***
Смерив намеренно изучающим, презрительным взглядом совершенно деморализованного, смущенного старика, в коленопреклоненной позе кажущегося еще меньше и жальче, Ороку Саки демонстративно отвернулся. Уголок губы дрогнул в надменной усмешке — и ни единого движения, ни малейшей тени эмоции более. Лучшие воины клана, служащие в этой поездке телохранителями и подобающей положению свитой, напряглись за его спиной, но скорее оскорбившись выказанным недоверием. Замерли, повинуясь легкому жесту (Шредеру не требовалось даже видеть этого, чтобы знать наверняка), в ожидании его решения. Сам же повелитель Фут обратил внимание на скромно потупившуюся девушку, машинально отмечая сходство и различие с имеющимся фото, вновь настраиваясь на деловой лад. Видят боги, сохранить привычное невозмутимое терпение было непросто, но даже хорошо знающие его воины не заподозрили бы, сколь сильно задели его слова старика, какую волну гнева и негодования всколыхнули в глубине, казалось бы, холодной непробиваемой души. Привычный к поклонению и известности, он, конечно, мог предполагать, что в этой глуши его совершенно не знали, но скорее теоретически. И уж никак — что кто-то посмеет хоть на миг усомниться, тот ли он, за кого себя выдает. И кто — глупая деревенщина, совершенно не стоящая лишнего слова, должная пресмыкаться за проявленную милость! На краткий миг Шредера посетила коварная мысль обратиться к иным вариантам — благо, внучка неблагодарного крестьянина была не единственным — и далеко не лучшим выбором. Последнее он не преминул озвучить вслух, злорадно усмехнувшись при виде того, как побледнел и старик. Вполуха слушая сбивчивые извинения, он еще одним, почти неуловимым движением подал знак, повернувшись к коленопреклоненному служителю, с поклоном открывшему продолговатый обтянутый черной кожей ящичек… и невольно прищурился от резанувшей по глазам вспышки. Рука сама собой, машинально потянулась погладить рукоять благородного оружия — и, судя по всему, не у него одного. Краем глаза наблюдая за дергаными телодвижениями старика, Шредер не удержался от самодовольной ухмылки. Уж если он, привычный к работе голографического аппарата, на мгновение почти поверил в реальность меча (не трепать же в дороге истинную реликвию, чтобы произвести впечатление на упрямого старого пня) — что уж говорить про недалекого родича? Про знаменитый меч, из поколения в поколения передававшийся в его семье, наслышан наверняка даже он, а посметь осквернить его прикосновением — единственный способ распознать обман… Нет, Шредер слишком хорошо знал людей, чтобы поверить, что старик осмелится на подобное. Увиденное произвело на него неизгладимое впечатление, пожалуй, не менее чем явление с небес одного из богов. Впрочем, причислять ли его к богам — вопрос отнюдь не праздный. Но кто бы мог подумать, что захваченный им совершенно для другой цели аппарат пригодится здесь? Воистину, пути богов неисповедимы… Однако умный человек способен предугадать порой и их. Безликий прислужник давно унес «реликвию», а уши уже успели устать от извинений и причитаний старого дурня, и Ороку Саки позволил себе отвлечься, созерцая местность. Бедная молельня не привлекла его внимания, вопреки красоте окружающей ее природы. Нет, бесспорно, сады в его поместье под Осакой много прекраснее в своей утонченной, воистину невесомой прелести, особенно в разгар Ханами*. Но и в диких горах, окружающих Йосино, было что-то завораживающее дух. Случайно ли пару раз он выбирался туда, отложив на время дела? Правда, было это в последний раз… давненько уже. Пожалуй, как раз в Ханами. Найдя взглядом в небе черную точку парящего то ли сокола, то ли ястреба, Шредер усмехнулся своим мыслям. Нелишне будет повторить при случае. Нет, вопреки непочтению старика, от своего намерения он не отказался. И тут же, не сходя с места, озвучил свои условия щедрого предложения. Более чем щедрого: официальное признание внучки старого дурня своей женой и матерью будущих наследников рода и клана; полное содержание и уважительное отношение как естественное продолжение этого статуса и носительницы гордого имени Ороку; образование и все наилучшее для самих наследников, когда те наконец появятся на свет. Возможно, даже помощь бедному родственнику — впрочем, последнее предложение Шредер пока не озвучил, решив погодить. Такую милость еще надо заслужить. От предложенного старик, похоже, до сих пор был в шоке. И не верил, что это не снится ему. Ороку Саки же, устав от бесцельного разговора, замолчал, нетерпеливо ожидая появления объявленной невесты. Да и повторяться не считал нужным: понервничать, гадая о теперешнем настроении главы клана и рода, невежественному родичу будет полезно. Рако Шредер приметил еще тогда, когда она только-только появилась на склоне холма, спускаясь к храму, неспешно, вольготно, ни о чем не подозревая. Естественная грация притягивала взор помимо воли; светлая хрупкая едва-едва различимая фигурка напомнила цветок сакуры; про себя Шредер решил, что лучшего поименования для будущей невесты не подобрать. Нахмурившись, он отвернулся — в конце концов, еще ничего не решено, — и приказал одному из воинов немедленно известить привезенного с собой врача: скоро потребуются его услуги. Сам же повернулся, всматриваясь в приблизившуюся девушку — и глубокая складка прорезала лоб. Ту, что была ему представлена, вблизи он не признал — а потом не поверил. Сущая крестьянка, да и только. Он поморщился, когда старик снова назвал девушку по имени. Плебейское имя, вполне достойное этой глуши и нищеты. Ороку Саки твердо решил, что супругу свою станет звать иначе, более изысканным и достойным именем. Однако говорить это, опять же, пока не стал. Приблизившись к девушке, он приподнял смущенно опущенную голову за подбородок, заглядывая в лицо, затем неспешно, оценивающе оглядел ее. Смущенно вспыхнувшие щеки порадовали особо: своеволия и дерзости ему с лихвой хватило от Караи. Впрочем, первое впечатление пока было… никаким. Первый осмотр не выявил изъянов — кроме уже помянутого затрапезного вида. Но это дело поправимое. И надо еще проверить не видимое взору. Отпустив ее, Ороку Саки обернулся. Посланный за врачом воин еще не вернулся, а значит, придется ждать. Снова. Он скрипнул зубами, нервным движением оглянулся в сторону фургона, где и размещался господин Онэгами. Долго тот еще собирается копаться? До завтрашнего утра? — Прошу прощения, — неожиданно прервала его размышления девушка. И, когда Шредер недовольно оглянулся на нее, поймала его взгляд и смущенно улыбнулась, прежде чем опустить свой. Темно-карие глаза блеснули оживленно. — Чем я могу быть вам полезна, господин… — она замялась, не зная, как его назвать. Дедушка не успел представить ей незнакомца, и теперь Рако отчаянно гадала, как же к нему обратиться, чтобы ненароком не оскорбить. Снова! Шредер шумно выдохнул. Похоже, насчет воспитания этой нахальной особы он сильно ошибся. Что ж, это ее большая ошибка… — Это повелитель старшей ветви нашей семьи Ороку Саки, Рако-чан. — обрел голос позабытый всеми Цуцуми. Он кивнул в сторону замершего неподвижно Шредера, не решившись невежливо указать рукой. — Истинный глава нашего рода. Он… я правильно понял вас, Ороку-сама, вы действительно пожелали оказать нам милость, породнившись с нами? Ороку Саки намеренно помедлил, наслаждаясь испуганным нетерпеливым ожиданием и деда, и внучки. К их чести, на сей раз ни один не посмел нарушить повисшего молчания. — Так и есть, — медленно кивнул он. — Если твоя внучка… Рако, — последнее слово Шредер процедил сквозь зубы, — в должной мере здорова и правильно воспитана, чтобы стать моей супругой. — Вы всегда можете проверить это, господин, — тут же предложил старик, торопливо кивая замершей в шоке Рако. Такой поворот оказался для нее настолько неожиданным, что она на миг потеряла дар речи. А в следующее мгновение дед уже тянул ее за руку в сторону их домишки, поминутно оборачиваясь и приговаривая. — С вашего разрешения, господин, она лишь приведет себя в порядок.***
Что ответил помянутый господин, да и ответил ли что-нибудь, Рако не запомнила. Да особо и не придала этому значения. Мир настолько стремительно опрокинулся кверху тормашками, что она до сих пор не могла поверить в это. Предки и родственники, принадлежащие к одному из знатных родов, всегда были для нее лишь красивой сказкой… и честно говоря, Рако никогда и не мечтала, чтобы она становилась явью. Слишком далекой и пугающей она была, слишком оторванной от ее настоящего, любимого и близкого мира. И вот один из них во плоти стоит на пороге их дома — да не просто так, а желая породниться. Неожиданно вспомнив об их существовании. О ее существовании. Задохнувшись, Рако прижала ладонь к губам, еще раз вспомнив слова страшноватого пришельца. Бессмертные боги, он желает взять ее в жены. Он, далекий и недоступный пониманию, отчасти сродни небожителю… нет, этого просто не может быть. Девушка обессиленно прижалась спиной к стене, обхватила себя за плечи, пытаясь унять противную крупную дрожь. Она не просила о такой милости. Не просила! — Рако, деточка, что с тобой? — дед, судорожно рывшийся в скрипучем шкафу в поисках подходящего одеяния, оглянулся — и, оставив свое занятие, поспешил к ней. — Что случилось? Колени окончательно подогнулись, и Рако соскользнула по стене вниз, неловко сев на полу, подобрала ноги, инстинктивно сжимаясь. Цуцуми опустился рядом с ней, заботливо обнял за плечи. — Да ты вся дрожишь, — он суетливо поднялся и, проковыляв на кухоньку, принес стакан воды. — На-ка, выпей. Полегче станет. Ну что же ты, в самом деле, глупенькая. Ровно как на смерть идешь. Да такой радости не… — Дедушка, — перебила его Рако, отставила стакан в сторону и вскинула голову. Округлившиеся от испуга глаза ее напоминали загнанного олененка. — Он… господин, — девушка против воли оглянулась на дверь, точно ожидая, что страшноватый господин сейчас ворвется и схватит ее, словно хищник добычу. — Он правда хочет на мне жениться? — Правда, золотая моя, правда, — Цуцуми гладил ее по голове свободной рукой, второй же обнимал хрупкие плечи. Как никогда сейчас он жалел, что боги не наградили его ловко подвешенным языком. Тогда, на службе да в уединении храма, оно казалось ему излишним — но сейчас, когда нужно было успокоить любимое дитя, не понимавшее своего счастья, он чувствовал себя бессильным. — Не бойся, господин обещал, что все пройдет как должно. Ты станешь его законной женой и матерью его наследников, будешь жить в покое, довольстве и почете. Он увезет тебя в город, и ты ни в чем не будешь больше знать нужды. — Не хочу! — неожиданно рванулась из его рук Рако. Задетый стакан покатился по полу, заливая доски пролитой водой. Девушка не замечала этого, как и подмокшей юбки платья. Порывисто обняла деда, спрятала лицо на его плече. — Дедушка, дорогой, не отдавай меня, пожалуйста. Я не хочу… не могу никуда отсюда уехать, не могу оставить тебя… — Дитя, дитя, — покачал головой тот. Затем отстранил от себя сопротивляющуюся Рако. — Как ты не понимаешь своего счастья? Здесь у тебя нет будущего, нет ничего. Кто может посвататься за тебя — потомки торгашей и крестьян? Что они могут дать тебе? Не оставаться же тебе здесь навсегда! — Пусть! — Рако вскинула голову, растрепавшиеся волосы разлетелись по плечам, пара прядок прилипла к мокрой щеке. — Мне никого, ничего не надо — только не отдавай! Цуцуми сокрушенно вздохнул. Видят боги, он и сам бы не хотел расставаться со своей дорогой девочкой. Но не мог и отказать господину. Что-то подсказывало ему, что отказ может дорого им всем обойтись. Да и оставить Рако здесь, в этой глуши, слишком жестоко. Пока он жив, она может утешать себя его обществом, а потом? Как она будет жить потом, в полном одиночестве? Она не понимает этого сейчас, и он должен объяснить. Она умная девочка и должна понять. — Рако-чан, — наклонившись, он коснулся губами прядки ее волос. А когда девушка притихла, приникла к нему, заговорил негромко, но твердо. — Мы не можем отказать господину. Помнишь, что я говорил тебе о чести нашей семьи? К ней принадлежали и твои родители, и я, и ты, Рако. Она неразделимо связано с семьей господина Ороку, наши предки поклялись ему в верности много лет назад. Мы не можем нарушить ее только потому, что нам чего-то хочется или нет. Вспомни, боги заповедали: есть вещи превыше человеческого разумения и воли. А кроме того — у тебя своя судьба, Рако-чан. Никто не знает, сколько мне еще осталось, — он еще раз погладил по голове встревоженно вскинувшуюся Рако, — но я могу еще позаботиться о тебе. Прошу тебя, не отказывайся от этого предложения, дитя мое. Господин позаботится о тебе, когда меня не станет. Помни об этом. — Но я же никогда тебя больше не увижу, — всхлипнула Рако, неловкой рукой вытирая слезы. Напоминание о родителях пробудило чувство стыда — девушка подозревала, что мать не одобрила бы ее капризов. Но уехать без надежды увидеться в этой жизни казалось еще страшнее. — Осака не дальний свет, да и Токио тоже, — устало улыбнулся Цуцуми. — Может статься, господин будет доволен тобой и пожелает еще раз навестить эти края. Но в любом случае я всегда буду с тобой. Помни это, Рако-чан. Девушка еще раз всхлипнула, сжала в кулачке подаренный дедушкой амулет и выпрямилась. — Обязательно, дедушка, — она подняла голову. — Господин… — в голосе вновь прозвучали нотки страха, — он сильно разгневается, что мы так долго? — Не знаю, дитя, — честно признался Цуцуми. — Но лучше поспешить. Все будет хорошо, Рако-чан, — руки старика дрожали, когда он доставал из сундука ее лучшее платье. Не сразу, но он все-таки вспомнил, где оно хранилось. Девушка торопливо отобрала его, поставила греться утюг, сама же на время уединилась в ванной комнате, надеясь хоть немного ополоснуться. Сейчас, когда решение было принято, более всего она боялась прогневить его. Тогда он откажется от нее, и это огорчит и деда, и маму с папой, которые, по словам дедушки, незримыми ками наблюдают за ней. Да и саму ее опозорит. Решительно встряхнув головой, она пригладила гребешком спутанные волосы, в одной сорочке выбежала и начала гладить платье. Как ни старалась Рако убедить себя, успокоить, руки дрожали, взгляд помимо воли метался по комнате, запоминая ее. Может быть, в последний раз Рако видит ее. Прикусив губу, девушка постаралась сосредоточиться на работе — иначе и прожечь недолго. — Дедушка, — она попыталась отвлечься, заодно и удовлетворив проснувшееся любопытство. — А сколько господину лет? Ответить Цуцуми не успел. — Долго вы еще там? — громкий нетерпеливый стук в дверь прервал разговор. — Уже идем, господин, прошу прощения за задержку. Рако трясущимися руками надела платье, расправила оборку. Поклонилась деду и, дождавшись ответного поклона, открыла дверь. Выглянувшее солнце заставило ее сощуриться. На фоне потемневших у горизонта облаков оно казалось особенно ярким, хотя и каким-то навевающим тревогу. Еще раз неудержимо захотелось оглянуться, но Рако сдержала себя. И, вежливо кивнув, спустилась к ожидающему ее господину.***
Ороку Саки презрительно скривил губы при виде того, что было представлено как лучшее платье невесты. Такое убожество, не похожее ни на модные тенденции, ни на вечные традиции классики. Первый и последний день он терпит на ней такие тряпки. Супруга главы клана должна выглядеть достойно, лишь тогда ее можно будет достойно представить в свете — хотя бы единственный раз, чтобы положить конец кривотолкам и вопросам о Караи. — Ну, наконец-то, — он небрежно кивнул в сторону появившегося из фургона врача. Рако могла рассмотреть лишь, что это был довольно пожилой, согнутый годами человек. — Следуйте за мной. Лишь подойдя к машине почти вплотную, Рако начала что-то подозревать. Сжав в замок пальцы, она умоляюще взглянула на господина, но тот даже не снизошел до взгляда. Затем на дедушку. — Простите, — голос ее дрожал, — но… неужели меня будет осматривать мужчина? Такого унижения она не могла себе даже представить. На краткий миг Рако показалось, что будущий супруг испытывает ее — и от всей души понадеялась на это. Она была готова поступиться всегдашним послушанием и воспротивиться, однако одного-единственного взгляда господина Ороку хватило, чтобы понять: не шутит, не испытывает. Напротив, до глубины души возмущен ее непокорностью. — Простите, господин, — пробормотала она, опуская глаза, поджимая пальцы на ногах. — Но… разве такое возможно? — Онэгами-сан — лучший специалист в своем деле, — бескомпромиссно заявил Ороку Саки, затем смерил презрительным взглядом Рако, заставив ощутить и вовсе бесправной букашкой. — И знает свое место, чего о тебе не скажешь. — Простите, господин, — поспешил оправдать внучку старик. — В наших краях крайне редко появляются влиятельные люди, и малышка Рако не привыкла вести себя должным образом. Но она понятливая девочка и быстро научится. — На первый раз прощаю, — небрежно кивнул тот, затем махнул в сторону фургона. — Не заставляйте себя ждать. Покорно опустив голову, Рако по низенькой лесенке поднялась в машину. Врач последовал за ней, закрыл дверки, отделяя их от всего мира.***
Осмотр оказался недолгим. Прикусив губу, Рако заставила себя не выдавать, сколь смущает ее эта процедура. Снова и снова напоминала она себе о том, что принадлежит к славному роду Ороку — а значит, не должна пугаться и смущаться ничего, что ей предстоит. Но на глаза вопреки всему навернулись слезы. Рако изо всех сил сжала кулачки, так что ногти впились в ладони. Нет, она не заплачет, не опозорит дедушку еще больше. Только не сегодня, не сейчас. — Можете одеваться, госпожа, — завершив последнюю, кажется, самую неприятную манипуляцию, врач отошел в сторону, снимая перчатки. Заметив, как побледнела девушка, решил подбодрить ее. — Буду рад засвидетельствовать господину ваше здоровье и непорочность. — С-спасибо, — выдавила из себя Рако. Больше ничего при всем старании разумного выдать не удалось. Ее немного встревожило, когда, выслушав ее пульс, врач долго расспрашивал ее о том, были ли у кого-нибудь в их роду проблемы с сердцем, и долго ли ей приходится отдыхать, поднимаясь в гору. Она немного слукавила, боясь показаться совсем уж немощной — довольно и того, что сейчас сердце колотилось, как у воробья. Да и воздуха ей не хватало всего-то пару раз, при подъеме на особо высокие холмы. Небось сам доктор на такие и взобраться не в состоянии. Поверил ли тот ей, Рако так и не узнала. Но судя по тому, что выслушав его, господин приказал ей забираться в машину, а одному из своих людей — забрать ее немногие пожитки и документы, — все-таки поверил. Девушка вздохнула с облегчением, устраиваясь поудобнее на непривычно мягком сидении. Бархатистое и приятное на ощупь, оно казалось удивительно непрочным, и Рако все боялась скатиться по нему прямо под колеса машины. Она оглянулась на дедушку. Попрощавшись с ней, тот уже более не приближался к машине, глядя на нее от ворот храма. Но Рако знала, что он там, что будет смотреть на нее, на машину, увозящую ее, до тех пор, пока даже малейшая точка не скроется из виду. Она с трудом сдержала слезы. Увидятся ли они еще когда-нибудь? Увидев, как господин широким шагом направился к другому автомобилю, она помахала деду и поспешно отвернулась. Решимость и так вот-вот готова была оставить ее. Рако перевела взгляд на золотистые под солнцем купола Дзао-до. На фоне потемневшего неба они казались особенно яркими, и вид их почему-то придал надежду. Скоро солнце скроется совсем, но ведь и за тучами оно тоже есть. Хлопнула дверца, Рако торопливо закрыла свою, откинулась на сиденье, нервно впившись в ручку. Движение машины было почти неощутимо, и оттого казалось, что это не она едет — а знакомый мир летит навстречу, стремительно исчезая за краем поля зрения. Незнакомое, чуть пугающее чувство, однако, было приятным. Может быть, полет, о котором она мечтала в детстве, как раз такой?***
Небо нахмурилось совсем, и Рако потихоньку гадала, успеют ли они добраться до города или какого-нибудь поселения до того, как начнется дождь. Конечно, такой вместительной и мощной на вид машине не страшен, кажется, даже ураган — но и дороги, отдалившись от Йосино, стали более крутыми и извилистыми, опасными даже на вид. Девушка про себя надеялась, что господин не станет рисковать на них и остановится где-нибудь переждать бурю. Стараясь не думать, что это всего лишь желание задержаться хоть немного в знакомых краях. Йосино и его окрестности остались позади, но места, что они сейчас проезжали, напоминали горы близ ее дома. Неожиданно автомобиль остановился. Резко, так что девушка даже чуть не встретилась со спинкой переднего сидения. Неужели они добрались так быстро? Но нет, окрестности оставались такими же дикими и безлюдными. Приоткрыв дверку, Рако успела увидеть причину остановки: кортеж, чем-то напоминающий сопровождавший ее. Машины немного отличались очертаниями и цветом, но выглядели не менее хищно и тревожно. Что они делали здесь? Почему остановились в таком неподходящем месте? Рако успела лишь задуматься. — Оставайтесь на месте, — перегнувшись через спинку, водитель захлопнул дверцу, открытую ею. И, не удовлетворившись этим, нажал кнопку у руля, блокируя ее. — Что случилось? — теперь Рако заволновалась уже всерьез. И даже не столько резкими движениями водителя, нашарившего возле своих ног что-то, напоминавшее оружие в кобуре. Нет, гораздо больше ее волновал господин, покинувший свой автомобиль. Он медленно, словно по зыбкой трясине, продвигался к преградившему его путь, и движения его, точные, размеренные, вновь напомнили Рако хищника. Сокола, уже выпустившего когти. Почему? Она ахнула, вцепившись в спинку водительского сиденья, разглядев вдалеке, возле одной из машин чужого кортежа, должно быть, ее хозяина. На таком расстоянии рассмотреть пришельца как следует было невозможно, но Рако показалось, было в нем что-то знакомое. Что-то виденное ранее, задолго до… Смутное, неоформившееся чувство мелькнуло и исчезло, как не было. Вцепившись в подголовник переднего сидения, девушка то и дело возвращалась к нему взглядом, невольно подметив, что двигался чужак с такой же уверенной грацией, что и господин Ороку. Нежданный суженный по-прежнему немного пугал Рако, но сейчас она с тревогой смотрела ему в спину.***
Шредер этого не видел. Не ощущал. Но если бы даже узнал — не придал бы значения. Девчонка-невеста сейчас не существовала для него, лишь он — посмевший вновь встать у него на пути. Однажды они уже разошлись миром, чем завершится их встреча сейчас, было известно лишь нахмурившимся небесам. Ветер утих в предверии надвигающегося шторма, и тучи опустились совсем низко, почти касаясь рыхлым брюхом остроконечных пиков. Готовые вот-вот разразиться дождем из проколотого нутра. — Неожиданная встреча, — Дзироко-сан опустил руки на бедра, рассматривая пришельцев здоровым глазом и не спеша отходить с тропы. А за ним — и его воины. Шредер был почти уверен, что тот узнал его, но вот какие претензии может иметь — не знал, да и не желал знать.