You took my heart

Открытое окно запускало в комнату холодный воздух и запах прогнивших насквозь улиц. Он опускается на протёртый от старости диван, из которого подглядывают несколько пружин, выпуская пар, согревая свои руки, чтобы прикоснуться к макнэ, который сладко почмокивает губками. - Ты выглядишь соблазнительно, - шепчет Сокджин, касаясь бедер Чонгука, но не убирая одеяла, ведь он не любит, когда воздух трогает его, словно любовник, касаясь оголенных участков тела, покрывая холодными поцелуями кожу, оставляя за собой мурашки. Макнэ только что-то пробормотал, стряхивая с себя руки хена и, переворачиваясь на другой бок, подпирает голову подушкой. - Чонгук, - он положил руки на его плечи, начиная их слегка массировать. – Мы наконец-то одни, все ушли на прогулку, - голос Сокджина с каждым словом становился все слаще. И до невозможности скоропостижное воссоединение или выражаясь простыми словами – «интимный вечер» видно так и не состоится, ведь макнэ слишком устал после тренировки, что даже шлепнулся на диван, а в не в кровать. Но невыносимому желанию побыть с Чонгуком хоть в этот раз, чтобы таким образом попробовать восстановить их слишком скрытные отношения, в которых они должны постоянно оглядываться, чтобы никто и мысли не мог допустить о них, не удалось свершится. Неутолимое желание, словно голод разрывал все его внутренности, вызывая зуд в паховой области, а если присмотреться к губам Чонгука, то только прикус своей собственной губы хоть как-то поможет справится с этим чудовищным чувством, охватывающее его полностью, вызывая в голове фейерверк совсем недетских фантазий. - Ты не знаешь, как небезразличен мне и, что я испытываю к тебе, Чонгук, - он поцеловал его в щеку и провел пальцами по волосам. Макнэ нахмурился, укрываясь с головой одеялом. На ходу Сокджин снял с себя несколько вещей, войдя в ванную почти совершенно раздетым. Кафель сразу же врезался холодными иголками в ступни и прежде, чем снять боксеры, он включил холодную и горячую воду, которая сразу же спала на белоснежные стены ванной. Последняя вещь упала на пол, Джин подставил свое тело под капли, прищурив глаза. Медленно проведя рукой по различным частям тела, закусывая нижнюю губу, Сокджин представил, что они вместе с Чонгуком закрылись в ванной, делая свое маленькое коварное дело, чувствуя, как дыхание сбивается и они задыхаются, когда их накрывает волной блаженства. Но Джин был один, предаваясь убивающему одиночеству, расползающемуся в его сознании, сплетающееся воедино в паутину. Дверь скрипнула, но он даже не раскрыл глаза, продолжая утопать в море своих страхов и желаний, посчитав, что это кто-то из парней вернулся раньше, только сказав: - Эй, здесь занято, - и не отодвигая шторку, чтобы не показать свое оголенное тело, просунул руку в щелку, начиная махать ей, чтобы неизвестный ушел из ванной. – Зайди позже. Его неожиданно потянули, от чего тот стукнулся боком о стену ванной, а рука сразу коснулась чего-то холодного, как показалось Сокджину оголенного участка тела. Он сразу же попытался вырваться, но хватка неизвестного оказалась слишком сильной. - Не думал, что ты испугаешься моего оголенного тела, - со смехом в голосе, который отразился на его лице в виде искреннего сияния, произнес макнэ. – Я считал, что вдохновляю тебя своим телом. Или я ошибся? – Одна бровь Чонгука вздернулась в вверх в вопросе, а на лице разыгралась приторная улыбка, которая заставила Джина сказать не подумав, о чем он сразу же пожалел. - Ты считаешь, что можешь задеть струну моих чувств только раздевшись, макнэ? – Он сразу же отвернулся от Чонгука, чтобы тот не заметил блеск и восхищение, смешавшееся с огорчением своих слов. Но макнэ только замечает вспыхнувший румянец на щеках хена, словно красное вино случайно пролилось на белую скатерть. - Я считаю, что если я уйду, то ты – Джин, будешь сожалеть об этом, - и он поднимает свои вещи, показывая тем самым, что уходит и не будет уговаривать Сокджина, ведь прекрасно знает, что тот быстро сдастся. - Чонгук! Стой! – Он поднялся в ванной и чуть не поскользнулся, хватая макнэ за бедра, тем самым содрав шторку. – Ты прав, - и дальнейшие слова Джина застревают в горле так и не появившись на свет. То, что ему хотелось сказать показалось мелочным лишенным смысла, но слова так пагубно влияли на его состояние, отравляя словно яд все его существование. – Я хочу сказать больше, но ты не желаешь слушать. Это угнетает. - И ты как всегда хочешь разрушить все своими переживаниями, хен? – Сожаление прошлось по всему его лицу, задерживаясь в глазах, отражаясь странным блеском. Чонгук явно хотел остаться с ним, чтобы усладить страсть, сидевшую где-то в глубине его тела, но хен только усугублял ситуацию, делясь свои ядом и сомнениями на счет их отношений. Джин молчит, вновь садясь в ванную, закрывает лицо руками, что значит - макнэ оказался прав. Сокджин всегда хочет разобраться в корне проблемы и в этом вся беда. Чонгук знает, что за этим всем последует, но слова все равно вырываются из его уст: - Я влюблен в тебя, Джин, - шепчет он, опускаясь около ванны на колени, пытаясь прикоснуться к хену. – И ты словно звезда, сияющая только для одного меня. Но я не хочу никаких объяснений. Я лишь хочу наслаждаться тобой и твоим видом. Из губ Сокджина вырывается облегчение и, пытаясь оставить руку макнэ, не поднимая головы, он произносит: - Я исправлюсь, - и эти слова уже много раз ласкали слух Чонгука, но понимание того что все повторится вновь, как в замкнутом круге, больно бьет от сердца по всему телу. Или так кажется? Чтобы хоть как-то оправдать мешок качающий кровь, но на самом деле боль исходит из каждой клеточки, соединяясь в неимоверную жгучую ярость с каждым его словом. «Я исправлюсь». Слова отголосками эха сталкиваются друг о друга в голове громко падая. Он знает, что Джин не сможет исправить самого себя. А нужно ли? Вопрос, который заставляет его усомниться в правильности своего ухода. Тогда это будет уже не Сокджин, в которого он так злополучно влюбился. Нет. Он не жалеет, что испытывает к этому идиоту. Чонгук приглядывается к телу хена, по которому сбегают прозрачные капли, но когда Джин начинает говорит, сразу же смотрит на губы, на которых нарисована горькая улыбка. - Ты знаешь, что у меня не получится, - сбрасывая руку макнэ с плеча, Сокджин подвигается к другой стенке ванной, пытаясь сжаться в позу эмбриона. - Джин, - он улыбается, предвкушая сладость слов, которые скажет, словно пробуя их на вкус. Когда Чонгук коснулся оголенных влажных плеч хена губами, ему показалось, что Джин дернулся, исподлобья посмотрев на макнэ. Но по правде его губы, словно обожгли кожу Сокджина, что без сомнения понравилось Джину. И он захотел, чтобы Чонгук покрыл все его тело этими приятными и волнующими ожогами. Чонгуку показалось, что слишком выпирающие и манящие ключицы сами врезались ему в пальцы, соблазняя тем самым для дальнейшего продолжения действия. И произносит на одном дыхании: – Мы справимся с этим вместе, - он садится в ванную напротив хена, который пытается справится с потрясением, но ничего не говорит. Чонгук замечает, что Сокджин отлипает от стенки, расправляя плечи, садясь прямо, берет руки макнэ, прикасаясь к своим влажным, возможно от воды или от слезы, щекам. И никто больше не произносит ни слова.