Последнее средство

Не бечено! Стрела с тихим, едва слышимым свистом рассекая морозный воздух, движется к намеченной цели. Еще мгновение и острое трехгранное острие вонзается в мягкую плоть, пробивая летящую метрах в десяти над землей куропатку чуть ли не насквозь. Громкий вскрик, и жертва пару раз дернув крыльями в агонии, камнем падает на землю. - Это уже моя третья куропатка, Китнисс, учись! – Гейл со смешком подбегает к лежащей на земле птице и, присаживаясь на корточки, достает из ее тела стрелу. – Ты видимо разучилась стрелять за те три дня, что мы не виделись. В чем причина? Китнисс только кривит губы в притворной улыбке и со злостью пинает лежащий рядом на земле камушек в направлении ее напарника, который, надо отдать ему должное не уклоняется от летящего в его лицо снаряда, а изящно ловит его рукой. - Да ладно тебе злиться, подумаешь, не везет… Ты, по крайней мере, лук держишь правильно и стоишь как надо, а ведь могла бы вообще разучиться стрелять, – Гейл играет с огнем и прекрасно это знает, но ему трудно удержаться от подколок и перестать дразнить брюнетку напротив, уж больно красива она в гневе. Вот и сейчас, Гейл снова, с едва сдерживаемым восхищением смотрит на девушку, отмечая, как покрылись румянцем ее щеки, толи от мороза толи от злости на его, Гейла слова. «А ведь Китнисс и впрямь необычайно хороша собой» – с удивлением вдруг отмечает парень и вновь украдкой бросает взгляд на напарницу. Китнисс сегодня отчего-то выглядит странно рассеянной. Гейл заметил это с тех самых пор, как только они начали охотиться: обычно и без того не особо разговорчивая, сегодня, она молчит практически постоянно, изредка невпопад обраняя редкие фразы. А эти ее странные жесты? Пару раз Гейл замечал, как Китнисс во время небольших привалов, когда охотники позволяли своему телу передохнуть от долгой ходьбы, сквозь снежные завалы – о чем-то задумывалась, смотря вдаль, иногда касаясь пальцами губ. Девушка в такие мгновения выглядела отчего-то особенно ранимой, словно цветок, скрытый от холодов под стеклянным куполом. Но купол этот, тонкий и хрупкий не сможет вечно защищать свое сокровище от жестокой зимней стужи. И тогда... Гейл резко качнул головой, гоня прочь странные мысли. Он еще не был до конца уверен, в чем причина такого поведения своей напарницы, но чувствовал, что его догадка верна: всему виной эти чертовы Игры, навсегда, похоже, изменившие жизнь Китнисс. Но причина была не только в них, нет. Гейл раздраженно треплет волосы и вновь воровато озирается на девушку, которая похоже опять ушла куда-то глубоко в себя, и пустым взглядом смотрит на снег перед собой. Это все он! Гейл со злостью стягивает узлом лапы куропатки, прикрепляя тушку птицы за своей спиной, рядом с еще двумя трофеями подстреленными ранее. Во всем белом свете есть только одна причина, по которой Китнисс может вести себя так глупо. И он, Гейл прекрасно знает эту причину, у нее даже есть имя и фамилия. И звать эту причину - Пит Мелларк. Этот чертов булочник, самым неожиданным образом вмешался в их с Китнисс отношения, разметая все на своем пути. Все, абсолютно все его поступки были глупыми, нелогичными и приносили только вред! Начиная с того злосчастного интервью где Мелларк признался, что влюблен, в его Китнисс, продолжив враньем на камеры, которое Китнисс вынуждена была поддерживать и заканчивая этой неудачной попыткой самоубийства, из-за которой теперь Китнисс наверняка чувствует себя виноватой. Нет в этом ее вины! Если уж кто и виноват, так это сам Мелларк, которому вообще хватило глупости признаваться перед камерой в своих чувствах. Молчал бы – ничего бы не произошло, всем было бы от этого только легче. И Китнисс бы не рисковала собой, спасая этого идиота, от верной смерти. И она бы не врала всем и каждому, что он, Гейл Хоторн, – ее кузен. Гейл понимает, что здесь он явно перегибает палку – Мелларк, нужно отдать ему должное, сам не раз и не два спасал жизнь Китнисс. Он явно пытался сделать все, чтобы она вернулась домой живая и невредимая, но только слишком плохо он знает юную мисс Эвердин: она терпеть не может быть в должниках, уж кому как не Гейлу это знать – Китнисс гордая, очень гордая. И упрямая. И если ей взбрело в голову, что она должна отдать долг, неважно явный или мнимый – она его отдаст, хоть ей землю грызть придется! Она не успокоится до тех пор, пока не посчитает, что все ее долги уплачены. Гейл понятия не имеет, что такого задолжала дикая, свободолюбивая девчонка из Шлака этому городскому, но чувствовал, что тут есть какая-то тайна. И эта неизвестность почему-то его беспокоит. Гейл чувствует странное раздражение, при одном только упоминании о Мелларке. Причем раньше это не выражалось так явно – Гейл относился к нему, так же как и ко всем городским: с легким оттенком неприязни, но без явной враждебности. Но после возвращения с Игр Китнисс и этого булочника – Гейл начал замечать, что все чаще желает, чтобы девушка как можно реже видела белобрысого сына пекаря, и не может ничего с собой поделать. Гейл долго отказывался верить в это, но факты вещь упрямая, а своим предчувствиям он привык доверять и, его чутье говорит ему совершенно неутешительную весть – он влюбился. К сожалению, парень осознал это слишком поздно, а когда осознал, поделать он уже ничего не мог – Китнисс уехала на Игры и после этого жизнь Гейла превратилась в Ад! Сколько раз с ужасом и тревогой за любимую он был вынужден смотреть эти проклятые трансляции, где Китнисс постоянно грозила опасность! С какой злостью в душе он наблюдал, как Мелларк целуется с его Китнисс, слушая их «милые» беседы в пещере. Это воркование и забота, которым Китнисс окружила Мелларка, выводили его из себя! После каждой трансляции Игр, Гейл, глотая обиду, злость и ревность, тайком сбегал в лес, чтобы там выплеснуть все, что накопилось у него на душе. Он ломал и крушил все вокруг, до крови разбивая костяшки пальцев о деревья, представляя, что это лицо ненавистного Мелларка, чью физиономию он мечтал в эти мгновения превратить в фарш. К счастью, Китнисс поведала ему, что все эти поцелуи на камеру были только ради Игр. Это была игра, притворство, которое Китнисс была вынуждена поддерживать, чтобы выжить. По крайней мере, так говорила Китнисс. Но Гейл не мог отделаться от странного ощущения, что девушка и сама не знает, что она чувствует, и чувствует ли вообще к кому-либо, неважно к Питу или, Гейлу. Она запуталась в своих чувствах, она начала врать даже самой себе, не говоря уже о Гейле. И вот это почему-то больше всего беспокоит парня. Гейл хмуро смотрит на затянутое облаками небо, отмечая про себя, что птиц в окрестностях уже давно не слышно и решает, что пора возвращаться домой – скоро стемнеет. - Нам пора возвращаться, – Гейл кивком указывает Китнисс на небо, – Скоро зайдет солнце и тогда нам будет точно не до охоты, а мне еще в Котел заскочить надо, – парень рукой приподнимает свою сумку за спиной, куда благополучно перекочевали подстреленные куропатки, и смотрит на напарницу. Китнисс вновь выходит из задумчивости, кивает головой, и охотники начинают возвращаться обратно, ловко обходя упавшие коряги, и глубокие сугробы, в которые легко можно провалиться по пояс. Без происшествий пробравшись через забор, окружающий Дистрикт и не встретив по дороге ни одной живой души, молодые люди неспешно идут к дому Китнисс. И чем ближе виднеются резные, чугунные ворота Деревни Победителей, тем больше Гейла начинает снедать злость и тревога, непонятно откуда возникшая. Китнисс, прежде часто шутила и смеялась, когда они возвращались с охоты, но сегодня она на редкость молчалива и явно не горит желанием веселиться. И это уже начинает действовать на нервы! - Ты сегодня какая-то странная: молчишь все время. Что-то случилось? – Гейл нарочно выбрал этот небрежный тон, хотя сам прекрасно понимает, что именно случилось. Или наверно правильнее сказать кто именно? - Что, прости? – девушка делает непонимающее лицо и на мгновение останавливается, но затем, когда до нее дошел смысл вопроса – вновь идет вперед. – Все в порядке, Гейл, я просто задумалась. Ну, да, как же... задумалась она! Гейл снова чувствует раздражение и злость: из него хотят сделать дурака, причем даже не пытаясь врать поубедительней. Хотя Китнисс это точно не поможет – лгунья из нее неважная! - Да, и о чем же ты задумалась? – Гейл пытается скрыть свое раздражение, но выходит очень плохо, и обычный вроде бы разговор слишком походит на допрос. - Я не хочу говорить об этом, – отрезает Китнисс и смотрит Гейлу в глаза, – Давай закроем эту тему. Ну что ж не хочет говорить, это ее право. Гейл молча глотает обиду и с трудом сдерживает саркастичный ответ, уже готовый сорваться с языка. Хоторн слишком хорошо понимает, что любое не осторожное слово с его стороны, Китнисс воспримет как личное оскорбление. Здесь она слишком похожа на него самого – такая же резкая и вспыльчивая. - Ну, вот мы пришли, – Китнисс переминается с ноги на ногу, не смотря Гейлу в глаза, - Давай, до завтра. Девушка собирается уже подняться на крыльцо, но тут происходит нечто совсем неожиданное для нее. Гейла взбесило такое равнодушное к себе отношение. Он зол на Китнисс, на себя, на Мелларка, на эти чертовы Игры, разделившие его жизнь на «до» и «после»... Ревность тугим, противным липким комком ворочается в его душе, мешая мыслить здраво, Гейл не может больше терпеть: одним шагом он сокращает расстояние до девушки и, наклонившись, целует ее. Время остановилось. Даже снежинки, летящие с неба, кажется, замедлив свой бег – замерли. Каждая секунда растягивается на целую жизнь, оставляя за собой шлейф ярких ощущений. Но… Но вечность проходит слишком быстро. Гейл разрывает поцелуй, и смотрит на Китнисс, которая пытается отдышаться и удивленно распахивая глаза, отворачивается в сторону. - О, Господи… - доносится до парня ее шепот. Гейл, проследив за ее взглядом, смотрит в сторону дома Китнисс и с трудом сдерживает радость. В одном из окон дома словно призрак, застыл силуэт Мелларка, чье лицо на мгновение искажает какая-то неясная эмоция и тут же растворяется, превращаясь в нечитаемую маску.