Высокий слог Петра Орсини

"Когда я вижу тонкий стан, Мечтаю, только об одном…" Пётр отложил перо в сторону и задумался. Писать любовные стихи, это не гимны во славу Господа слагать. Как-то это оказалось сложнее, чем он думал.       — Так о чем же я мечтаю, когда вижу её тонкий стан? – Задумчиво спросил сам себя Орсини, — вообще-то этот стан я в основном вижу в момент, когда мы очищаем мир от разной скверны. Думаю я тогда совсем не о радостях любви. А в мирное время, как-то не особо прилично глазеть на этот стан. Вдруг, она заметит? Женщины в этом плане такие чувствительные. "Хочу обвить его рукой, И отвести к себе домой!" Пётр скомкал листок бумаги и отбросил его в сторону. Со стихами что-то совсем уж туго было.       — Ладно, Паола, предположим, стихоплёт из меня никакой, попробуем эпистолярный жанр, — пробурчал Рыцарь Разрушения. "Любимая, когда я вижу тебя, моя душа усиленно славит Господа нашего, ибо я счастлив, знать, что с тобой, радость моя, всё в порядке, и ты жива, цела и невредима".       — Суховато как-то получается. — Вздохнул брат Пётр, — Попробуем как-нибудь иначе. "Соковски, ты даже представить не можешь, насколько нахально вожделеет тебя глава Бюро Инквизиции, в моем лице, и, если бы не феноменальная выдержка, уже давно одолел бы тебя своими непристойными предложениями. От чего Бюро бы понесло бы тяжкую утрату в твоем лице, ведь служебные романы противоречат самому духу нашей организации, и ты бы первая о том мне бы сказала".       — Хотя иногда мне кажется, что это я сам себе противоречу, а Бюро тут вообще ни причём.       — Простите, — голос Паолы, отвлек его от тяжких дум о собственном характере. — Я без стука, но тут такой вопрос. Он совсем не терпит отлагательств.       — Да, — Пётр по привычке сдвинул брови и принял вид, который, по его мнению, вселял почтительный ужас во всех его подчиненных. — Что вы хотели? Соковски открыла рот, чтобы поведать о том, что её привело в кабинет Орсини, но тут её взгляд упал на исписанный Петром листок. Рыцарь Разрушения тут же незамедлительно сунул его в одну из кожаных тиснёных папок, лежавших на столе.       — Так, что вы хотели сестра Паола? — строго произнес он. Леди Смерть встрепенулась, словно очнувшись от какого-то оцепенения:       — А? Я вообще-то по-поводу брата Варфоломея, — сказала она. Когда сестра Паола ушла, Пётр достал злополучное письмо.       — Чертова рассеянность, вдруг она успела что-нибудь разглядеть? Соковски же, закрыв за собой дверь, облегченно вздохнула:       — Ну, слава Богу, теперь я знаю, что он все-таки ко мне не равнодушен! Она вытащила из потайного кармана сложенный листок. "Уважаемый, Орсини! Ваша преданная слуга хотела бы вам сообщить о том, что для неё вы значите намного больше, чем можно было бы предположить. И ради вас она готова на многое". Паола резким движением порвала собственную записку.       — Прочтя это, он бы решил, что я напрашиваюсь на общую миссию. Ведь писать так, как он я, к сожалению, не умею, но теперь… - она мечтательно прикрыла глаза, — «Ты даже представить не можешь, насколько нахально вожделеет тебя глава Бюро Инквизиции!». Вот теперь я это очень даже могу представить! Какой у него слог! Всё так просто и безыскусно, но зато так честно. Ради подобного можно было и о брате Варфоломее с три короба наврать. Оно того стоило! Все равно, я думаю, Орсини тут же забыл всё, что я ему сказала. Очень уж он распереживался из-за того, что я могла узнать его тайну. Господи, какая все-таки у него тонкая душевная организация! Она гордо выпрямилась и, кинув на дверь брата Петра взгляд полный нежности, удалилась.