Последнее средство

Сегодня у меня День Рождения и мне хотелось сделать вам приятное, но к сожалению, ошибки могут немного испортить впечатление от этой главы. Да и честно говоря сама глава слишком скомканная, и излишне рванная, может вам не понравиться, но все равно, мне хочется верить, что кому-то еще интересна моя писанина и кто-то ждет проды к этому фф. Спасибо вам за все! Песок времени утекает сквозь пальцы и Прим никак не может задержать хоть песчинку, чтобы остановить безжалостное падение белых крупинок. Резкое, рваное дыхание, холодный пот на лбу и мягкое, почти не заметное глазу подрагивание плеч – Пит будто плачет, но ни единой слезинки не видно на его лице: они все уже давно исчезли, высохли на солнце, в огромной выжженной пустыне, в которую превратилась его душа. Там нет места радости, а боль приобрела осязаемые черты, выбиваясь наружу, резкими порывами ледяного ветра. - Со мной все в порядке, Прим, честно. Тебе нечего беспокоиться, - Пит улыбается, но его улыбка больше похожа на оскал, чем на «нормальную» улыбку. – Давай-ка лучше сошьем для Лютика еще что-нибудь, думаю, ему понравилось быть моделью. - «Отличная идея! Может ты еще и станцуешь, чтоб окончательно убедить меня в том, что с тобой ничего не случилось?» - Прим так и подмывает сказать Питу что-то едкое, вот только ей совсем не смешно – Пит сейчас похож на раненого зверя: пуля охотника оказалась смертельной, но своей добычи ему не видать – хищник молча тонет в воде. Девочка непроизвольно поежилась, отчего-то на крошечную долю секунды ей кажется, что стекла в комнате исчезли, и все вокруг засыпало снегом. Похоже, и Лютик, тоже что-то почуял: мерзкий рыжий кошара не носится по всей комнате, словно пчелой ужаленный, как делал это совсем недавно, а сидит рядом, смотря на свою хозяйку. Даже ее коту понятно, что с парнем не все в порядке, почему же Пит так настойчиво пытается врать, что ничего не случилось? Она же не слепая, она же видит как ему больно! Ладно, не хочет говорить – не надо, но она все равно вытрясет из него правду: Пит обязательно проколется, если даже не сейчас, то когда вернется Китнисс – несомненно. Нужно только подождать. А сейчас… примем его правила игры. - Хорошо, тогда выбирай, какого цвета будет новый костюм, потому, что из всего этого, я лично выбрать ничего не могу – тут все одинаково мерзкое. Прим поднимает в руках два кусочка ткани – одна темно-бурого цвета, а вторая окраской сильно смахивает на раздавленное насекомое: бледно-желтая и отталкивающая одним своим видом. Прим передергивает от отвращения. А ведь когда-то это был платок, который она носила еще совсем маленькой. Эта, с позволения сказать, «накидка» – послужила причиной появления ее прозвища. «Утенком», Прим стала потому, что надевая свое единственное платье, которое смешно топорщилось при ходьбе, словно хвост - она неизменно носила и этот платок, так похожий по окрасу на утенка. Воспоминания о тех, давних днях отзываются в душе теплым жаром горящей печи, вкусом луковой похлебки, запахом отцовской куртки, в которой Рой Эвердин возвращался домой после работы в шахте и голосом Китнисс, напевающем вместе с отцом «Дерево Висельника». Сестра Китнисс сама не замечает, как на ее лице отражается бледная улыбка: она очень скучает по отцу, ей хочется чтобы он снова брал ее на руки, подбрасывал вверх, как раньше, а потом, поймав в воздухе – опускал на землю, говоря, что его «солнечный зайчик» стал еще краше, чем раньше. Жаль что это всего лишь мечты... - Выбираю это, - голос Пита возвращает девочку в реальность. Мелларк бывает порой слишком наблюдательным: нет сомнений в том, что он смог уловить ее отвращение к ткани желтого цвета. Прим недовольно морщится но, уловив бледную тень улыбки на лице Пита – смягчается - она готова вытерпеть любые насмешки с его стороны, лишь бы только он не замыкался в себе, лишь бы она могла вернуть того, прежнего Пита. Нужно отвлечь его. Ну, или хотя бы заставить забыть про Китнисс... хоть на время. Она отдала бы многое, только бы Пит и Китнисс были счастливы, но к несчастью для своего возраста Прим слишком многое понимает Неразделенная любовь – это смертельный яд, отрава, навязчивый дурман, погружающий нас в придуманный мир красочных иллюзий. Тот, кто скажет, что счастлив, будучи влюбленным в другого – еще не проснулся, и по прежнему витает в облаках. Но рано или поздно он проснется, и все встанет на свои места. Весь мир разделится на две части: она и все прочие, а вся жизнь словно перекошена надвое жестокой хозяйкой-судьбой, отныне будет вести отчет на «до» и «после». Пит, похоже, еще сам не понимая, что может ошибаться, уже пересек черту и теперь для него не может быть никаких сомнений, он лишний на этом празднике жизни, стало быть шоу нужно доиграть до конца, а там...там видно будет. - Значит так, давай-ка сюда эти нитки, а я посмотрю, что можно сделать с этим куском тряпья – Пит мотнул головой, гоня прочь невеселые мысли, и залихватски взлохматив волосы, с улыбкой смотрит на блондинку перед собой. Прим с недоумением смотрит на коробок с нитками, который держит в руках и недоверчиво переводит взгляд на Мелларка. Пит улыбается и выглядит вроде бы нормально, да только у девочки появилось очень нехорошее предчувствие. Пит выглядит спокойно, пожалуй, даже слишком спокойно и от этого контраст с его поведением еще каких-то десять минут назад выглядит еще более жутко. Предчувствие грядущей беды начинает нарастать с каждой секундой, и Прим совершенно ничего не может с собой поделать. Сейчас что-то случится, что-то такое, отчего все ее усилия спасти двух несчастных влюбленных, один из которых уже разучился верить в чудо, а вторая все никак не разберется в себе – пойдут прахом. А ведь все могло быть иначе, совсем по-другому, если бы Китнисс вовремя прикусила язык. Но Китнисс – это... Китнисс. Как известно если ожидать самого худшего – то самое худшее непременно случится. Прим теперь знает это наверняка. Из коридора слышен звук хлопнувшей двери, и до боли знакомый голос сразу выдает вошедшего. - Мама, Прим, я дома! – Китнисс ураганом влетает в гостиную, и отчего-то сразу останавливается в дверях. Прим не видит лица сестры, поскольку сидит спиной к входу, зато она очень хорошо видит Пита, и то, что она смогла прочесть у него на лице… Прим стало страшно, по-настоящему страшно! Гнев, злость, обида и что-то еще… ревность? Эмоции на лице Пита сменили одна другую буквально за пару секунд, словно в его душе разгорелся пожар, который еще немного, и сожжет его дотла и почти тут же, все прекратилось. Словно кто-то дернул невидимый рубильник. Щелк! Бездушная маска, равнодушный взгляд и низкий, хриплый, чужой голос. - Ну, здравствуй, Китнисс...