Ненавижу (новая версия)

Максим. Утро понедельника встретило меня назойливой трелью старого будильника. Лень, точно наркотик, медленно растекается по телу, отяжеляя конечности и веки, которые будто стали совсем неподъёмными. Вдруг в меня врезается что-то большое и мягкое, а затем сползает на пол. Подушка? Сонливость словно схлынула, и я резко – пожалуй, даже слишком – вскочил на ноги, едва удержав равновесие. - Какая падла это сделала? – заливаюсь я криком, который слышала, наверно, вся школа, и совершенно не узнаю своего голоса – хриплый и слабый, хоть я и вложил всю злобу и негодование в эту небольшую фразу. Недавние слова всё ещё нещадно кололи горло. Вот чёрт, неужто угораздило заболеть? В голове проносятся неутешительные мысли, и я, безвольно прикрыв глаза, с тихим стоном опускаюсь на кровать, едва ли в силах сидеть самостоятельно. - Эй, Макс, с тобой всё в порядке? – слышу я взволнованный, неприятно звенящий в ушах голос, принадлежащий, кажется, Роме. - Ага, блин, охуенно! – хотел саркастично ответить я, но получилось что-то невнятное, больше напоминающее лепет младенца. На внутренней стороне век задорно начинают плясать разноцветные круги, за которыми следует лишь манящая пустая темнота, и я чувствую, как обмякшее тело словно тряпичная кукла падает на кровать. Я успеваю расслышать лишь тихое взволнованное «Макс». Кажется, это был Андрей. Не успел я открыть глаза, как почувствовал почти невыносимую пульсирующую боль в голове, а за ней наплыли и воспоминания: усталость, пёстрые круги, голос Андрея; такой взволнованный и странно заботливый… с чего бы это? За болью пришла непонятная прохлада извне. Источник её по ощущениям находился на моём лбу. Я не без усилия поднёс к лицу руку. Компресс? И… это сделал Андрей? Мысли будто опутали меня цепкими щупальцами, хотелось их стряхнуть, как крошки со стола, но это было бы бесполезно. Вновь вскакиваю с кровати, но в этот раз аккуратнее, и вижу только Авдеева. Неужто и правда он постарался? - Что за хуйня?! – взорвался я. Меня буквально трясло от злости. – Ты мне в няньки что ли нанимался? - Я просто… - Он вскинул руку, будто пытаясь утихомирить меня, но тут же одёрнул себя, убирая её назад. - Что «просто»?! - Я волновался… за тебя. На какой-то запутанный миг мне показалось, будто голос его тревожно дрогнул. Но не мог же он действительно переживать за меня. Или?.. Он казался сейчас таким беззащитным и крайне недоумевающим, что пробуждало во мне жалость. И это мне совсем не нравилось. - Ты… - Я на секунду запнулся и с горькой усмешкой выдохнул. – Да пошёл ты! И почему он выглядит таким обиженным? Вроде я не сказал ничего нового, да и было ли что говорить? Пожалуй, на этот раз я превзошёл сам себя – взгляд, устремлённый на меня, был полон непонятной мне болезненной грусти. И с каких пор меня заботит то, что чувствуют другие? Только вот что-то неприятно кольнуло в груди. Бросив в парня повязку и вложив в это всю свою затаившуюся сейчас ненависть, я ринулся из комнаты, напоследок невольно хлопнув дверью так, что та чуть не слетела с петель. Оказавшись в душевой, я присел на подоконник и вытащил из пачки одну сигарету, которая подрагивала в пальцах. Секунда – и на конце затеплился огонёк. Надо успокоиться… Андрей. Проснулся я по обыкновению от заливистого звона будильника. Казалось, всё тому нипочём: великое множество раз я кидал его в стену, пытался разбить об пол и даже топил - чего только изощрённого с ним ни делал, но всё без толку, он продолжал оглушительно звенеть каждое утро буднего дня. Конечно, его можно было просто выключить, но так бы я ни за что не проснулся. Нехотя приведя свою тушку в вертикальное положение, я кинул взгляд в сторону Роминой кровати, хозяин которой бодрствовал, судя по виду, уже давно. Кинув в подушку в спящего Макса, он выжидательно уставился на того, скрестив на груди руки. Такое поведение было чревато травмами. Совсем себя Ромыч не жалеет. Достанется же ему… Но я ошибся в поспешных выводах: Макс вскочил и прохрипел – нет, даже прошептал – ту фразу, которую, казалось, планировал проорать в бешенстве. Я так задумался, что и не заметил, как он обессиленно осел на кровати. - Макс! – Я так не понял, сказал ли это вопросительно или восклицательно. – Макс, что с тобой? – Я кинулся к нему, чтобы убедиться, что он не упал в обморок, но, кажется, оправдались самые худшие предположения – он был без сознания. – Чёрт… - под нос себе шепнул я. – Ром, - обратился я к рядом стоящему другу и, получив утвердительный кивок, продолжил: - Иди за медсестрой. - Что произошло? – устало поинтересовалась появившаяся несколько мгновений спустя медсестра. Она подошла к кровати Максима и, положив его так, чтобы голова оказалась на подушке, присела на краешек. - Ну, мы все встали, Рома кинул в него подушку… - начал я, восстанавливая в мыслях события, которые упрямо забывались от некого волнения. – Потом он вскочил, но почти сразу же сел на кровать. Ну, дальше я немного задумался, а когда очнулся от своих мыслей, Макс уже лежал. Вдруг Максим заворочался и начал что-то шептать себе под нос, не открывая глаз. Лариса почти ласково дотронулась ладонью до его лба. - Вроде так как-то было, - пробормотал я. - У него сильная температура... Так, я за жаропонижающим, а вы идите на урок, - строго сказала она, поднимаясь с кровати и будто не расслышав последние мои слова. Когда медсестра вышла, я посмотрел на Рому. - Ты можешь идти, а я останусь, - сказал я, подходя к своей кровати и усаживаясь на неё. – Я что-то тоже плохо себя чувствую. Не думаю, что смогу отсидеть все уроки. Парень лишь коротко кивнул и безо всяких лишних слов вышел из комнаты. Когда Лариса вернулась, она даже не стала задавать вопросов, только почти незаметно покачала головой, когда заметила меня. Казалось, она знала, что я останусь. Думает, прогуливаю? Что ж, похоже, так оно и есть. Медсестра без слов подошла к Морозову и поставила на его тумбочку стакан с розоватой полупрозрачной жидкостью. С её ухода прошло уже около получаса. Все эти суетливые минуты я по указаниям Ларисы возился с Максом, меняя ему компресс. Влажная ткань быстро становилась холодной на сквозняке, что грозило парню только большим повышением температуры. Совершенно неожиданно он резко поднялся с кровати, сверля меня недовольным взглядом. Повязка, которая ещё пару секунд назад покоилась у него на лбу, теперь находилась в сильной руке, сжатой до побеления костяшек. - Что за хуйня?! – взъелся Морозов. – Ты мне в няньки что ли нанимался? - Я просто… - Я невольно поднял руку, как бы пытаясь успокоить его, но тут же опустил, поняв ошибку. - Что «просто»?! - Я волновался… за тебя, - ошеломлённо произнёс я. - Ты… - Он резко выдохнул. – Да пошёл ты! - огрызнулся он, бросив в меня ещё влажную повязку, и поспешно вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.