Плач мелюзины

Тёмная синяя гладь расплескалась между несколькими полуостровами, омывая их скалистые возвышения. Поздняя осень встречала рыбацкие судна холодным, пробирающим до самых костей ветром. Отпустив лебедку, Веном присел у левого борта, огладив глянцевую поверхность. Он выглянул за ограждение, отделяющее его от воды, и отметил про себя, что осадка довольно высокая. Улов был небольшим, едва ли переваливал за полсотни килограмм. Темно-зеленые вейдерсы пропахли морской солью и рыбьим душком, всплошь усеянные жирными пятнами машинного масла. В забродах хлюпала вода и на стопах широких лап ощущался вязкий ил. Густой мех на воротнике мешковатого бомбера промок от моросящего мелкой дробью дождя. Но Веном не ощущал дискомфорта и мороз не брал толстую шкуру симбиота. Он бы не почувствовал даже первый снег, если бы не захотел. Он развернулся, поворачивая голову и оголяя шею в полный её размер. Белые вздутые вены, которыми был усеян весь эпидермис клинтара, живописно переплетались с отливающими синевой татуировками, которые Веном создал на своей коже сам. Хаотичные рисунки костей, кораблей, волн и кричащих ртов волшебным образом преображались в чёткую композицию, акцентируя внимание на хорошо сложенной массивной фигуре и развитой мускулатуре. Клинтар давно перестал пользоваться в полной мере всеми своими способностями и стал носить одежду исключительно ради напоминания о том, что он живёт в мире людей. Кроме его внешнего вида ничего больше не говорило о том, кем он был раньше… Если не учитывать сущность существа, созданного для доминирования и убийства. Даже для того, чтобы выжить, ему необходимы жертвы. Много жертв. Нос судна упёрся в горсть песка, сев на мель. По армейски тяжело шагая, Веном спустился с трапа, перешагнув на построенный саморучно деревянный парапет. Его дом, — крайне неухоженная с виду хижина с заплесневелыми окнами, — находился на каменистом берегу. Далеко ходить ради работы не приходилось, и Веному нравилось то, что он сумел избежать частых контактов с кем-либо. Неподалёку были расположены ещё два дома, заключающие мыс полуострова Беара в редкую цепочку. По левую сторону жил пожилой старик, который был постоянным покупателем свежего улова у Венома, а по правую — отец с дочерью. Бывший капитан крупного рыбопромыслового суда Джордж Стейси относился к соседу с холодным безразличием, так как, по сути, они были конкурентами. Оба занимались ловлей лососей и других видов водной живности. Веному же плевать было на это, он занимался рыболовством не ради прибыли, а ради собственного выживания. И покоя. Клинтар, ранее бьющийся в унисон с эпицентром самых кровавых событий, влюбился в спокойные, холодные края западной Ирландии. Он научился существовать в гордом одиночестве, питаться мозгами животных и насыщаться эмоциями только одного человека. Она босиком ходила по ледяной поверхности плоского камня, расположившегося у самого берега реки Кенмар, который как раз-таки и служил перегородкой между домами капитана и клинтара. Гвен, дочь Джорджа, улыбалась Веному каждый раз, когда видела его, и всегда здоровалась. Это было не больше, чем вежливость, но всякий раз она чертила своим тонким голосом непонятные иероглифы в его душе. В один день, он знал, что девочка исчезнет и больше не вернётся. Вряд ли тому будет какая-нибудь другая причина, кроме него. Заливистый девичий смех звучал эхом. Долго, очень долго. Симбиот смаковал его постоянно. Гвен не боялась подходить к нему, спрашивать о чем-то, — обычно о погоде и улове, — и снова улыбалась. Ужасная улыбка. От неё Веному больно; под шкурой свербит желание взять девчонку за горло и вынуть свет из плена её грудной клетки. Такова природа разрушителя. Прекрасное невозможно не разрушить, не забрать себе и спрятать так далеко, как только возможно. Куда-то в самую потайную глубину, где никто и никогда не достанет, и только разрушитель сможет любоваться этим приятно обпаляющим пальцы светом. Крокодил проглотил солнце. Дракон свернулся клубочком у башни принцессы. Ведьма отняла божественный голос. Гвен ходила по его нервам, как смычок по струнам скрипки. Она играла грустную, но прекрасную, наполненную глубоким смыслом мелодию с оттенком детской лёгкости. Веном всё ждал, когда она закончится. Рыболовная сеть натянулась от улова. Ещё живые рыбы бились хвостами друг о друга, смыкая и широко разевая рты, пытаясь захлебнуть воды. Среди отблесков чешуи виднелось что-то ещё, решительно выделяющееся на общем сине-зелёном полотне. Спуская плетеное орудие с подъемного крюка, симбиот распустил его, не заботясь о площадке для спуска лова. Среди ила и рыбьих голов лежала Гвен. Веном расширил островки глаз, убеждаясь, что это она. Её грудь едва вздымалась, глаза были закрыты и иных признаков жизни она не подавала. Подхватив дочь капитана на руки, клинтар в несколько широких шагов преодолел расстояние к порогу своего дома и толкнув дверь плечом, занес пострадавшую внутрь. Розовые губы покрылись легкой синевой, щеки побледнели. Она громко закашлялась после нехитрых манипуляций Венома по оказанию первой помощи, и перекатилась на бок, сплевывая мутную речную воду на пол. — Дыши-дыши. Чешуя прилипла к открытым голеням и бедрам, придавая Стейси необычный вид. Клинтар сел на пол рядом с кроватью, позволяя девушке прийти в себя. Он чувствовал на клеточном уровне, что лёгкие постепенно восстанавливают работу и больше её жизни ничего не угрожает. Впрочем, как сказать. — Как ты очутилась там? Гвен свесила руку, лихорадочно застучав зубами. Мороз въелся в кожу острыми клыками и не собирался отпускать. Судорожно натянув на себя одеяло, ей удалось унять цокот. — Я плавала… Лжёт. Но Веном не стал докапываться до истины, вынув из нагрудного кармана «пилотной» пузырёк и опрокинув жидкость в длинную глотку. Крепкий ирландский виски разлился по пустодушной текстуре его тела вместе со зловеще загоревшимся удовольствием. Всё, что попало в его сети, априори его собственность. Ирония судьбы повела себя с Гвен по-скотски, закинув самую желанную для Венома добычу в его же невод. Симбиот подавил желание зарычать во всё горло. Мелодия нежной девчушки, танцующей на струнах его нервов, подошла к логическому завершению. Судно Джорджа вышло в плавание, обеспечив клинтару условия как нельзя лучше. Без уговоров Гвен приняла предложение ненадолго остаться в доме соседа. Она была истощена странным, — для Венома, — происшествием и даже двигалась с неохотой. Получив разрешение воспользоваться ванной комнаты, Стейси взяла чистое полотенце и села на край бортика. Холодная эмальная поверхность скользила под открытой кожей. Девушка склонила голову, свесив белые волосы на плечо, покрытое илом. Веном не задавал вопросов, как отец: почему она ходит босой в собачий холод, почему купается в реках по раннему утру и зачем надевает шелковую сорочку для этого. Объяснить это такому человеку, как её отец, не представлялось возможным. Всю свою недолгую жизнь Гвен неумолимо тянуло к воде и только в десять лет она осознала, что у неё есть вторая сущность. Чем дольше кожу её ног омывает вода родных краёв, тем быстрее на ней, как стебли из зернышек, прорастает небесно-голубая чешуйка, на солнце отливающая серебром. Ей пришлось перелопатить горы разнообразных книг, пока в руки не попала та самая, из которой ей посчастливилось узнать, что это за недуг. Точнее, дар, как говорилось там. Человек, живущий и на суше, и в воде, как в своей родной среде. Тело одаренного имеет редкую возможность приспосабливаться, создавая защитный слой эпидермиса, который и является чешуей. Одно условие: Гвен не могла вступать в связь ни с кем, иначе дар исчез бы, а сама она никогда не смогла бы больше стать мелюзиной. Расплавленные свечи растеклись по выступающим бортикам, очевидно, иногда они заменяли керосиновую лампу, что стояла поодаль на подоконнике. Стейси погрузилась в горячую воду, вкушая незначительный зуд в области икр. Кожа шелушилась, а за белыми хлопьями виднелись серебристые края. Расплывшись в улыбке, она расслабленно раскинула руки. Девушка знала, что для полноценного перевоплощения в мелюзину потребуется в трижды больше времени, а легкую чешуйку она сумеет скрыть от взора Венома одеждой, которую он ей любезно дал. Ванна у симбиота была очень широкой, и в ней миниатюрная Стейси могла свободно раскидывать конечности и плескаться. Конечно, клинтар знал о мифических существах, тем более о женщине с рыбьим хвостом. Но он не обратил никакого внимания на это, для него вся ситуация преобрела иные оттенки: судьба просто рассмеялась в лицо наивной девочке, так легко предоставив её тому, кто мечтает разорвать её на части. Мысли беспорядочно роились. Играя желваками, симбиот погрузился в размышления: что делать? Она близко, она его. Он может не отказывать себе во всех изощренностях, которые могла выдать его голова. Веном хотел растянуть момент падения такой искорки. Смерть оказался бы слишком простым выходом. Его озарила фантастическая мысль, и он принялся снимать пропахшую илом одежду, скидывая всё на пол. Он делал так всегда, когда собирался на время выпустить хищника; позволить себе быть тем, кем был рождён. Одежда была не необходимостью, а сдерживающим фактором. Гвен открыла глаза, чувствуя на себе чей-то взгляд. Над ней нависла чёрная гороподобная фигура, уверенно приблизившаяся вплотную. Не успела девушка возмутиться, как её ног и бёдер коснулось нечто холодное. Воображение нарисовало устрашающую картину, сравнив это с касанием акульего хвоста. — Веном… Веном, что ты делаешь? — Стейси подтянула колени к груди, сжимаясь в спасительной закрытой позе. Она сидела обнаженная и беззащитная перед хищно оскалившейся горой мышц, занявшей практически всё пространство в ванной, которая внезапно стала удушающе тесной. Молчание ввинчивалось в виски, давило на затылок; Гвен казалось, что слышно, как громко бьётся её сердце. — Пожалуйста… Веном, пожалуйста… Она попыталась спрятать чешую, обняв себя за ноги, но клинтар скоро изменил положение, обхватив изящную лодыжку всего двумя когтистыми пальцами и потянул на себя, заставляя Гвен скользнуть под воду. Уложив обе ноги себе за бока, он вынудил девушку поднять таз, усаживая бёдрами на себя. Стейси предприняла отчаянную попытку вырваться и сбежать, но клинтар обнял текстурой её талию, не давая рушиться с места, позволяя лишь тереться ягодицами о свой пах. — Веном, я не могу… Нельзя! Веном, давай поговорим, не делай этого… От того, чтобы броситься в истерику её сдерживала только одна мысль: достучаться до Венома, дать понять ему, что если это произойдёт, то она потеряет себя. Он молча слушал мольбы, никак не реагируя на них. Они услаждали его слух, лелеяли безутешно мрачное сердце, облитое чужой кровью. Свет, который горел внутри неё, постепенно угасал под его силуэтом. Клинтар стал массировать пальцами упругие молочные бедра, исследуя каждый маленький шрам, родинку, пока снова не наткнулся на чешую. Он сильнее надавил ладонью, но она не стерлась. Обхватив тонкий переливающийся краешек кончиками когтей, он вырвал его вместе кусочком кожи. Гвен пронзительно вскрикнула, зажмурившись, и слезы крупным градом покатились по красным от пара горячей воды щекам. Подхватив ногу за колено, он приподнял её над прозрачной поверхностью воды и языком прошёлся по травмированному месту, слизывая сочащуюся кровь. Настолько вкусную, сладкую с тонкой ноткой солености. Веном пожалел, что не убил её в этот миг, но войдя во вкус осознал, что хочет ощущать на языке эту солёную сладость вечность. Или столько, на сколько хватит жизни Гвен. Он понял, в чем дело и почему её ноги покрылись рыбьей шкурой. Симбиот утробно заурчал и кончики рта поползли до самого затылка, изображая улыбку, от которой у Гвен похолодело внутри. Веном понял, что обстоятельства сложились как нельзя лучше. Он убьёт её, но не так. Не просто. Не так легко, как могло бы быть. Он заберёт её жизнь, мечту и оставит рядом с собой, пока Стейси самой не захочется покинуть собственное тело. Только вот он не даст. Свет внутри неё будет гореть только для него. Она безоговорочно принадлежит ему. Она попала в его сети. Гвен больше не говорила, она только скулила и причитала, из этих звуков можно было разобрать мольбу, но Веном не вникал. Он сел на лапы и приподнял расслабившееся в горячей воде хрупкое тело, снова прижав Гвен нижними губами к своему торсу. Стейси чувствовала как под шкурой перекатываются и сокращаются канаты мышц, которые, по сути, были одной массой. В Веноме не было ничего настоящего: он мог формировать из себя всё, что угодно. Захотел сердце — даже заставит биться, лёгкие — начнут активно перекачивать воздух… …сломать кого-то — без зазрения совести, с радостным воем. Девушка ощутила, как скользкая крупная головка прислонилась к нежной кожице, раздвигая губы, почти проникая в неё. Она задергалась с новым приливом сил на сопротивление, но любое движение оказалось абсолютно беспомощным перед крепкими объятиями клинтара, сковавшими её руки. Закричав, Гвен подтянула к груди кисти, силясь закрыть от глаз Венома хоть что-то. Хоть что-то оставить на себе недоступное для него. Он вошёл резко и с характерным хлюпом. Тёплая вода уменьшила дискомфорт, но Стейси взвыла, как раненый зверёк, обмякая в лапах мучителя. Мышцы, после долгого плавания, не хотели удерживать её в одном положении, и девушка полностью легла на свою единственную опору в лице Венома. Смолистая кожа заскрипела, шлепаясь о подскакивающие от ударов пахом и бёдрами ягодицы, и клинтар не без удовольствия зарычал, сдувая прядку блондинистых волос, упавших на морду. Гвен сложила обе руки на татуированные плечи симбиота, отдавшись своей участи. Солёные капли жгли кожу щёк, веки щемило от количества слез. Она содрогалась, как сломанная кукла, на руках у Венома, который не жалел нетронутое естество и вколачивался в неё, прижимая за лопатки к груди, чтобы входить под тем углом, который позволял заполнить Стейси целиком. Она издавала тихие стоны боли, переходящие в крики, когда становилось особенно невыносимо, и Веному таки приходилось уменьшать напор. Вода остыла, но по сравнению с температурой тела Венома всё ещё оставалась горячей. Его толчки становились всё более грубыми и редкими — пик вскоре был достигнут; он излился в неё, и от жгучей субстанции внутри Гвен стало противно. Липко. Словно её облили грязью и водой это не смоешь. Издав серию шумяще-урчащих звуков, свидетельствующих об удовлетворении, симбиот вынул жертву из ванны и заботливо накинул на её плечи полотенце. — Отпусти меня домой. — тихо, несмело промолвила Гвен, и почему-то была уверена, что всё, что он хотел, он уже получил. Больше у неё нечего взять. Но Веном считал решительно иначе. — Нет, — он налил Гвен чаю, поставив кружку перед ней. — Я сделал тебя своей. Зелёные глаза, в которых раньше плескались лучи солнца и отблеск моря, совсем погасли, округлившись от услышанного. Она больше не ощутит радостную лёгкость, когда позволит выйти наружу второй сущности — мелюзине. Гвен не найдёт любовь и не станет морской пеной. Такова сущность разрушителя. Он не пройдёт мимо прекрасного, не разрушив его или не присвоив себе. Веном — не принц, а Гвен не в сказке.