Замкнутый круг

Скволл о смерти не думал. Он о ней знал. Она была его неизменным спутником с тех самых пор, как он поступил в Гарден: шуршала за спиной крыльями монстров, смотрела невидимыми глазами из темных поворотов подземелий, щекотала лицо порывами ледяного ветра при каждом появлении Шивы. Он не боялся убивать, разрубать на кусочки, нажимать кнопку детонатора и давать сигнал к атаке. Его слишком долго готовили к этому, чтобы в нем осталась хоть капля сочувствия к тем, через чьи тела он переступал на пути к выполнению заданий. Он — СиД, наемник, машина на службе Гардена. Жалеть о чужих смертях — не его дело. Скволл не боялся умирать, внутри себя он давным-давно пережил десятки разных смертей и мог, наверное, подробно описать собственные ощущения при превращении в пустую оболочку. Мог, но не видел в этом смысла. Впрочем, в жизни он смысла тоже не видел. Он шел вперед, следуя указаниям руководства и приказам клиентов, решал поставленные перед ним задачи, планировал операции и знал, что рано или поздно все это приведет его к точке невозврата. К моменту, когда он провалит задание и не сможет убить того, кто мешает продвижению к цели. Сейфера Альмази. Он проходил через эту точку раз за разом, в навязчивых, мутных снах: в разных городах, в при разных обстоятельствах, но всегда с одним и тем же результатом — кривой ухмылкой и легким, почти незаметным движением губ. "Слабак". Каждый раз после этих снов он просыпался, наощупь пытаясь найти сам не зная что: не то прохладную рукоять ганблейда, не то пальцы Сейфера, слишком теплые в продуваемой сквозняками спальне. И каждый раз, не находя рядом ни того, ни другого, он приходил в себя уже окончательно, выныривая из глубины сна, словно из зыбучих песков. Сейфер был рядом — вздрагивал и открывал глаза, чутко реагируя на Скволла. Как они умудрялись умещаться на узкой койке в комнате-пенале так и осталось неразрешимой загадкой. *** Сейфер о смерти думал регулярно. За все годы, проведенные в Гардене, он так и не научился отключаться, убивая, и не оглядываться по сторонам, проходя по улицам, полным трупов галбадианских солдат. Но ему удавалось держать лицо и не морщиться от омерзительного, проникающего, казалось, в самую душу запаха смерти. СиДов учили убивать с самых первых дней в Гардене, и с самых первых дней готовили к тому, что любой из них может однажды столкнуться с необходимостью убить другого СиДа. Именно поэтому эмоциональные привязанности руководством Гардена официально не поощрялись. Неофициально же все они были людьми. Все, кроме Скволла. Вот кто смог бы, не задумываясь, устранить любого: от директора Сида до болтушки-Сельфи. Хотя ее Сейфер бы и сам с радостью пристрелил. И все же у каждого были свои слабости. У Скволла — ночные кошмары и мигрени. У Сейфера — Скволл. Идеальная бездушная машина для убийств, с диапазоном чувств чуть шире, чем у меча. Иногда Сейферу казалось, что Скволл все-таки слился разумом с Шивой, и оттого те немногие эмоции, на которые он вообще был способен, оказались полностью заморожены. Сейфер был уверен, из схватки со Скволлом победителем ему не выйти. Сейфер не боялся умереть, но он не хотел, чтобы это было вот так: удар — и словно его и не было. Никто не вспомнит, никто не пожалеет, перешагнут и пойдут дальше, как было с его бывшими одноклассниками, инструкторами, врагами и союзниками. Увидев Эдею, он понял одно — безликим наемником он уже не умрет. Внутри вскипела темная, тягучая радость, щедро приправленная магией и яростью, воспоминания о прежних сомнениях и страхах растворились в ней, будто в кислоте, и мир заиграл новыми красками. Сейфер всегда знал: рано или поздно ему придется скрестить оружие со Скволлом — не в тренировочном сражении и не в обычной студенческой драке, но в битве не на жизнь, а на смерть. Только теперь он наконец перестал думать о том, каков будет исход этой схватки. Он был уверен, что сможет убить Скволла Леонхарта, если такова будет воля его повелительницы. *** Реальность оказалась до боли похожей на сон и в то же время совсем иной — Сейфер не улыбался, не дразнил его, как в прежние годы, не смотрел открыто и насмешливо. Это вообще был не Сейфер — кто-то другой, лишенный разума и воли, забывший прежние интересы и отказавшийся от всего, что связывало его со Скволлом. Драться с таким противником было легко, будто с бездушным монстром. Удар — выстрел, удар — выстрел, отдышаться — и снова в бой. Казалось, тело действует само по себе, пока разумная часть сознания Скволла пребывает где-то во внутреннем мире. Сейфер не сказал "слабак", не сплюнул в бессильной ярости на землю, не откинул со лба взмокшую грязную прядь, открывая взору шрам, зеркально отражающий тот, что пересекал лицо Скволла — только осел как-то криво, словно сломалась в нем какая-то ось, завалился на бок и прикрыл глаза. А Скволл, как и во сне, не смог нанести решающий удар. Где-то вдалеке раздавались крики, мелькали на периферии зрения вспышки заклинаний, а Скволл стоял, опустив ганблейд, и смотрел, как неровно вздымается грудь Сейфера, медленно, с трудом, открываются его глаза, как он облизывает пересохшие губы и шепчет едва слышно, как когда-то давно, в пустом коридоре около тренировочной площадки: — Надо же, ты стал сильнее. Скволл ушел, не оборачиваясь, сжимая кулаки с такой силой, что на ладонях остались красные полумесяцы от ногтей. Он обязательно пожалеет о минуте слабости. Но пути назад уже не было. *** Реальность Сейфера была наполнена мучительной болью и призраками прошлого, столь прозрачными и неосязаемыми, что не разобрать: где воспоминания, а где — фантазии, порожденные передозировкой зелий и магии в его теле. Эдея была им недовольна: ее рыцарь не выполнил свои обязанности, и ей самой пришлось драться со Скволлом. Она победила, конечно, но Сейфер почему-то вместо радости ощущал глухое раздражение, лишь усилившееся, когда она приказала ему пытать Скволла и узнать, что задумали СиДы. С каждым шагом, приближавшим его к камере Скволла, Сейфер раздражался все сильнее, сам не понимая, от чего. Он выместил свою злость на Скволле, но это не помогло: прикосновение, пусть даже мимолетное, к чужой коже отчего-то вызывало в душе полузабытое тепло и сомнения в себе, своих силах, своем выборе — и Скволле. Скволл не сказал ни слова и не выдал бы информацию, даже если бы они поджарили всех его «друзей». Солдаты Эдеи собирались воззвать к его чувствам, не зная, что жалость и сочувствие — последнее, на что тот способен. Сейфер мог убить его, своими или чужими руками, глухой темный голос в голове подсказывал ему, что так и надо сделать, что следующего шанса может не быть, что таков приказ повелительницы, но он не смог. Сейфер мало что помнил из жизни в Гардене и мало что знал о СиДах и их способностях, но одно он знал точно: оставить Скволла наедине с галбадианским солдатом — дать ему шанс, которым тот непременно воспользуется. Эдея несомненно прочла бы это знание в его разуме, но в тот момент Сейфер не мог поступить иначе. Скволл дернулся на стене, вскинул голову — темная прядь упала на лоб, словно продолжение старого шрама, зеркально повторяющего его собственный — и в памяти Сейфера всплыли бессчетные ночи, когда он просыпался от этого движения и прижимал дрожавшего от холодного пота Скволла к себе, лежа на отвратительно-узкой койке в студенческой спальне. Сейфер ушел, не оборачиваясь, сжимая кулаки с такой силой, что на ладонях остались красные полумесяцы от ногтей. Эта секундная слабость сыграет против него скорее, чем он может себе представить, но пути назад нет и не будет. И никогда не было. Они будут играть в эту игру до тех пор, пока один из них не сможет нанести решающий удар или пока кому-нибудь не повезет с кем-то другим. Впрочем, в такое везение никто из них никогда бы не поверил.