***
Сквидвард всегда любил уединение: оно дарило множество преимуществ. Он ненавидел свою работу, потому как от нее преимущество было только одно — заработная плата, да и на ту без слез не взглянешь. Он не любил гостей, шум и гам, а еще праздники, которые отчего-то подкрадывались всегда незаметно и вовлекали бедолагу в водоворот всевозможных формальностей, от которых сбежать было сложнее, чем от смертоносности цунами. Хуже самого Валентинового дня могли быть только день накануне и день после него. Сегодня на календаре красовалась дата «15 февраля», треклятое постпраздничное утро. Сквидвард хмуро поглядывал из-за кассы то на немногочисленных посетителей, то на Спанч Боба, который со своим вполне себе обыденным энтузиазмом сметал в кучи остатки ярко-красной мишуры, всевозможных ленточек, лопнувших шариков и прочей дряни, которая осталась на полу от вчерашней стилизации зала. СквэрПэнс бодро напевал себе под нос какую-то незатейливую песенку, ловко орудуя метлой. Определенно, вчерашний вечер тот провел куда приятней Сквидварда, хотя на то не было абсолютно никаких причин. Парни вроде Спанч Боба должны просиживать День святого Валентина перед телеком в компании упаковки ванильного мороженого в обнимку с котом или чем-то другим плюшевым и мягким (на случай, если у Гэри имелись иные планы). Отчего-то эта мысль жутко позабавила Сквидварда. Он живописно представил себе, как его сосед выкладывает в миску кошачий корм в форме сердечка, поглядывая, не кончилась ли реклама, которая прервала на середине «Когда Гарри встретил Салли», «Унесенных ветром» или еще что-нибудь в этом духе. Все же это было куда лучше его шумных затяжных вечеринок. — Доброе утро, сосед! — поприветствовал его Боб, когда вместе с кучей мусора и метелкой добрел до кассы. — Ты уже желал мне доброго утра, Спанч Боб, — пробурчал Сквидвард, стараясь даже не смотреть в его сторону. — С того момента ничего не изменилось. К тому же ни черта оно не доброе, подумал он уже про себя, дабы не вступать коллегой в долгий и непродуктивный спор. — Просто я решил, что в такой чудный день не грех и несколько раз напомнить тебе об его замечательности, — возразил СквэрПэнс. — А вечер твой наверняка был еще лучше, а? Боб подмигнул Сквидварду, а тот едва сдержался, чтобы не скривиться. К счастью, дальше не нашедшего ответа вопроса диалог не зашел. Коллега прошел дальше по залу с прежним глуповато-счастливым выражением физиономии. Раскрыв кассу и еще раз взглянув на неаккуратно разложенные купюры, Сквидвард помимо воли углубился в свои мысли. Да, он не любил праздники, но ему нравилось общество Сэнди. Он терпеть не мог готовить, если нужно было состряпать что-то простенькое, вроде омлета или сэндвичей, а не такое изысканное, что помогало утвердиться в уверенности в своем кулинарном таланте, но с удовольствием кормил девушку завтраками. Сквидвард не терпел вмешательства в свой быт: все должно было оставаться на своих местах, даже самая мелкая пылинка, но когда Сэнди превращала его кухню в филиал собственной лаборатории, это практически не встречало внутри него никакого протеста. Пробирки, мензурки, колбы и реторты теперь занимали место его фамильного сервиза, но Сквидвард с затаенным интересом наблюдал за тем, как бурлят в склянках жидкости, субстанции меняют цвета, а глаза Сэнди за стеклами очков химзащиты блестят от восторга. Он с удовольствием отмечал это, отрываясь от повторения монологов из «Короля Лира», которого ставили в любительском драмкружке Бикини Боттом. И когда все успело пойти наперекосяк?.. «Король и до конца ногтей король…» — беззвучно прошептал Сквидвард, скользнув взглядом по залу «Красти Крабс». Как назло, народ кучковался парами. Нет, не так — парочками! Теми, кто не успел расстаться со вчера, или же укрепили свои узы с помощью праздника, на котором продавцы открыток, цветов и шоколада наживают целое состояние. Да, определенно хуже Валентинового дня может быть только день накануне и, конечно же, следующий за ним. «Король и до конца ногтей король, взгляну в упор, и подданный трепещет.» Окрашенный в красное с розовыми сердечками день календаря осчастливил каждого, даже мистера Крабса, даже надоедливого, как заноза в заднице, СквэрПэнса, даже Гэри, которого Сквидвард откровенно недолюбливал — тот не упускал возможности нагадить в его клумбы с настурциями — всех, кроме него самого. Утром пятнадцатого февраля Сквидвард разглядывал привычную обстановку «шхуны» ресторана Крабса и мечтал быть вздернутым на рее, а затем скормленным акулам. Хотя ему, наверное, полагается просто шагнуть под холодный февральский дождь, простудиться, подхватить воспаление легких и сдохнуть, как самая обычная сухопутная крыса. «Король и до конца ногтей король…». Сделать утро чуточку лучше могло только исчезновение СпанчБоба в недрах его обожаемой кухни. И, о хвала небесам, нацепив свою форменную кепку и фартук, коллега захлопнул за собой дверь и теперь гремел чем-то за стеной. Сквидвард уже намеревался вернуться к своим мрачным мыслям, когда его окликнули. — Мистер Тентикалс, пройдите в мой кабинет, — голос шефа звучал настораживающе добродушно. Чем это он пытается умаслить подчиненного? Закрыв кассу, Сквидвард, медленно шагая, отправился на зов. Кабинет мистера Крабса был местом неприкосновенным. Сквидвард никогда не бывал у него в гостях, но отчего-то был уверен, что мини-резиденция была обставлена богаче, чем весь его дом. Массивный стол какого-то благородного сорта дерева напоминал сундук. Собственно, сам Крабс также напоминал сундук, который добрая фея обратила в человека. Его внутренности должны были быть слепленых из свернутых в трубочку стодолларовых купюр. Сердце должно составлять по стоимости его Шевро, а вот денежный материал печени, по всей видимости, успел слегка пожелтеть. Причиной тому был возвышавшийся монолитом не менее дорогой, чем стол, шкаф, заполненный разномастным спиртным. Это выдавало ирландские корни Юджина Крабса почище огненной шевелюры, вечно красных щек и суеверности. — Присаживайся, сынок, — шеф услужливо подставил Сквидварду стул. Одно лишь обращение «сынок» усиливало настороженность. Раньше такого удостаивался только Спанч Боб. Сейчас точно ему сообщат, что квартальной премии Сквидвард лишается по причине… а просто так. Но вначале Крабс молчал. Затем полез в свой мини (миди?)-бар и извлек оттуда одну из бутылок весьма солидного вида. — Ну, Сквидвард, чего молчишь, словно воды в рот набрал? — в руках шефа блеснуло два пузатых толстостенных стакана. — Что стряслось? Он откупорил бутылку и точно отмерил спиртное — рука у Крабса была легкая, об этом можно было судить хотя бы по его довольно успешному бизнесу. Крабс придвинул стакан Сквидварду и отпил из своего. Не пройдет и минуты — его лицо по цвету приблизится к цвету тех первоклассных томатов, которые доставляют для крабсбургеров. — Что конкретно вы хотите услышать, сэр? — Сквидвард приподнял стакан, рассматривая жидкость на свету. Пренебрегать таким угощением совсем не хотелось. Он пригубил ароматный янтарный напиток. — Хм, подозреваю, какого ты мнения о старике Крабсе, но одного у меня точно не отнять — я замечаю многое. «Ну и?» — невысказанный вопрос определенно был написан на лице у Сквидварда. Крабс приметил это сразу. — Что-то не так с девчонкой, верно? Крупный глоток в половину содержимого стакана приятно обжег горло. Мистер Крабс поспешил подлить виски._________________________
— Я всего лишь пытался быть романтичным! — медленно, но от того не менее громко, протянул Сквидвард, взметнув свой стакан вверх, будто оголенную шпагу. Мистер Крабс сочувственно кивнул и тут же с помощью гильотины безжалостно отсек кончик сигары. Его движения, обычно резкие и стремительные, казались медленными и плавными, словно граммофонная запись Шопенового вальса. Надо же! Нужно было всего лишь выпить, и из первоклассного плута и профессионального скряги Крабс превратился в своего парня с умилительными стариковскими манерами, чуть старомодного, но понимающего. — Романтика — это далеко не все! — четко проговорил он, прекращая возиться с сигарой и протягивая ее Сквидварду. Своя давно уже торчала в уголке его толстых ярко-розовых губ. — Послушай меня! Сквидварду теперь было весело, тепло и уютно. Он уже готов был расплыться в глупейшей в мире улыбке. — У меня было не простое детство. Моя семья была бедна. Да что там, мы жили скромнее бродяг, побирающихся у церквей. Еще в двадцать Юджин Крабс, ваш покорный слуга, не представлял из себя ничего, а теперь погляди вокруг. Сквидвард согласно качнул головой, плохо, правда, понимая, что общего между рассказом шефа и романтикой или ее незначительностью. Сигары ему не нравились, поэтому та, которой его опрометчиво угостили, так и осталась медленно тлеть в его руке. Крабс говорил пылко, и ему хотелось верить. Верить, продолжая не понимать, к чему тот клонит. — Чеки, векселя, банковские карты — все это мусор, жалкий эрзац… А он пытался быть романтичным, да. Купил цветов, приготовил первоклассный, как он считал, ужин, да и музыка… но Сэнди! Ушла, хлопнув дверью… Женщины! — Никогда не принимай этот мусор всерьез. Только монеты, только купюры!.. Небольшой спор, начавшийся с безобидного высказывания о бездушии науки, окончился крупным скандалом. Замечание Сквидварда было похоже на крошечный гребешок, всколыхнувший морскую гладь. Кто бы мог подумать, что к берегу он обернется пятнадцатифутовой волной и кусочками фрикаделек в его волосах. — О, знаю, знаю, они еще так тяжело вымываются, — внезапно промолвил Крабс посреди, как Сквидварду казалось, своего монолога. Точнее это было два монолога, идущих вразрез друг другу. Пока шеф распинался о ценности наличности, его подчиненный тихо бормотал в стакан о своих неприятностях, и не надеясь быть услышанным. — А? — Ну, фрикадельки. Покойная миссис Крабс была шведкой и, знаешь ли, имела крутой характер, но ее жареные тефтели были просто восхитительны, — мистер Крабс мечтательно улыбнулся, явно предаваясь воспоминаниям. — Это в нее Перл такая крепенькая, красавица моя. Шеф бросил полный обожания взгляд на крупноформатный портрет дочери. Перл, будучи капитаном команды болельщиц, считала своим долгом носить исключительно обтягивающую розовую форму, что делало ее выдающиеся формы еще более выдающимися. Это фото не было исключением. Теперь Сквидвард, глядя на него, ощущал, как у него буквально голова шла кругом от ее прелестей. — В общем, ты понял, о чем я, — голос начальника потонул в приятном слуху журчании спиртного, льющегося тонкой струйкой в не успевший опустошиться стакан. — И твоя проблема мне ясна, сынок. Сквидвард вновь с непривычки дернулся от этого «сынок», так, что виски чуть не перелился через край, и поспешил поглотить спасенное. — Запомни: женщина — всегда права! — Но… — Никаких «но», и вот еще что… — деловито продолжил Крабс, но его прервал, влетевший в кабинет Спанч Боб. — Мистер Крабс! Мистер Крабс! — еще более возбужденный, чем обычно, коллега тяжело дышал. Отбросив светлую прядь со лба и раскрыв глаза пошире, он буквально подскочил к столу шефа. — Отставить панику, матрос! — прикрикнул Крабс. — Давай по порядку, что стряслось?! Боб замер по стойке «смирно» — Возле кассы собралась толпа посетителей, они требуют кассира, что прикажете предпринять, сэр? — переведя дух, отчеканил он. Крабс, казалось, призадумался, коротко взглянув на Сквидварда, развалившего на стуле перед ним. — Точно, об этом я не подумал, а мои денежки уплывают… Хм, в общем, Спанч Боб, сегодня мистер Тентикалс взял отгул, тебе придется работать и на кухне, и за кассой. Коллега приоткрыл рот от удивления, складывая руки на груди в замок. Его лицо тут же озарилось выражением абсолютного счастья. — На кухне… и за кассой… — зачарованно промямлил Боб. — Правда?! Вы не шутите, мистер Крабс?! — Ничуть. Приступай немедленно, малыш, — шеф хлопнул того по плечу, и это вывело Спанч Боба обратно в реальность. — Ура! Ур-а-а! — вопил он, выбегая из кабинета. — Спасибо, мистер Крабс, я не подведу! Сквидвард проводил бегущего вприпрыжку коллегу взглядом, полным скепсиса, а затем невольно, или по привычке произнес: — Болван! Кто бы мог подумать, что это же слово в этот же самый миг сорвется с уст Крабса, да еще и по отношению к его любимчику. Пока Сквидвард удивленно пялился на него, шеф уже вовсю хохотал. — Готов поставить свой счастливый четырехлистник, — он смахнул выступившую от смеха слезу, — этот парень будет работать сверхурочно и еще доплачивать мне за это! Сквидвард понял, что мертвецки пьян, когда за десять секунд во всех подробностях продумал, как заставить Спанч Боба работать за себя, и при этом получать то же жалование. Впрочем, раскрывать шефу детали он, конечно же, не спешил. — О чем это я? Ах, да! Женщина всегда права, романтика — ерунда и, — Крабс взял драматическую паузу. — И? — переспросил Сквидвард, чувствуя, что его качает даже притом, что он сидит, касаясь ногами пола. — Что бы ты ни делал, делай это с любовью. — Это касается даже ссор? — хмыкнул он. — Даже ссор. Их в первую очередь, — подтвердил мистер Крабс, подмигнув, и на его румяной физиономии растянулась мечтательная улыбка. Не иначе, как вновь предавался воспоминаниям. — Ладно, я, пожалуй, пойду, — четыре слова подряд дались с трудом, подъем — еще трудней. — Спасибо за выпивку. Один неверный шаг — и стены делают резкий прыжок вверх, а тело с грохотом падает наземь. Неважно, что кабинет обставлен по-королевски, полы здесь жесткие, как в казарме. Еще одна отчаянная попытка добрести до двери стоила Сквидварду хорошенькой шишки на завтра. Он сдался. Не такой уж тут и жесткий пол, на самом деле. Цоканье языка Крабса, раздавшееся где-то рядом, напоминало удары метронома. — Ох уж эти желторотики, — озабоченно пробормотал Крабс. Сквидвард хотел что-то возразить, но его гаснущее сознание этому яростно сопротивлялось. Шаги Крабса как будто отдалились. — Алло, простите за беспокойство… Алло, мисс Чикс? — последнее, что отчетливо слышал Сквидвард, прежде чем раствориться в черноте, полной обрывков ярко-красных сердечек._________________________
Сквидвард чувствовал, что летит, и у него кружилась голова. На этом все. Зрение, слух, осязание отказались ему служить, но где-то внутри черепа звенело это последнее «Алло, мисс Чикс»… «Мисс Чикс»… «Чикс» Сквидвард открыл глаза, теперь он мог только видеть, но не шевелиться. Сэнди заливисто смеется в ярде от него. Он торчит за кассой, а она сунула голову в окошко для выдачи заказов, чтобы поболтать со Спанч Бобом, и тот отвечает на ее мягкий смех своим скрипуче-писклявым. Почему-то в этот миг он ненавидит коллегу еще больше обычного. — Вы стопорите нашу фабрику смерти, мисс Чикс, — чеканит Сквидвард. — Бургеры сами себя не приготовят, и касса сама собой не заполнится. Сэнди окидывает его хмурым взглядом, фыркает и, махнув Бобу на прощание, уходит. Как ни странно, в «Красти Крабс» она никогда ничего не заказывает, предпочитая модную кофейню в квартале отсюда, но мелькает тут едва ли не каждый день. Сквидвард не понимает, почему это его злит. Пока не понимает. Сквидвард закрывает глаза ненадолго, а, открыв их, снова видит перед собой Сэнди, много разных Сэнди, это чертовски странно. Она умная, очень умная. А еще красивая. Почему признать ее красоту сложней, чем интеллект? Он видит ее в разных ипостасях: Сэнди в простом лабораторном халате, Сэнди в костюме химзащиты, Сэнди в широкополой панаме, сидящая в шезлонге, Сэнди в легком шифоновом платье, Сэнди в майке и бермудах с растрепанными волосами и сонными глазами; Сэнди сосредоточена, Сэнди улыбается, Сэнди смеется, Сэнди окрылена успехом, Сэнди раздосадована. Она всегда одинаково хороша. Слишком хороша. Слишком хороша для него. Словно удар под дых. Сквидвард раздраженно думает, что даже его отключка, которая должна быть блаженной, напоминает экскурсию в ад. Все правильно. Глупая ссора в День Валентина — это вмешательство провидения. — Сквидвард, ты грубиян! — Сэнди злобно сверлит его глазами. — Как можно быть таким… — Невыносимым? — Сквидвард будто видит себя со стороны, но в то же время находится в теле говорящего. Того, кого Сэнди готова испепелить взглядом за его неуместные замечания. По ее словам. Ему-то они как раз кажутся точными и весьма своевременными. — Именно! Я много работаю. Да ты на себя посмотри, ты же совершенно не следишь за временем и еще меня упрекаешь. Уж я не занимаюсь такой ерундой. — Ерундой? — в области сердца больно кольнуло. — Да что ты смыслишь в моей «ерунде»? Живешь себе, припеваючи, тратишь университетские денежки на свои научные прихоти... — Ах, прихоти?! — Сэнди едва держит себя в руках, ее пальцы нервно комкают салфетку. Сквидвард невозмутимо продолжает: — Мне приходится после тяжелого рабочего дня в вонючей забегаловке, где я ежедневно контактирую с кучей идиотов, выкраивать крохи драгоценного времени для своих занятий, в то время как ты вольна распоряжаться своим временем, как хочешь. — Я не виновата, что ты… — Сэнди запнулась. Она на миг опускает глаза, но когда поднимает их снова, они полны решимости. «Что ты — неудачник, Сквидвард» Но он ее опережает. — Не стоит чересчур зазнаваться. Вся эта твоя научная чушь не так уж и много стоит. Искусство будет жить вечно, — и зачем-то добавляет: — Смирись. Сквидвард совсем не хотел обвинить ее в профессиональной несостоятельности, вроде бы, но так уж вышло, и переменить или объяснить свои слова он не может. Не проходит и секунды, как жирная томатная подливка заливает ему глаза, раздавленный фарш шмякается с головы на плечи, одна фрикаделька даже как-то умудряется улететь в сторону радиолы, и теперь крутится, точно на карусели. Какой Сквидвард не видел Сэнди, так это плачущей, но, когда она бросает на него последний разъяренный взгляд, ему кажется, что он видит в ее глазах слезы. Сквидвард продолжает сидеть неподвижно, сил хватает только на то, чтобы снять с головы керамическую миску и оттереть подливу с лица, а затем руки опускаются. Он замечает, что, уходя, Сэнди опрокинула свой бокал с вином, и красное вино пропитало скатерть, образуя огромное красное пятно. Радиола продолжает вертеть пластинку, с каким-то концертом для кларнета, впервые в жизни Сквидвард не может вспомнить, какой именно. Но зато впервые в жизни, он может признать: так ему и надо._________________________
Пробуждение ожидаемо далось Сквидварду нелегко. Он чувствовал, что лежит на чем-то мягком, а изнывающий от боли лоб приятно холодит. Не открывая глаз, он испустил стон: казалось, его голова вот-вот лопнет. Сквидвард замер и лежал до тех пор, пока в его мозгах не вспыхнула мысль о чужом присутствии. Он вскочил, резко распахнув глаза. — Тише-тише! — Сэнди отступила еще на шаг от болеющего и примирительно подняла руки. Сквидвард несколько раз моргнул, прежде чем осознать, где он находится, и кто стоит рядом с ним. — Ты? — глухо произнес он, стягивая влажную губку со лба. — Нет, Летучий Голландец, — съязвила Сэнди. Ее губы дрогнули в подобии улыбки, но она сразу же отвернулась. На ней был лабораторный халат, руки — затянуты в высокие латексные перчатки. Вместо кухонных принадлежностей на столе вновь хаотично были расставлены колбы, реторты и штативы с пробирками. Странно, но кажется, Сквидвард даже обрадовался этому беспорядку. — Черт, я думал, что уже никогда это не увижу, — вырвалось у него. Сэнди глянула на него через плечо, но догадаться, о чем она подумала, оказалось нелегкой задачей. Он заметил, что она перелила содержимое одной из мензурок в стакан для виски. — Держи. Глядя на его испуганное лицо, Сэнди лишь усмехнулась. — Держи, — повторила она, — это всего-навсего средство от похмелья. Старый техасский рецепт. Скотч и еще кое-какие компоненты, увы, не могу раскрыть, какие. Запах напитка был не из приятных, но не такой скверный, как думалось. — Залпом? — Ага. — Дрянь, — пробормотал Сквидвард, зажмурившись от смеси кислого, сладкого и горького. Отставив стакан подальше, он опустил голову на подушку, но вдруг спохватился: — Черт! Работа! — взвыл Сквидвард, вскакивая. — Который час?! — Расслабься, — спокойно бросила Сэнди, даже не обернувшись. — Боб сегодня работает за тебя. Сквидвард рухнул обратно. К его удивлению, несмотря на недомогание, молоточки в голове ощутимо замедлили ритм своих ударов. — Конечно, без сохранения зарплаты, думаю, ты и так знаешь, — Сквидвард хмыкнул. Еще бы! — На твоем месте, я бы не отказалась от душа и утроенной порции зубной пасты. Выйдя из ванной, он направился к кофейнику. Он был почти полон — Сэнди и об этом позаботилась. Наверное, будь у них все в порядке, ему следовало бы призадуматься о покупке колечка с бриллиантом. — И что? Расскажешь что-нибудь о вчерашнем вечере? — А ты правда хочешь знать? — Сэнди приподняла бровь. — Нет, наверное, — Сквидвард нахмурился и отхлебнул кофе. Может, как-нибудь в другой раз, когда чувство стыда не придется с такой отчаянной силой подавлять. Да и к тому же, если он разговорит Сэнди, то узнает явно больше, чем хотелось бы. — Могу в знак благодарности помочь тебе перевезти твое… — он чуть не сказал «барахло», но вовремя осекся, — оборудование назад. Оно же, наверное, фунтов тридцать весит? Сквидвард злился на себя, с одной стороны за совершенно не свойственное ему блеяние, с другой — из-за того, что чувствовал себя виноватым, к чему он тоже не привык, а слияние этих двух состояний тоже сердили его. — Думаю, я и так управлюсь, — отрезала она. И Сквидварду не оставалось предложить ей ничего кроме простых слов: — Извини меня, — вышло как-то чересчур резко и быстро. Сэнди внимательно посмотрела на него, точно задавая немой вопрос: «Кто ты, и что сделал с Сквидвардом Тентикалсом?», и он ощутил, что слов, которые хочется ей сказать, на самом деле, куда больше. — Да, я знаю такое слово, — раздраженно фыркнул он, раздосадованный такой реакцией. — Если уж мы видимся в последний раз в такой обстановке, то было бы неплохо… Она в два шага сократила расстояние между ними и обняла его, вынудив замолчать. — Сквидвард, — Сэнди взглянула ему в глаза и поднесла палец к губам, призывая сохранять молчание. Сквидвард еще не успевший отойти от ее выходки, тупо кивнул и обнял ее за талию в ответ. От нее пахло какими-то химикалиями, немного кофе, удушающе-сладко муссом для волос. Видавший виды халат протерся на плече, а на сдернутых защитных очках — небольшая трещина. Так привычно, так хорошо. Как только он мог думать о жизни дальше без всего этого. — Извини меня тоже, — едва слышно сказала Сэнди, положив голову ему на плечо. Наверное, она чувствовала что-то подобное впервые за долгое время, а может, и вовсе впервые в жизни. Тут уж Сквидвард мог смело заявить, что может ее понять. — У тебя какие-то проблемы? — неожиданно для себя спросил он. Это «впервые» далось ему легче. Начинающее светлеть лицо Сэнди вновь помрачнело. Смотреть, как она печалится, было еще трудней, чем ссориться с ней. — Мои исследования… Мне кажется, что они заходят в тупик, — она устало потерла переносицу, где еще виднелся след от моста очков. — Выделенный университетом грант не бесконечен. Возможно мне придется вернуться в Остин. «Так вот в чем дело! Вот в чем!» Сквидвард вздохнул — Послушай, сейчас я скажу кое-что, что обычно не говорю никому, себе в том числе, — он немного помолчал. — Если ты выбрала какую-то область деятельности и выбрала ее из большой любви, не стоит отчаиваться. У всех бывают взлеты и успехи , падения и неудачи — это нормальные этапы создания чего-либо. Будь то пьеса для кларнета или вклад в науку. И мне кажется… Нет, я уверен, что взлетов и успехов твоих гораздо больше, чем падений и неудач. И если так станется, что тебе придется уехать, я думаю, и в Техасе найдется захудалая конура, которую я смогу себе позволить, и общепит, где я… — Сквидвард! Ты совсем меня не слушаешь, — Сэнди обняла его за шею. — Я же сказала, молчать! — она поцеловала его в губы. Холодный латекс перчаток коснулся его щек. Сквидвард притворно закатил глаза. Вот такая она на ощупь, научная романтика. Холодные прикосновения и взрыв восторга. — Доктор Чикс, вы приготовили любовный напиток? Ну и что с того, что четырнадцатое февраля не удалось, раз шестнадцатое обещает выдаться очень неплохим?