Drabble, from the series: What if?

Фэндом: Первородные Первые солнечные лучи пробивались сквозь щели неплотно состыкованных досок и натянутую металлическую сетку, играя бликами в пшеничных волосах Ребекки Майклсон, подчеркивая болезненную бледность ее кожи и лихорадочный блеск серых глаз. — Прими мои извинения за столь некомфортные условия, миледи, — Люсьен сидит в тени на удобном кресле, вертя в руке бокал со свежей кровью, аромат которой распространился по всему помещению, дразня чуткий нюх первородной. — К моему величайшему сожалению, это необходимо. — Избавь меня от своих сладких лживых речей, Люсьен, — презрительная улыбка появляется на лице Ребекки. Она бросает на вампира насмешливый взгляд, будто это не она пленница в зачарованной ведьмами клетке, накаченная сильнодействующими препаратами, отравляющими ее кровь. — Они приторны, словно вино, а я уже давно предпочитаю напитки покрепче. — Не уверен, что горький вкус правды придется тебе по вкусу, Ребекка, — Люсьен не может отвести от нее глаз: все та же прекрасная и несгибаемая Ребекка Майклсон, чье заступничество сохранило ему жизнь. Люсьен восхищался ее стойкостью, как коварством Клауса и преданностью Элайджи. Восхищался и ненавидел. Тихий смех Ребекки был подобен журчанию ручейка. — Мой бедный, несчастный Люсьен, все так же мечтает стать господином, — сокрушено качает головой Майклсон, притворно вздыхая. — Твоя смерть будет быстрой благодаря столетиям верной службы моей семье, — совсем другим тоном, холодным, добавляет Ребекка. — Доля правды в твоих словах есть, миледи, — я слишком долго был слугой двух господ: вашим и себя самого, — Люсьен отпивает из бокала, не чувствуя вкуса крови — пить напрямую из источника куда приятнее. — Из меня выйдет отличный господин, — ухмыляется Люсьен. — Я создал многомиллиардную корпорацию, в которой трудятся более трехсот тысяч человек, управлюсь и с кровными линиями, которые придут ко мне, как стадо овец, лишившееся пастуха. — Разница между нами заключается в том, мой милый Люсьен, что мне не надо создавать империю, чтобы почувствовать себя значимой, — выплюнула Майклсон. — Мне не терпится увидеть надменное лицо лорда Тристана Де Мортелла, когда он узнает, что ты рискнул жизнью его драгоценной сестры психопатки ради безумного эксперимента. — Продуманного научного эксперимента, — поправляет Люсьен. — Инъекция, что тебе вкололи, разносит вирус по твоему организму, изменяя состав крови на молекулярном уровне. Несколько дней, и кровная связь будет разрушена, — триумфально улыбается вампир. — Можешь поверить мне на слово, я защитил три докторские по вирусологии. Ребекка поднимает руку, рассматривая покрытые ярко-красным лаком ногти. Беседа явно успела ей наскучить. Кольцо, защищающее от солнца блеснуло на пальце. Она фыркнула. — Так вот какой у тебя козырь, наука? Я разочарована, — поднимает насмешливый взгляд на Люсьена древняя. — Наука так ненадежна и изменчива, столь уязвима. — В этом ваша проблема — вы, Майклсоны, так надменны… — качает головой Люсьен, встает и уходит. Ему пора возвращаться во Французский квартал, пока Клаус и Элайджа не спохватились. Шаги вампира давно стихли, и только перешептывание оставшихся за ней наблюдать вампиров доносится до Майклсон. — Глупец, я покажу тебе настоящую силу, — Майклсон быстро снимает кольцо, и до этого освещающие ее лучи солнца обжигают, охватывая ее тело огнем. Через час Люсьену позвонят на мобильный и сообщат, что пленница сгорела. Он прикажет ничего не предпринимать до его приезда, но будет слишком поздно — его слуги вытащат тело вампирши из клетки. Все, что найдет Люсьен по прибытии, — обескровленные тела трех его верных вампиров. Может, Ребекка Майклсон и не защищала докторские, но кое-что она усвоила со времен святой инквизиции: пламя — лучший палач прогресса.