Drabble, from the series: What if?

Фэндом: Пираты Карибского моря Мягкий джаз разливается по банкетному залу отражаясь от высоких потолков. Звон хрустальных бокалов, наполненных дорогим французским шампанским, смешивается с мелодичным смехом элегантно одетых дам, и пространственными беседами джентльменов. Празднование Нового года было в самом разгаре. — Шампанское от джентльменов за соседним столиком, — бармен ставит перед молодой женщиной фужер шампанского, забирает опустевший бокал из-под мартини. На губах женщины вежливая, ничего не значащая улыбка. Она отодвигает бокал изящной ладошкой к пяти другим, подаренным от разных джентльменов, но так и оставшимися не тронутыми. — Мартини, пожалуйста, — маленькое черное платье от Коко Шанель, высокие каблуки, тонкая нитка белого жемчуга, — мало кто смог бы узнать в этой элегантной, женственной даме Элизабет Суонн: бунтарку и искательницу приключений. — Прошу, — бармен вежливо улыбается подавая красивой клиентке заказ. Ему остается только гадать: почему она предпочитает мартини традиционному для Нового года шампанскому? Почему она избегает шумных компаний, не раз предлагавших ей присоединиться? И как такое возможно, что у самой прекрасной молодой женщины из всех что он видел за сорок лет своей жизни глаза уставшей от жизни старухи? Элизабет проводит кончиком пальца по ободку принесенного бокала мартини, задумчиво следя за плавающей на дне оливкой. Прийти сюда было плохой идеей. Глупо было рассчитывать, что хорошая музыка и людская компания спасут ее от одиночества и грусти — она чужая на этом празднике жизни. Еще один год отделяет ее от ее времени, от ее жизни, полной опасности, приключений и любви. Оставив мартини недопитым, Элизабет встала из-за столика желая покинуть вечеринку, как почувствовала легкое покалывание вдоль позвоночника, будто какой-то шутник пустил по нему маленький разряд. Обернулась, зрачки миссис Тернер расширились от потрясения, на миг она забыла, как дышать: перед ней был тот кому давно положено лежать в могиле, или покоиться на дне морском если уж на-то пошло. Ей потребовалось несколько минут, показавшихся вечностью, чтобы взять себя в руки — уже очень давно никто и ничто не могло удивить Элизабет. — Черт возьми, до меня доходили слухи о твоих поисках Источника молодости, но я никак не ожидала встретить тебя, — она всматривается в знакомые и одновременно чужие черты лица с жадностью голодающего неделю человека. Рука, живя собственной жизнью дотрагивается до чисто выбритой щеки, которую когда-то покрывало щетина. Приятный, чуть резкий запах дорогого одеколона вместо солоноватого запаха моря, в сильной ладони бокал элитного виски вместо бутылки дешевого рома, способного превратить даже самого достопочтимого джентльмена в мерзкую свинью, начищенные лакированные туфли вместо дырявых сапог. Этот мужчина был не тем капитаном Джеком Воробьем истории, о котором она читала в детстве, но мужчиной, с которым у них было общее прошлое. — Да и ты не выглядишь на свой возраст, — легкая усмешка, и издевка в темно-карих глазах стирают прожитые годы, полные тоски и одиночества, подобно десятиметровой цунами обрушившейся на маленький остров. — Думаю, я знаю с каким Дьяволом ты заключила сделку, Элизабет Суонн. — Миссис Тернер, — она поправляет его скорее из вредности, а может в попытке вернуться хоть на мгновение в те времена, когда от споров с Джеком кровь закипала в жилах, а кровавая пелена подобно туману застилала глаза. — Калипсо и правда проявила милосердие подарив мне бессмертие пока я остаюсь верна Уиллу, а какому Дьяволу продал душу ты, Джек? — Их было так много, что всех не упомнить, — беспечно пожимает плечами и допивает свой напиток пират. — Вечность в ожидании любимого, — качает головой, смакуя каждое слово. — Как по мне больше похоже на проклятие. Элизабет нечего на это возразить. Столетия назад предложение Калипсо казалось даром, но годы шли, ее друзья умирали, мир, который она знала, частью которого была, безвозвратно менялся, и, вскоре, через какой-то жалкий век не осталось ничего дорогого ее сердцу, жизнь потеряла краски, и все что ей осталось — ждать, мужчину, ставшего незнакомцем. — В последние годы я все чаще вспоминаю слова Беккета: Ваше время закончилось, — Элизабет забирает у Джека пустой стакан и ставит его на столик, берет за руку, и ведет к танцполу. — Наше время закончилось, Джек, — обнимает первого в своей жизни пирата за шею, и, вовлекает в медленный танец наслаждаясь близостью сильного тела. — Этот блеклый мир вызывает отвращение. — Мир остался прежним, дорогуша, просто в нем стало меньше сокровищ, — кладет руки ей на талию не охотно переставляя ноги в такт музыки мужчина. С губ Элизабет слетает веселый смешок, а на сердце становится так легко и светло — под личиной джентльмена 60-х годов скрывается старина Джек, которому с одинаковой силой хочется дать пощечину и поцеловать, что совсем никуда не годится. — Ты не изменился. — А надо было? — приподнимает брови в притворном изумлении, а глаза насмехаются. В прочем, как и всегда. — Я скучала по тебе, Джек, — признается скорее самой себе, чем ему. — Хоть и в корне не согласна с твоим взглядом. Я пережила две мировые войны, и могу со стопроцентной уверенностью заявить: люди стали хуже, и блеск целой горы сокровищ не сможет этого изменить. — Так печально наблюдать, как затухает некогда непокорный огонь, что горел в твоих глазах. Должно быть мысль о том, что песок в песочных часах, отмеряющих время оставшихся тебе лет жизни никогда не иссякнет невыносима. Звонкая пощечина — награда Джека за жалость. Ладонь Элизабет пылает, а в легких не хватает воздуха. Игнорируя шокированную происходящим публику Элизабет быстро покидает зал — ей нужно наружу, проветрить голову. Передозировка Джека Воробья хуже алкогольного опьянения. Он не идет за ней, и следующие десятилетие Элизабет жалеет о вспышке гнева. Встреча с Уиллом вопреки ожиданиям не приносит ни капли облегчения. Смотря в глаза некогда любимого мужчины Элизабет видит лишь годы, что провела в одиночестве. Но хуже всего молчание. Ведь единственное, что они могут сказать друг другу: любовь прошла. Элизабет бродит ранним утром по пустым улицам. Она так далеко от океана как это только возможно. Обустраивает очередной дом под псевдонимом, которым нет конца. И вот она опять в начале круга: покупает дом, заводит друзей, устраивается на работу, чтобы спустя десять лет все бросить, и начать с начала — ее личный Ад, которому не видно конца. Их новая встреча с Джеком неминуема, их новая встреча неизбежна. Поэтому Элизабет совсем не удивляется, встретив Джека на благотворительной выставке сокровищ Карибского моря. Кивнув воробью, она выходит в сад, и ждет его сидя на цементных ступенях. — Я не буду извиняться, — она слышит его самоуверенный голос, прежде, чем мужчина появляется в ее поле зрения. — Я этого и не жду, — она улыбается: обреченно и горько. — Но ты ошибся, Джек: я не хочу умирать… я просто… — Устала жить ради Уилла, — он говорит то, на что ей самой не хватает духу, накидывает свой пиджак на ее голые плечи, и, только когда нагретая его телом ткань касается ее кожи, Элизабет понимает, что замерзла. — А ты сам: не устал искать способ освободить Черную жемчужину? — хочется скинуть пиджак и уйти, оставив последнее слово за собой, но прожитые годы подарили ей не только усталость, но и мудрость. — У меня рука не поднимется, — легко признается Джек присаживаясь рядом. — К тому же, если это сработает, придется иметь дело с любимцем Барбосы, — передергивает плечами Воробей. — Гадкая мартышка! Мелодичный смех вырывается из груди Элизабет, стукнув старого друга кулачком по плечу, она кладет голову на его плечо. — Я могла бы разбить ее для тебя, — шепчет она едва слышно. — У тебя богатый опыт в уничтожении бутылок, — соглашается Джек. И только тихий смех двух старых душ нарушит ночную тишину.