Билет на Ноев ковчег

Предчувствие беды витало не только в стенах дома. Казалось, оно постепенно прибывало вместе с бурными водами реки, переполнявшейся ледяными дождями, а по вечерам опускалось на город, как душевный мрак, поразивший всю страну, как неподвижный зловещий туман, неизбежный в позднюю пору зимы. Ожидание неотвратимого конца терзало нервы. Я иначе представлял себе войну. В моих фантазиях были эпохальные сражения или бешеные гонки на выживание. Не думал, что во время всеобщей скорби, обволакивающей улицы больших и малых городов страны, я буду чувствовать себя уставшим от неё. Одна единственная смерть, для кого-то показавшаяся незначительной, перечеркнула во мне сострадание, обрушивающееся на каждого, кто видел то, что происходит за пределами их уютных домов. Нет, я ошибаюсь. Не на каждого. Например, жителям Косого переулка было удобней залезть в нору, принять Успокоительное зелье или выпить чаю, чем отреагировать на шум за окном и вызвать авроров. Заглушающее — и пусть мир полыхает Адским пламенем, им нет до этого никакого дела. Я бы не поступил так, даже лишившись всех человеческих качеств. От красной, наполовину стеклянной двери остался пустой каркас, сорванный с петель. Черные, обугленные края дверного косяка дымились, дерево испещрили трещины. Фред взмахом палочки отшвырнул дверь с пути, вместе с Невиллом заходя внутрь магазина. Я последовал за ними, нехотя осматриваясь. Как только мы аппарировали сюда, для меня всё стало предельно ясно. Мы опоздали. Фред выкрикивает имена братьев, бегая по магазину, едва не топчется по оставленным на полу трупам. Я поморщился от витающего в воздухе запаха жженой плоти и крови, и склонился над девочкой, пытаясь услышать её дыхание. От неё резко пахнет рвотой и мочой, пульс не прослушивается, зрачки не реагируют на свет. — Упокой Мерлин твою магию, — прошептал я, стандартное и избитое, с головой накрывая её пледом, трансфигурированным из найденной на полу бумажки. Я не знал, каким она была ребёнком, избалованным или послушным, задирой или тихоней. Но это не имеет никакого значение потому, что даже если бы я знал её происхождение, имя и характер, то всё равно не смог бы сказать ничего дельного. Люди умирают каждый день, в сложившихся обстоятельствах можно считать это нормальным. Девочку за руку держит женщина, возможно, мать или сестра, но она так же мертва. Мне не нужно проверять, я вижу расплывшееся на её груди кровавое пятно и, прощупав рану, нахожу дробь от магловского дробовика. На этаже выше Невилл яростно трясёт за плечи мальчишку, видимо, живого, пытаясь привести его в себя. Мы не можем нести на руках всех пострадавших, как бы нам того не хотелось. Я демонстрирую Невиллу дробь, он хмурится, взваливая на плечо мальчика, и, направившись вниз по лестнице, чеканит: — Они распылили какой-то газ. Испачканные в крови пальцы липнут друг к другу, и я, откинув дробь в сторону, молча киваю. Поднявшись на последний отведенный под магазин этаж, я нахожу еще троих. Они мертвы, у одного разнесена голова, рана запеклась и покрылась копотью, второй, так же как и девочка, захлебнулся рвотой, рядом с третьим из них сидит Фред, так и не отпустив запястье подростка, у которого прослушивал пульс. Я хлопаю Уизли по плечу, и он вздрагивает, поднимая на меня ошарашенный взгляд, который некоторое время спустя становится более осмысленным. Фред выпускает потемневшую руку парня, хрипло докладывая: — Пятеро мёртвых, один ранен, двое пропавших. — Мы найдём их. Я не верю своим словам, но Фред готов поверить. Он, как и я раньше, трансфигурирует пледы, накрывая ими убитых. Сквозь пролом в потолке виднеется часть спальни одного из близнецов, и я, под предлогом осмотреть помещение, поднимаюсь наверх по странной — мне всегда так казалось — лестнице. В комнате Джорджа, у защищенного, как доказывали близнецы, сейфа на полу валяется пустая шкатулка. Хоть я знал это уже тогда, когда почувствовал запах гари после аппарации, но всё равно испытываю жгучее разочарование, стискивая её в руках и устало прижимаясь спиной к стене. Руны, с помощью Гермионы выжженные на дереве коробки пару месяцев назад, испестрены трещинами и пронизаны изломами. Слишком часто твои блистательные идеи проваливаются, Гермиона. Я, скрывая улики, забираю шкатулку с собой и, направившись к двери, застываю. Огромное зеркало заляпано кровью, вероятно одного из грабителей, но мысль, что ловушка Гермионы сработала неплохо, так же быстро и исчезает, оставляя звенящую пустоту. Я смотрю на своё отражение в тусклой поверхности зеркала, изнутри покрытого мелкими кракелюрами и черными точками. — Что ты видишь в зеркале, Поттер? Сердце провалилось в желудок. Я обернулся, действительно обернулся, но позади ничего не оказалось. Я знаю, кому принадлежал голос, но боюсь его вспоминать, и ненавижу, когда кто-то заставляет меня делать это. — Не смотри на свои шрамы, идиот. Победитель Того-Кого-Все-Боялись-Называть! — я слышу усмешку в его голосе, так явственно, так реально. — Посмотри на себя так, как будут смотреть они. Я подчинился призрачному голосу в своей голове и повернулся к зеркалу. В тот день, кажется, тысячелетие назад, я действительно видел только своё лицо, распаханное когтями Сивого. Лицо неудачника, лицо придурка, который не знал, что ему делать и как поступить, не был уверен ни в одном из сделанных шагов. А он видел всё иначе: — Они будут в восторге, когда ты поведаешь им страшный рассказ, с кучей преувеличений и неточностей, о том, как ты заработал эти шрамы, — он закидывает руки за голову, продолжая: — Ты будешь героем, Поттер. Всё будет выглядеть иначе. Дрогнувшей рукой касаюсь зеркала, прижимая ладонь к его холодной поверхности. Хрипло выдыхаю: — Нет. Я стремительно покидаю комнату, окидывая нижние этажи Гоменум Ревелио, прежде чем спуститься вниз. — Пора идти, — подгоняет взволнованный Невилл, то и дело сверяющийся с наручными часами. Я, прикинув приблизительное время прибытия авроров, согласился, следуя к выходу, но обернулся в дверном проёме, останавливая идущего за мной Фреда. Он, нахмурившись, посмотрел на меня. — Ты остаёшься здесь. — Что? — он действительно удивлен. — Это твой прокол. Фред и Джордж заклинали меня, что шкатулка будет в безопасности только в их защищенном сотней заклинаний сейфе. Гермиона же обещала, что сумеет оградить содержимое шкатулки от внешних воздействий и что никто, кроме меня, Виктора или самой Гермионы, не сумел бы её открыть. Сейчас меня мало беспокоит, кто конкретно из них ошибся. Когда заклинаешь кого-то, что ошибка невозможна, будь готов отвечать за свои слова. И если теперь я не могу повлиять на Гермиону, это не значит, что других постигнет то же благословение. — Мы найдем твоих братьев, — обещает Невилл, а я безмолвно аппарирую. Я чувствую себя безмерно усталым, когда спустя несколько скачков аппарации оказываюсь у Лонгботтомов. Хозяйка дома встречает меня на пороге, сжимает губы, когда я молча мотаю головой, проходя мимо неё. Несколько парней на кухне, их беззаботная болтовня обрывается, когда я вхожу в дверь. Крам тоже здесь, видимо, сумел вырваться из Болгарии раньше срока. — Мы не успели. Виктор, — я посмотрел в сторону друга, чеканя: — проверь настрой Пожирателей. — Их почерк? — интересуется он, отставляя чашку и накидывая на плечи черную мантию. Я безгранично благодарен ему за непрестанную боевую готовность. Именно благодаря ей многие, включая меня, до сих пор живы. — Почерк вообще хрен поймешь кого, — выплёвывает Невилл, заходя вслед за мной в комнату и подходя к мойке. — Магловское оружие, отравляющий газ. — И между тем взломанный сейф не навевает мысли о маглах, каким-то образом пробравшихся в Косой переулок, — флегматично замечаю я, провожая уходящего Виктора взглядом. — Гарри, — зовёт меня Рон, комкая в руках пергамент, — где мои братья? — Фред остался в магазине, заодно наведается в Министерство, вдруг удастся что разнюхать, — я набираю в грудь больше воздуха, выдыхая: — Джорджа и Чарли мы не нашли. Рон тяжело сглотнул, смотря на Невилла, пытающегося смыть с лица кровь. Взрыва, коими в последнее время славился младший Уизли, не последовало, но меня мало беспокоили причины его сдержанности. — Оливер, — Вуд, задумчиво листающий книгу, поднял на меня взгляд, — не хочешь возглавить поисковую группу? Он, нахмурившись, напряжённо кивнул, осматриваясь. Брать с собой меня или Невилла было бы неразумно, если учесть то количество часов, что мы провели без сна, обдумывая все варианты. Мы всё предусмотрели, отправили Джорджу Чарли в поддержку, были готовы заблаговременно схватить воров. Мы просто опоздали. Внешне будучи невозмутимым, а изнутри наполненным тягучей, обжигающей злостью, я выдохнул сквозь зубы и возвёл глаза к потолку. Если Вуд позовёт меня, я пойду, но без допросов убью каждого, кто был причастен к исчезновению шкатулки. По-видимому, Оливер решил нас не брать, в молчании покидая комнату. Я последовал за ним, но сумел удержать себя от безрассудной просьбы, сворачивая в главный холл и покидая дом. Убийства, даже подкрепленные самыми твердыми аргументами, не могут быть благородными. Они выглядят так, как выглядят – мерзко, грязно и бесчеловечно. Лестница, ведущая в дом на дереве, созданный, по словам Невилла, его отцом еще до рождения сына, скрипела, влажные доски прогибались под ногами. Услышав слабый стон, я не удосужился достать волшебную палочку, лишь ускорил шаг, подходя к грубо сколоченной двери и резко её распахивая. Луна, как часто в последнее время, лежит на развороченной кровати, запутавшись в простыне и одеяле. В комнате было тепло, а воздух, казалось, даже мерцал от магии. Я подошёл к подруге, обхватывая её за плечи и резко встряхивая: — Луна! Ноль реакции, как всегда. Агуаменти в лицо, пощечины, крики в ухо, Энервейт — всё было тщетно. У неё видение, и если она не желает его прервать, то этого и не произойдёт. Устало опустившись на единственный из свободной мебели стул и подкурив сигарету, я выдохнул дым, осматривая комнату. На полу валяются горы книг, карты, прядь фиолетовых волос, засушенные цветы, перья, расчески, блюдца и чашки, не подходящие по расцветке друг к другу. Стеклянную крышу дома укрывал подтаявший снег, слабо пропускающий серый свет улицы. Вторые сутки без сна. Продержаться на ногах еще пару дней для меня не проблема, но лёгкая зависть к Луне имеет место. Ей не нужно мчаться в названные чудачкой места, чтобы увести кого-то или забрать что-то, за чем должны явиться Пожиратели. Не нужно разгребать оставленные ими горы трупов. Не нужно убивать тех, кто шпионил там, поджидая своих друзей в масках, не нужно ежедневно находиться между молотом и наковальней. Я не знаю, зачем нужны эти монеты, за которыми охотимся мы, Министерство, Волдеморт и, кажется, еще тысяча независимых магов. Виктор, пусть и с трудом из-за Непреложного, донёс до меня, что это чрезвычайно важно. Поведение остальных участников гонки открыло все грани значительности этих чеканок. Мы попадали под Экспеллиармус, который ломал руки, под незнакомые проклятья, которые не могли обезвредить месяцами. Каждый день мне всё больше кажется, что я влез и втянул друзей в то, что нам не по зубам. Но мы заполучили монету, и в глазах парней разгорелся настоящий азарт. Это странно, но это заставляет их идти за мной, верить и воевать. Теперь монета украдена, двое наших неизвестно где, а во всем виновата Луна, запоздавшая со своим видением на несколько гребаных минут. Вероятно, я слишком глубоко ушёл в себя, потому что не сразу обратил внимание, что Луну лихорадит. Её тяжелое дыхание перемежается слабыми, болезненными стонами. Выкинув окурок в кружку с чаем, я сел на кровать, притягивая подругу к себе за плечи. На руку капнуло что-то теплое, и я привычным движением протёр под носом, но кровь была не моей. Луну трясёт, она сжимает губы, испачканные текущей из носа кровью, заламывает руки, словно в попытке оттолкнуть меня. Прижав её одной рукой к груди, я достал из кармана плаща платок, невербально очистил и намочил его и принялся осторожно вытирать ей лицо. Она всё неистовей дергается, стонет, бьется в судорогах, а кровь, кажется, становится всё темнее. Неожиданно Луна распахнула глаза, худыми пальцами вцепившись мне в шею и хрипуче дыша. Всё так же молча я вытираю кровь с её лица, пока она не разжала пальцы, наверняка оставившие синяк на коже, и не прижала самостоятельно платок к носу. — Ты видел его? — сипло спросила она, неловко вставая. Пришлось придержать её под локоть, чтобы помочь дойти до кувшина с водой и жёлтого пластикового тазика, над которым Луна принялась умываться. Я стоял позади, чтобы подстраховать в случае падения и пытался осмыслить её вопрос, но пришлось откинуть эти мысли, потому что на кону стояли более важные вопросы. — Мы опоздали. — Что? — она резко обернулась, морщась и прижимая пальцы к вискам. — Исключено. Я видела часы. — Но мы опоздали. Взгляд Луны из уверенного стал несчастным, брови изогнулись, а из горла раздался странный писк. — Они знают обо мне. Кто-то рассказал, Гарри, они знали и забрались туда раньше. — Ты не можешь знать наверняка, — я склонил голову набок, смотря на усевшуюся на кровать Луну. Она решительно мотнула головой, заверяя: — Я видела время на часах, я не ошиблась. Но их могли перевести, или явиться раньше. Для этого нужно просто знать обо мне, быть одним из них, — она неопределённо мотнула головой в сторону двери. — Ты понимаешь серьезность таких заявлений? — спросил я, подкуривая сигарету. — Недоверие к парням чревато тем, что они не закроют тебя от проклятий, когда это будет необходимо. — Думаешь, мне есть до этого дело? — истерично вопрошает Луна и, прижав два пальца к виску, рычит: — Это — настоящее проклятье. И если оно перестанет приносить пользу, то лучше выстрели мне в голову и будь готов к тому, что кто-то из твоих желает сделать с тобой то же самое. — «Выстрели мне в голову»? — Я видела, чем ты занимаешься с Крамом за конюшнями, — отмахнулась она, ложась на спину и смотря в потолок. Хмыкаю, осознавая, как глупо и двусмысленно звучат её слова. — Прости, в голове эта фраза звучала иначе, — призналась она. — Так ты видел его? — Кого? — недовольно переспрашиваю я, затягиваясь горьким дымом. — Драко. С оглушительным щелчком захлопнулся капкан, сминая в себе мои внутренности, не позволяя вдохнуть. Впился металлом в кости, не давая пошевелиться. Шея, уши и щёки заалели, словно в лихорадке. Невероятным усилием я заставил себя поднести к губам сигарету, бросая: — Я не мог. Он мёртв. — Он был там. Был. — Что ты видишь в зеркале, Поттер? Я чувствовал себя выпотрошенным на лиловый ковер, продолжая стоять, несмотря на выпавшие из брюха кишки, и сохранять лицо, пытаясь объяснить немного безумной подруге: — Он мёртв, Луна. Она стиснула губы, быстро моргая в попытке удержать слёзы. Мотнула головой, щекой вжимаясь в подушку и, кажется, не дыша. — Ты прав, — наконец произнесла она. — Не знаю, почему видела его. Наверное, мне… — …очень этого хотелось, — закончил я за неё. Она кивнула, поднимаясь и опечаленно смотря на меня. — Извини, я не хотела снова… — Забудь, — оборвал я её, туша окурок и поджимая губы. — Если что, я у себя. Я едва не выбежал прочь из её сумасшедшего жилища, но заставил себя выйти спокойно, аккуратно прикрывая скрипящую дверь, медленно спуститься по лестнице и направиться к своему дому для гостей. Ногти впились в ладони, грудь стянуло раскаленным обручем, но я широко расправил плечи, чеканя шаг и смотря вперёд. Нельзя поддаваться безумию. Я сумею, без зелий, заклятий или стирания памяти, возобладать над ним, как делал это раньше, не один раз. — Что ты видишь в зеркале, Поттер? Рычу, мотая головой, кое-как раздеваюсь и забираюсь в постель. Несмотря на нервозность и взбудораженность, засыпаю быстро, окунаясь в привычный сон. Место, где я могу отдохнуть. Место, в котором мои плечи расслабляются. Место, где ничего не потеряно и время можно повернуть вспять. Больничное крыло. Малфой, пропахший женскими духами и виски, озлобленный и напуганный. Его руки дрожали от страха, поцелуи горчили ненавистью. Здесь я не мог себя контролировать и никогда не знал, кого ожидать: Сивого, разрывающего меня когтями, магловского наёмника, стреляющего в голову, Нагайны, впивающейся зубами в глотку, или самого Малфоя, швыряющего Аваду вместо Круциатуса. Я только знал, что они придут, но до этого у меня есть немного времени. Я мог опустить тяжёлую голову на его плечо, почувствовать робкое объятье и шёпот, с едва различимой нежностью в голосе: — Спи. Сны, в которых я умираю, — это лучшее, что со мной происходит. Кажется, я только закрыл глаза, и меня разбудил Виктор, упавший на кровать рядом. Я повернулся к нему, морщась спросонья и стискивая в руках подушку. — Что? — Пять часов, — он подмигнул, ёрзая и явно специально пачкая постель грязными ботинками. — Идёшь на рекорд. Я проспал так долго? Стало понятно, почему голова словно чугунная. — Какие новости? — спрашиваю хрипло, уходя в ванную и ища в шкафу под раковиной подходящее зелье. — Пожиратели заняты другим, — он намеренно выделяет последнее слово, хотя я и сам уже понял, что маглы или моя персона перестали их интересовать. — Тогда кто это был? — от зелья во рту пересохло, а на языке привкус серы. — Не знаю. Маглы? Возможно, какие-то околомагловские наёмники. Задумавшись, молчу, но почистив зубы, скептично интересуюсь: — Что дальше? Приедут в Хогвартс на танках? — Их не интересует Британия. Их интересует… — он умолк, а я обернулся, хмурясь. Виктор взмахнул рукой у головы, сипло говоря: — Словно в ухо медленно вкручивают шило. Ты читаешь? Я, натягивая футболку, кинул взгляд в сторону принесенных Крамом томов и утвердительно закивал. — Прочти, — серьёзно заявил Виктор. — Тебе же будет легче. — Сомневаюсь, что там написано, как ловить пули ртом, — заметил я, обувая ботинки и подходя к двери. — Марафет наводить не будешь? — игриво интересуется Крам, подскакивая с кровати. Провожу рукой по щеке, заросшей недельной щетиной, пятерней прочесываю спутанные волосы, но наконец удосуживаюсь поинтересоваться: — Зачем? — У нас гость, — нагло ухмыляется. — Драко Малфой, версия четыре ноль. Для него это потеха, а у меня словно кирпич застревает в глотке, а сердце оглушительно грохочет в ушах. — А ещё Вуд боится идти к тебе, потому что они никого не нашли. То есть Чарли сам объявился, присоединившись к поисковой группе, но Джорджа нигде нет. — Слишком долго, — прикинул я, решаясь на то дерьмо, к которому меня подталкивал Крам. — Приведи его на верхний этаж. Возьми у Луны волос Джорджа. Я подготовлю всё. Виктор ухмыляется, первым покидая гостевой дом и шагая в сторону главных ворот. Я же, стиснув зубы, вытащил из сундука под кроватью фолиант и ритуальный нож, нашёл в шкафу старую, но подходящую карту Британии. Через черный вход войдя в дом, поднялся по лестнице для рабочих наверх, накладывая Заглушающие на пол и стены. Светлый верхний этаж дома Лонгботтомов совершенно не подходит для ритуального жертвоприношения. Точней говоря, не подходил, пока мы с Виктором собственноручно не высекли в каменном полу пентаграмму, чашу для огня в центре, некоторые, необходимые в любом ритуале руны. Мне придется добавить ещё несколько, нацеленных на поиск определенного человека. Не скажу, что это просто, я до сих пор путаюсь, таскаю с собой эту жуткую книгу. Но я трижды вытащил своих ребят из передряг, так что с уверенностью могу сказать, что ритуалы работали и работали неплохо. Я прикрепил карту к потолку, когда услышал крик Луны: — Крам, мать твою! — я ухмыльнулся, заклинанием зажигая пламя в чаше. — Подожди немного, дай закончиться действию Оборотного, — истерично и почти задыхаясь. Дверь открылась, но проход перекрыла Лавгуд, злобно дышащая Виктору в грудь. — Ты конченный ублюдок, — грозно зашипела она. — Не я присылаю их сюда пачками, — смотря на меня насмешливым взглядом, Виктор улыбнулся, открывая вторую створку двери и вталкивая связанного «Малфоя» в комнату. Луна, явно расстроенная произошедшим, обернулась, приоткрыв рот и во все глаза наблюдая за мной. Скользнув пустым взглядом по знакомой фигуре, я обратился к Лавгуд: — Ты принесла? — напряжённо, не сумев совладать с голосом. — Что ты видишь в зеркале, Поттер? — Конечно. Она не пошевелилась, смотря на меня, замершего с ножом в руке рядом с пентаграммой. Возможно, я выгляжу занимательно, но не настолько. — Если Джордж погибнет потому, что ты медлила, я так и передам его семье. Нижняя губа Луны дрогнула, она подошла ко мне, протянув и раскрыв ладонь с пучком рыжих волос, обмотанных бечёвкой. Взяв несколько волосинок, я кивнул в сторону двери, и Виктор тут же, с маниакальной улыбкой на губах, выволок Луну прочь из комнаты и, судя по звукам, с этажа. — Что ты видишь в зеркале, Поттер? Хватит. — Кто тебя прислал? Судя по шевельнувшимся губам, не произнёсшим и звука, здесь постарался Виктор, наложивший Силенцио. Сняв немоту, я упрямо повторил вопрос. — Что ты видишь в зеркале, Поттер? Хватит, мать твою. — Что? — мотнув головой, переспросил я. — Я не понимаю, о чём ты, — заверяет меня «Драко», улыбаясь. Он бы не улыбался. Заметил бы мой страх и протянул что-то вроде: «Вижу, ты расстроен, Поттер. Надеюсь, не делал крупных ставок на то, что я мёртв?» Но ты мёртв. Я видел Нарциссу Малфой, видел обречённость в её взгляде, не смог не увидеть отражение собственной беспомощности в её чертах. — Что ты видишь в зеркале, Поттер? Зверская насмешка – он в одном шаге от меня, высокий, худой и посеревший, выглядящий хуже, чем в последнюю нашу встречу. Являющийся, когда я хочу этого меньше всего, особенно тогда, когда я хочу этого меньше всего. Настолько реальный, что я не удивляюсь, когда на светлой коже запястья под ножом проступает кровь, необходимая для оставшихся рун. Скривившийся, так же, как он, пытающийся зажать рану реальный человек. Но не настоящий. Как бы им ни хотелось, чтобы я в это поверил и дал слабину, как бы мне самому этого ни хотелось, это – не он. — Кончай дурить, — бросаю я, рисуя завершающие руны и превозмогая глухую головную боль в висках. — Будешь сотрудничать – выживешь. «Малфой» молчит, нервно кусая губы. Минута на размышление слишком много для маньяка, коим меня рисуют. Кинув в пылающую огнем чашу волосы, сокращаю разделяющее нас с «Малфоем» расстояние, заверяя: — Лично к тебе у меня никаких претензий, — остриё впивается в кожу шеи, прорезает мышцы и сухожилия. С силой давлю на рукоятку, вспарывая горло. Вынимаю нож, на руку брызжет горячая, липкая кровь. Сочувствующе признаюсь ему в ухо, сквозь хрипы и судорожные попытки вдохнуть: — Драко Малфой, слепой, немой и со связанными за спиной руками, швырнул бы в меня Жалящее. У «Драко» подкашиваются ноги, и мне приходится схватить его за волосы на затылке, чтобы направить текущую из раны кровь в чашу с горящим огнём. Пламя тухнет, я чеканю: — Scrutantes. Invenire. Requirite. Столб копоти врезается в потолок, приклеенная к нему карта полностью исчезает в чёрном дыму. Я не смотрю наверх. Только на умирающего на полу Малфоя. Он извивается, щекой вжимаясь в камень и раскрыв рот в попытке вдохнуть. Прижимает связанные руки к ране, но они ослабли и потемнели от тугих верёвок. Кровь пропитала светлую рубашку, испачкала лицо и волосы. В груди невыносимо жжет, так же, как и всегда. Четвертый раз. Каждый засланный под Оборотным шпион, умирая, забирает с собой крупный кусок меня самого. Я рассыпаюсь. Распадаюсь на части, которые разлагаются во мне, отравляя ядовитым газом всю мою сущность. Цикл пыток, который начался с Панси Паркинсон, не затронул меня, не изменил так, как убийство Драко Малфоя. Пусть не настоящего, пусть я видел своими глазами развоплощение каждого, мне кажется, что я убиваю его самого. И это убивает меня. * * * Дым понемногу развеялся, недалеко от Шотландии осталось небольшое пятно копоти, указывающее местонахождение живого или мертвого Джорджа. Стоящий рядом Виктор обронил с долей сочувствия в голосе, на которую был способен: — Они не становятся умнее. Обычные мальчишки, без яда в рукаве или проклятий, почти безоружные, словно их… — …присылают намеренно, — сухо закончил я, вытирая рукавом нож. Крам вскинул брови, но кивнул, задумчиво проговаривая: — В этот раз вышло как-то расплывчато, — он взглянул на меня. — Уверен, что сделал всё правильно? — Мне не в первой. — Может, ты просто устал. — Я не устал, — рычу, накидывая на плечи мантию и убирая фолиант в карман. Прикосновением палочки дезиллюминирую тело, но не успеваю поднять в воздух, — Виктор перехватил моё запястье. — Я избавлюсь от него. Тебе нужно собраться, — я стиснул зубы, а Крам закатил глаза, разъясняя: — Мы не знаем, чего ожидать там, а ты не в себе. С величайшим усилием я признал, что в его словах есть доля правды. Выдохнул: — Скажи Чарли, Рону, Вуду и Кормаку быть готовыми выступать через час. Крам улыбнулся, хлопая меня по плечу. — Что ты видишь в зеркале, Поттер? Ты вышвырнул меня из своей жизни. Не лезь в мою. До гостевого дома я добрёл, словно в тумане. Веки печёт, морщусь от боли в затылке, но не рвусь к шкафу, в котором спрятана бутылка коньяка на случай действительно неудачного дня. Раздеваюсь, стягивая с себя мантию и футболку, одеревеневшие пальцы не справляются с застежкой ремня, я злюсь, уходя в ванную и включая краны. Умываю лицо и шею, старательно отмываю липкие пальцы. — Что ты видишь в зеркале, Поттер? Поднимаю голову, натыкаясь на собственное отражение. Но — это неизменно — почти ничего не вижу. — Запомни, историю пишут победители. Ты не будешь убийцей, ты будешь тем, кто уничтожил беспощадных тварей вроде Сивого и Лорда. Отворачиваюсь от зеркала, как всегда списывая всё на усталость. Но что-то заставляет меня рыться в комоде, ища на нижней полке, на самом дне, шкатулку, в которой лежит кусок ткани. Кусок гребаной ткани, а в груди спирает. Задумчиво наматываю изумрудную ткань на ладонь, прижимаю к губам. Запах еще не выветрился, и от этого становится тошно. Он мёртв несколько месяцев, а вещи до сих пор хранят запах его кожи. Я вернулся к зеркалу, дрожа от холода. — Что ты видишь в зеркале, Поттер? Светлые волосы, ехидная ухмылка на губах, изумрудный платок на шее, закрывающий шрамы. Тонкие пальцы крутят сигарету, в нос впивается запах табачного дыма, дорогого мыла и виски. — Что ты видишь в зеркале, Поттер? Ты скрывал свои шрамы, а меня заставлял гордиться своими. — Что ты видишь в зеркале, Поттер? — Тебя! — кулак врезается в зеркало, оно трещит, после второго удара трескается на крупные осколки, от третьего они распадаются, впиваются в руку, обмотанную шейным платком. — Тебя! Тупоголовый идиот! Мечусь из ванны в комнату и обратно, руками зарываясь в волосы, правый кулак саднит, ткань пропитывается кровью, становясь почти черной. — Я сам стал беспощадным чудовищем! Предал ради тебя всё, что было дорого, а ты меня бросил! Оставшийся в раме крупный осколок зеркала отражает только комнату, меня с влажными волосами и рукой, испещренной потеками крови. Это заставляет замереть испуганно, а затем рвануть в комнату за волшебной палочкой. Восстанавливаю зеркало, прижимая ладонь к его холодной, слегка дрожащей после Репаро поверхности. — Нет. Ну же, — зеркало резонирует под пальцами. — Драко. Я избегал зеркал всеми правдами и неправдами, выучил Бреющее и заклинание Отражения, а сейчас едва ли не умолял стекляшку вернуть моё безумие. Но ничего не происходит. В груди жжет от ярости. — Ну и чёрт с тобой, — зашипел я. — Я сделал всё, чтобы вытащить тебя, я защищал тебя, сражался за тебя, а ты сбежал. Я выплевываю каждое слово с неподдельной ненавистью, выплевываю своему отражению, уверенный, что Малфой, являющийся мне в бреду, слышит. — Я убивал за тебя, — срываю с руки платок, швыряя его на пол. — Да пошёл ты, Малфой. Гори в аду, мелкий трусливый ублюдок. Злость и обида не дают дышать, плечи придавило непомерной тяжестью. Всё, что нас связывало, было чертовщиной, проклятьем, тяжелой ношей, но мы оба понимали, что это то, что нам нужно. Можно предать, отречься, но не забыть. Он мёртв, а я не могу выбросить его из головы. Поэтому меня не страшат смерть, расплата за убийства, бесконечные муки в аду. Я давно в нём. http://www.pichome.ru/image/aDs