>…Люби, пока не возненавидел, Прыгай, пока не сломлен, Знай, что мы все падаем вниз…
One Republic — All Fall Down
Pov Tom Я набрался смелости и более-менее уверенно иду в зал за охранником, второй следует позади. Что ж, я сам сделал этот выбор, а мог бы быть уже далеко отсюда. Мог бы… Массивная дверь открывается, я тут же начинаю искать глазами тебя. Даже не смотришь. Мне так страшно, а теперь еще и больно от твоего безразличия. В том состоянии, в котором я сейчас нахожусь, трудно соображать, мне что-то говорят, а я лишь украдкой смотрю в твою сторону, мечтая встретиться с твоими прожигающими насквозь глазами. Пожалуйста, пожалуйста… Ты словно меня услышал, повернулся, лишь мазнул взглядом, тут же отворачиваясь, но мне и этого хватило. Теперь можно и умереть, теперь я готов. Прости, Билл. Прости, что я так люблю тебя. Будто откуда-то издалека слышу окрик. Мне, видимо, что-то кричали, я повернулся, понимая, что стою уже в центре зала. Мужчина, огромный и очень мощный, в кожаной маске на лице, подошел ближе. — Глухой? Раздевайся. Послушно стягиваю с себя вещи. У меня трясутся руки? Нет? У меня подкашиваются ноги? Я словно не здесь, ничего толком не могу понять и почувствовать. В реальность меня вернула обжигающая боль. Кажется, это была плетка, я ее уже видел однажды в руках этого громилы. Боль прожигает насквозь, спина горит. Конечно, меня снесло от такого удара, я упал на колени, упираясь руками в пол. Я сильный, я смогу это вытерпеть. Я сильный. Второй удар. Третий. Закусываю губу, чтобы сдержать рвущиеся слезы. Боже, пожалуйста. Тянусь рукой к крестику, сжимаю. На НЕГО смотреть боюсь. Но ведь если бы меня здесь сейчас не оказалось, неизвестно, к чему бы это привело. Вдруг бы его раскусили? Стараюсь думать, что моя жертва не напрасна, что я помогаю ему, что мои чувства хоть чем-то полезны. — Стой! — мучителя останавливает чей-то грубый голос. Поднимаю глаза. Анис. — Это слишком скучно, я предлагаю свое развлечение, — Мне стало страшно. Хотя, казалось, страшнее уже и быть не может. Выталкивает вперед Криса. Господи, зачем? Он и так настрадался. — А пусть он его трахнет, — предлагает Анис указывая на меня. — Давай, щенок, — он обращается ко мне, — трахни его, — толкает Криса в мою сторону, гадко ухмыляясь. Все начинают хлопать и говорить, что это отличная идея. Громила в маске хватает меня за плечо, рывком ставя на ноги, которые отказываются меня держать. — А ты, — толкает перепуганного Криса, — раздевайся и раздвигай ноги. Я посмотрел на послушно раздевающегося блондина, из глаз полились слезы. Как я могу это сделать? — Я не могу… Пожалуйста, — умоляюще смотрю на мужчину в маске, но в ответ получаю лишь очередной удар. — Делай что велено, мразь, — и снова удар. Лежа на полу я рыдал, глядя на мокрые пятна от моих слез на полу. Убейте меня наконец. — Том, сделай это, пожалуйста. Они убьют нас, — друг подполз ближе, придерживая меня за плечо. — Ты что? Как я могу? Как? — я плакал, смотря на не менее заплаканного и обреченно вздыхающего друга. А вокруг все переговариваются, глядя на нас. Ждут представления. Смотрю на их лица, перекошенные радостным ожиданием. Вам весело? Вам хорошо, да? Сдохните, твари! Желаю вам смерти! Самой мучительной! И чтобы вы горели в аду вечно! Страшно посмотреть на НЕГО и увидеть в его глазах нечто похожее. Но нет, Билл смотрит прямо перед собой, сжимая в руке бокал до побелевших костяшек. Его лицо не выражает никаких эмоций, и теперь я даже не знаю, что хотел бы увидеть больше: его улыбку или его слезы. — Том, я помогу тебе, — Крис тянется своей рукой к моему паху, а я отстраняюсь от него как от огня. — Ты что, Крис? Не надо. Лучше умереть, чем это, — умоляюще смотрю на него. Он так измучен, сердце сжимается. — Том, надо чтобы ты возбудился, — обреченно шепчет, подсаживаясь еще ближе. — Долго нам ждать? — голос Аниса заставил вздрогнуть. Нет времени думать, нет времени решать. Очередной удар по исполосованной спине. Когда плетка коснулась плеч Криса, стало еще больней, будто меня ударили с еще большей силой. А он все плакал, глядя мне в глаза. Я все понимаю, я должен… ради него. Я должен. Прикрываю глаза, пододвигаясь ближе, Крис понимает, что я согласен и начинает поглаживать мое тело. Слышу оживленный гул — им нравится. Рука гладит меня, а я все не возбуждаюсь, ну как я могу хотеть сейчас? Когда страшно, когда рядом твой брат по несчастью, измученный до такой степени, что смотреть страшно. Когда на его руке сломаны два пальца, когда слезы не высыхают на бледных щеках. Но я должен возбудиться. Шепот: «Пожалуйста, Том», поцелуи на плечах и снова «пожалуйста». Прости меня Крис, ничего не выходит. Когда он переполз и устроился между моих ног, я испуганно посмотрел в его глаза, понимая, что он собирается сделать. Мне стыдно. Мне противно. Мне хочется умереть сейчас, но остается только терпеть и делать все возможное, чтобы возбудиться. Теплые губы обхватывают мой орган, отчего я прикрываю глаза, стараясь абстрагироваться от присвистываний и выкрикиваний вокруг, от того, что ОН это все видит. Только чувствовать теплые губы. Только представлять ЕГО. Его глаза. Изящные кисти с красивыми тонкими пальцами. Его пухлые, красиво очерченные губы. Его сладкие стоны. Его волшебные поцелуи. Воображение рисует непристойные картины, и это действует. Когда я был достаточно возбужден и открыл глаза, я быстро отстранил от себя друга и помог ему лечь на спину. Мой первый раз в такой роли. И пусть это не девушка, а мой измученный товарищ, первый раз остается первым. Страшно и стыдно, теоретически я знаю, что делать, все-таки с Биллом у меня был секс, но все равно я растерялся, смотря на Криса. Я жутко боюсь сделать ему больно. — Давай, Том, он потянул меня на себя. — Я навис над ним, дрожащим голосом прошептав: «Прости», и попытался войти в него пальцем. — Нет, трахай так, — остановил меня подошедший Анис. Как же мы сейчас выглядим отвратительно. Чувствую себя насильником и извращенцем. — Прости, Крис, прости меня, прости, — шепчу как в бреду, придвигаясь ближе. Он лишь зажмуривается, стараясь терпеть мое проникновение. Мне тоже больно, но что можно сделать? Друг прижимает меня к себе за плечи, и я начинаю медленно проталкиваться вперед. Получалось ужасно, он заскулил, а мне ничего не оставалось, как остановиться. — Нет, Том, продолжай, так надо, — он обхватил меня ногами, из последних сил прижимая к себе. Мы оба вскрикнули. Поднимаю на зал полные боли глаза. Наслаждайтесь, твари. Встречаюсь взглядом с НИМ. Он курит, наблюдая за моими движениями, а когда встречается со мной взглядом, сразу отводит свой. Опять. Я вижу, что ему неприятно. Ему все же жаль меня, но он здесь преследует свои цели, а кто я такой, чтобы препятствовать ему? — Живее! — вновь ощущаю обжигающее прикосновение плети к кровоточащей коже. Больно. Крис так и не открыл глаз, он лишь, зажмурившись и прикусив губу, старается не издать ни звука с момента, как я начал двигаться. Чувствую, что ему больно, и эту боль причиняю ему я. И почему все так любят секс? Это отвратительно. Хотя, если вспомнить нас с Биллом, это было приятно. Наверное, этим нужно заниматься только с любимыми и никак иначе. — Прости меня, пожалуйста, — шепчу, уткнувшись Крису в шею. — Все хорошо, все хорошо… — тот всхлипывает, обнимая меня крепче. Нас окружили, что-то выкрикивают, кто-то приказывает ускориться. Они лапают меня, давят на спину и бедра. Звери. Когда уже это прекратится? Когда они наиграются и отведут меня назад, в мою клетку, не могу больше. Но я понял, что все еще только начинается, когда почувствовал на спине сильные руки, которые сдавили плечи. Я повернулся, чтобы увидеть, кто это. Анис. Ну конечно. И за что он так ненавидит меня? Впрочем, он, кажется, всех ненавидит. Когда я понял, что Анис собирается сделать, я замер, не веря в происходящее, а он продолжал стягивать с себя брюки. — Продолжай, — его властный голос заставляет продолжить несильные движения. Когда я почувствовал, как он наваливается на меня сзади, понял: «Все, это конец». Умолять его остановиться было бесполезно, защиты и поддержки искать негде. Я сам решился на это, значит и принимать все происходящее надо так же решительно. Прикрываю глаза, расслабив тело. Грубые руки хватают меня за волосы, оттягивая назад. Я успеваю лишь вскрикнуть, а потом — резкая пронзительная боль, прошивающая все тело. Почему я не потерял сознание? Господи, если ты есть, то почему ты смотришь на все это спокойно? Тебе что, тоже там весело, да? Хотелось закричать во все горло, рыдать и вырываться, но я так не хотел казаться слабым и еще более жалким в ЕГО глазах. Я отвечаю за свой выбор. Все-таки невольно всхлипываю от сильных, грубых и слишком резких толчков внутри себя. Так больно, что в глазах темнеет. Изо всех сил стараюсь держаться над Крисом, опираясь на локти, чтобы не придавить его. Ему тоже сейчас достается, я ведь до сих пор в его теле. Какой кошмар. Рука друга гладит меня по щеке, он всхлипывает, но своими легкими прикосновениями старается успокоить меня. Я открываю глаза и чуть улыбаюсь. — Мы встретимся в раю, обещаю, — вымученно смотрю на него, прижимаясь щекой к его ладони. Вновь меня хватают за волосы, оттягивая голову назад. Открываю глаза, видя подошедшего священника. Что вам всем нужно? Смерти моей? Так я ее тоже жду не дождусь, давайте покончим с этим поскорее. Но нет, он подходит ближе, достает свой член, тычет мне им в губы. Хорошо, я обещал все это вытерпеть, сопротивляться бессмысленно. Послушно открываю рот, позволяя ему проникнуть внутрь. Гори в аду. Он тоже начинает двигаться, да с такой силой, что глаза слезятся. Я старался не рухнуть на Криса, старался выдержать натиск этих животных с двух сторон. Казалось, что Анис разорвал меня на части, ощущения именно такие. Рот и горло болят, рвотные позывы заставляют давиться, но чертов священник все не останавливался. О том, как мне противно от себя, не хочу думать. В какой-то момент все стало отдаляться: и грубые рывки в мое тело, и плачущий Крис, и ненасытный священник. Я почувствовал, что куда-то улетаю, меня здесь уже нет. Да. Я далеко, я так далеко… Темнота. Спасибо. Pov Bill Сигарета в руках почти дотлела, а я так и не затянулся. Не знаю, заметили ли остальные, как дрожат мои руки и как слезятся мои глаза. Подбежать и оторвать Аниса от него? Больно на это смотреть. Больно. Вскакиваю на ноги в пьяном порыве, но Рихард останавливает меня, твердо перехватывая за руку. — Вильгельм, ты странно себя ведешь. Все в порядке? — Все отлично, — отвечаю заплетающимся языком. И когда я успел так надраться? — Ты, кажется, перебрал, — окидывает взглядом мое еле стоящее на ногах тело. — Может быть и так, — сбиваю со стола тарелку, неосторожно махнув рукой в попытке удержать равновесие. — Ой, упала, — пытаюсь продвинуться дальше, натыкаясь взглядом на моего мальчишку. Моего. Черт. Это ж надо так его… Анис, я убью тебя, и смерть твоя будет мучительной, обещаю. Я бы мог его забрать, увести мог бы, но не сделал этого. А он мог бы сбежать, но тоже этого не сделал. И кого теперь винить? Я давал ему шанс. У меня есть оправдание, есть! Или все же нет?.. Когда священник начал иметь его в рот, который тот покорно открыл, я не выдержал. Я рванулся, но не к нему, а к двери, и на заплетающихся ногах вылетел их этого ада. И почему я сейчас так себя ненавижу? В комнате темно. Что я чувствую сейчас? Боль, жалость и… вину. Я ненавижу себя, ненавижу мальчишку, ненавижу всех этих уродов. Ненавижу того, кем я стал. Ненавижу, что так завишу от чувства жалости. Ненавижу, что оказался так уязвим. Сижу и боюсь думать о том, что Тому не выжить. Наверное, мне нужно пойти туда и прекратить все это. Забрать его у них. Но я сижу и смотрю в пустоту, давящую, полную отчаяния пустоту этой комнаты. Так должно было быть с самого начала. Так было нужно. Только вот кому? Я выпил много, наверное, все, что имелось в моей комнате, а имелось немало. Держась за стену, выхожу в коридор, кое-как добираюсь до лестницы и, умудрившись не свалиться, спускаюсь вниз. Тихо. Видимо, развлечение закончилось. Страшно, и алкоголь ни капли не придает смелости. В мозгу крутится: «Он жив. Он жив. Он жив». Кое-как сфокусировав взгляд и дойдя до комнаты с номером девять, окликаю охранника и приказываю открыть ее. Комната пуста, и я понимаю, что все. Его нет больше. — Где он? — поворачиваюсь к этому цепному псу. Я не виноват в этом, не виноват. Я не убивал его, это не моя вина. Закусив губу, чтобы подавить накатывающиеся слезы, я уставился на чертова охранника, который почему-то молчит. — Он там, — наконец кивает в сторону зала. — Ваш брат сказал, что вы сами должны разбираться с ним, и приказал оставить его там. Отталкиваю верзилу и заплетающейся походкой направляюсь в зал. Паника охватывает сознание. Мне очень страшно. Войдя в полутемное помещение, в котором несколько часов назад было такое веселье, я сразу натыкаюсь на раскинувшуюся на полу тонкую фигурку. Не в силах смотреть на представшую картину, отворачиваюсь и закрываю лицо руками. Нет. Нееет. Почему? Несчастный ребенок лежит в луже крови. Охранник, появившийся в этот момент, намеревается что-то спросить, но я опережаю его. — Проверь пульс, — слишком уж тихим, наверное, от страха и боли голосом приказываю я. — Живой вроде. Выдыхаю. — Отнеси его в комнату.Hypnogaja — Quiet
Когда фигура охранника, несущего на руках мальчишку, скрылась из зала, я направился следом. Я не знаю, что делать, как смириться с произошедшим, но вернуться в свою комнату не могу. Я потерян. — Свободен, — жестом отсылаю верзилу из каморки. И только когда дверь захлопнулась, смотрю на истерзанное тельце. Безжизненный, бледный. В груди сжался ком, который рвется наружу, вот он уже подкатился к горлу, и я не выдержал, отпустил себя, разрешая горячим слезам скатываться по щекам. Какой же я слабак. Во всем. Боясь сделать ему больно, присаживаюсь на самый край так называемой кровати и аккуратно беру его руку. Холодная. — Прости меня, Том. Прости меня. Я должен был помочь, но моя шкура, мое благополучие и моя жажда мести оказались ценнее твоей жизни. Прости. Он дышит. Почти незаметно, но дышит. А я плачу. В последний раз я так плакал, наверное, когда еще жил с Анисом и отцом. Я так плакал, когда они убили Михаэля. А теперь они убивают тебя. И я вместе с ними. Я не думал, что мне будет так больно, так тяжело переживать все это, я не думал, что мои чувства такие… Сильные? Что я испытываю? Привязанность? Жалость? Что? А может, я просто слишком пьян? — Ты мне дорог, мальчик, я хотел тебя спасти, и я спасу тебя, только живи. Пожалуйста. Руки сжимают его холодную ладошку. Глотая слезы, я пытаюсь уложить его удобней. Он не реагирует на мои прикосновения, такой холодный, а я постоянно прощупываю пульс, чтобы убедиться, что он еще жив. Я не знаю, что делать, чтобы облегчить его состояние, и чтобы он выжил — тоже. Аккуратно вытащив из-под него старое тонкое покрывало, укрываю его, понимая, что это его не согреет. Сколько он там на полу, голый и измученный, пролежал? Осторожно устраиваюсь рядом, обнимаю тонкое, холодное тело и прижимаю к себе. Только живи, мой мальчик. Только живи. Уснул я под его совсем тихое дыхание. И проснулся — тоже. Голова жутко болит, тело ломит от неудобного твердого лежака. Пить хочется больше, чем умереть. Вспомнив, где я нахожусь и что здесь делаю, я подрываюсь с места, чтобы осмотреть мальчишку. Ощупав его руки и тело, убеждаюсь, что не зря лег с ним. Он был все так же без сознания, но теплым. Он был жив. Окинув взглядом милое лицо с разбитыми в кровь губами (да что говорить, все его тело было в кровавых разводах и синяках), я вздохнул, поглаживая нежную щеку. Нужно его помыть или хотя бы обтереть, нужна мазь какая-нибудь. Черт, как все это устроить, не вызывая подозрений? Голова идет кругом. Хорошенько укутав его в жалкое подобие одеяла, направляюсь к выходу. Хорошо, что еще слишком рано и все спят, поэтому я могу незаметно пройти в свою комнату. Выбираюсь в коридор, поймав на себе лишь странный взгляд охранника. Проигнорировав его, направляюсь к лестнице и не замечаю взгляда еще одной пары черных, злобных глаз.