       Лобо только кивнул, прошипев напоследок что-то про необходимость быть осторожнее при уборке, и проковылял обратно к выходу, а Стайлз уже полностью погрузился в размышления. Уж слишком дорогой и сложный подарок преподнёс шериф Лобо, да и с чего бы? В городке все стараются обходить и этот дом, и «старика». Тогда что сподвигло глупого и недалёкого шерифа вручить такой ценный презент его подопечному?       В принципе, Стайлз уже давно понял, что в Крипин Вайли люди не отличаются особой духовностью, эстетикой и вообще любовью к прекрасному. Все были простыми, без особых интересов, да и уж тем более без страсти к коллекционированию. Тут не оказалось ценителей искусства или увлечённых другой культурой. Так откуда взяться явно подлинной катане в захолустном городке у шерифа, о котором иначе, как о недоразвитом, не отзываются?       «Нечистое дело», — мысли вновь отвлекли от больного, он поднялся с пола, крепко сжимая в руке меч. Ему стоило бы прямо сейчас побежать к шерифу и ненавязчиво постараться всё выведать, но того не было в городе. Снова. Что навело на те же мысли. От рассуждений Стайлза оторвал явно сделанный через силу оклик с нижнего этажа:       — Стивен, спускайтесь, я чай заварил.       Стайлз направился вниз, параллельно думая о том, как быстро поправляется Лобо, в то время, как он сам идёт с трудом, цепляясь за перила. Может ли его слабость как-то быть связана с улучшением самочувствия мужчины? Но тут же отбросил эту идею в сторону. Если бы так оно и было, то владелец особняка не стал бы беспокоиться о нём и вытягивать боль, значит, тут есть что-то другое, иной скрытый мотив.       Он вышел на кухню и уселся за стол прямо напротив Лобо, который мирно потягивал чай из чашки. Недоверие и чутьё проснулись с новой силой — вдруг он подлил что-то в чай? Стайлз встряхнул головой и нахмурился, в глазах всё расплывалось, но он взял себя в руки, решаясь. Чай был горячим и пах необычно, а каждый новый глоток приносил успокоение и облегчение.       — Необычный вкус, — решился на разговор.       — Васильковый, — так, словно это должно всё объяснить, откликнулся тот.       Стайлз силился вспомнить что-то о цвете васильков, в голову лезло лишь: «жаропонижающее, ранозаживляющее, успокаивающее», и совершенно непонятно откуда: «при преждевременном семяизвержении». Вспомнив это, он едва ли не захлебнулся, давясь чаем, и тут же наткнулся на заботливый взгляд.       — Извините, задумался, — в ответ ему — кивок.       — Среди колосьев спелой ржи, цвели своим небесным цветом на тонких стеблях васильки…       — А вы — знаток литературы, — неподдельно восхитился Стайлз.       — Вовсе нет, — покачал головой Лобо. — Раньше не был.       — А каким вы были раньше?       — Глупым, резким, безрассудным, — он пристально всматривался в свою чашку и добавил уже совсем тихо. — Я причинил боль любимому человеку.       Стайлз закусил нижнюю губу, боясь спугнуть откровение, и даже задержал дыхание. Может это его единственный шанс узнать хоть что-то об этом загадочном человеке и причинах его затворничества, но тот молчал, и он рискнул пойти на отчаянный шаг:       — Поэтому вы решили умереть? — вмиг охладевший взгляд резко впился в него и Стайлзу стало не по себе, но он продолжил: — Просто так жить в этом доме, добровольно и осознано угасая без попыток излечиться — что это, если не самоубийство?       Лобо понимающе хмыкнул, опустил глаза, а с плеч Стайлза словно упал тяжёлый груз. Уже когда-то он ощущал подобный взгляд на себе, очень давно, и эти воспоминания снова будили в голове непрошенный голос: «Ты убил его». Он поёжился и постарался подавить желание свернуться калачиком прямо тут на стуле, а Лобо, желательно, чтобы был рядом и гладил по голове.       — Может и поэтому, — подвёл тот черту. — Вы чай пейте, лучше станет.       А ведь ему правда становилось лучше с каждым глотком, с каждым словом. Ему подлили чая, а затем перевели тему разговора, и теперь они мирно беседовали за столом, словно так было всегда. Словно так и должно было быть. Стайлз и не заметил, как на улице потемнело, а Лобо уже отправлял его спать:       — Вы идите-идите, устали за сегодня, я сам соберу.       — А как же… — попытался возразить.       — Ничего-ничего, и таблетки выпью. Вы ложитесь, Стивен.       Это самое «Стивен» было произнесено таким голосом, что Стайлз впервые пожалел, что назвался чужим именем. Уже улёгшись в постель, он думал о том, как чудесно звучало бы «Стайлз», пусть и хрипло, скрипяще, но всё же почти по родному. Ему бы очень этого хотелось, потому что… Закончить эту мысль он не успел и, впервые за долгое время, без беспокойства провалился в сон.