Сливовое дерево

Мизуки обещал отлучиться лишь на час. Солнце еще не успело взойти. В легком сумеречном тумане качались от непрекрающегося ветра деревья. Мизуки стоял на берегу бывшего некогда святым острова, рассматривая темную поверхность воды. Гладкое ее зеркало будоражили порывистые волны-буревестники, которые равномерно накатывали на неострые камни берегов. С завидным упрямством они которую сотню лет страстно полировали породу, словно мечтая стереть с нее навсегда следы ходивших здесь людей. Да, храм богине любви уже давно не был уединенным местечком. Сюда больше не ходили местные с молитвами, но часто наведывались куда более многочисленные иностранцы. Так зачем же удивляться, почему богиня покинула эти места? Туристы, даже не разбиравшиеся в божествах древней религии синтоизма, тщетно преклоняли колени перед уже пустым, треснувшим изнутри, алтарем. Мизуки глубоко вздохнул, чувствуя, что то место, которое раньше было столь прекрасным, живым, настоящим превратилось в очередную скупую достопримечательность. Белый змей издревле считался покровителем дома, кем-то неразрывно связанным с неподражаемым божеством любви. Правда, со стороны Мизуки это выглядело весьма иронично: единственное лекарство, которым щедро одарила его жизнь, была не любовь, а жгучая ревность. И если уж говорить о ее целительных свойствах, то хранитель их так и не ощутил, так и не понял истинных ее назначений. Единственное, что он твердо усвоил относительно горькой микстуры, это то, что ее очень больно глотать. Каждый раз, являясь сюда, он с таким же почтением и радостным нетерпением преклонялся воде. Мизуки умывался, считая это простое действие неким своеобразным ритуалом. Как часто он надевал маски, как тщательно сдирал их въевшиеся картонки со своего лица! Мизуки не раз чувствовал обволакивающую свежесть и легкость, посещая это старинное место, у которого медленно отняли душу, выгнав с его земли божество. И, пожалуй, ему никогда не получится забыть это обстоятельство, расплачиваясь странной колющей болью. В эти ранние часы остров был девственно чист. Ни одного постороннего, не свойственного матерью-природе звука не нарушало хладнокровного спокойствия могучего старика. Но, когда Мизуки уже сделал шаг навстречу холодной воде, чтоб вернуться в храм, до его ушей донеслось что-то вроде симфонии острого, звонкого колокольчика, тихого, но отчетливого. Что-то в груди замерло на несколько долгих мгновений. Нет, он уже не мог стоять. Впервые оглянувшись, он, не щадя ног, помчался по горным тропинкам вверх. Спотыкаясь о длинные полы кимоно, Мизуки проскочил начальный ярус острова, где находились мелкие лавчонки с традиционной едой, новые храмы новым божествам и перекрашенные колонны арок. Волосы постоянно падали на лоб, закрывая белесые ресницы. Но кто, кто сумел пройти незамеченным хранителем в самый ветхий храм Высшего божества? Его взору предстал печальный пейзаж: Мизуки знал святилище в лучшие времена. Он пробежал по скрипящим половицам, через которые уже проросла густая трава, и резко потянул треснувшее одо*. Суэнагаку застыл на месте, не сводя взора с великолепной, манящей фигуры. Ее белоснежные волосы отросли и стали еще гуще, оттого она просто оставила их распущенными. Они закрывали собой ручной вышивки хаори, которое своей легкостью и красотой притягивало взгляд. Нет, она не оборачивалась, а он так и остался на пороге, не в силах обратиться к ней, не веря своим глазам. Осторожный колкольчик затих. "Госпожа Йономори! - промелькнуло у него в голове. - Но как же так..." - Нет, стойте! - Мизуки побежал, протянув руку, будто бы пытаясь схватить ее. Она лишь плавно повела пальцами - хранитель больно ударился лопатками, услышав треск старых стен. Где-то внутри сжался жесткий комок, и ему хотелось бы заплакать, но слез просто не было. Голос госпожи Йономори был подобен капле воды, упавшей в озеро: - Возвращайся, Мизуки. Ему тяжело было бы не подчиниться, будь он по-прежнему хранителем храма воды. Как известно, сила слов божества сильнее банального насилия. Мизуки, редко бывавший растерянным, опомнился и, упав на колени, попросил: - Госпожа Йономори, - произнес он с величайшим почтением, на какое только был способен, - прошу Вас, вернитесь в храм! - его голос дрогнул. - Мы сможем вместе посторить новый, к нам будут приходить молиться люди, они будут верить в Вас, Богиню Воды, - он поднял глаза, полные надежды. - Только вернитесь, ради своего хранителя, ради людей, вернитесь! - Мизуки непроизвольно сжал кулаки, а противный ком начал подступать к горлу. Но Йономори лишь жалостливо покачала головой, разрушая его надежды в прах. Ловким движением, божество воды вновь взмахнуло рукой. Из-под сгнивших половиц, расцветали на ходу ароматные бутоны - прорастало сливовое дерево. Своим чистым сиянием оно наполняло забывшее тепло святилище. Почки на глазах набухали, а шершавые молодые листья шелестели в такт нежным распускающимя цветам. Божество исчезло, так и не показав лица. Ему так хотелось плакать от досады, но щиплющий нос аромат словно забирал всю влагу с собой, напитывая дерево. Слива была еще более необыкновенна, чем прежнее вишневое дерево под водой: на нее можно было молиться. Излучая робкое сияние, дерево шевелило ветками в унисон непроникающему в дом ветру острова. Его снова бросили, оставив после себя странный подарок. В глазах хранителя помутилось: на мгновение он узнал в дереве лик молодой госпожи. "Что со мной происходит?" Мизуки подошел к дереву, рассматривая молодую сливу, гладя ее теплый ствол. Он чувствовал странное, щемящее грудь чувство, переполняющее его душу. Казалось, терпко-цветочный запах наполнял его изнутри. Почувствовав пружинистую азартность, он прижался к сливе всем телом и, одолев проклятую робость, тихо произнес: - Я тебя люблю, - он думал, что никогда не получит ответной искренности, пусть даже и признался не человеческому существу. Конечно, все это было похоже на минутное помутнение рассудка, но хранитель чувствовал лишь легкое головоокружение и дразнящую радость. Госпожа Йономори подарила ему сливовое дерево, столь чудесное, столь напоминающее ее саму!.. Но слива, божественная посланница, отозвалась, наполнив комнату сладким пьянищим запахом только-только наступившей весны. Его время истекало. Мизуки, как не старался, не мог перенести дерево в более уединенное место, хотя прикладывал все свои силы. Слива исчезнет, Суэнагаку это понимал. Вздохнув, он прикоснулся сухими губами к ее листочкам и, извинившись, осторожно отломал веточку с прекрасным цветком. Последний раз оглянувшись, он покинул остров божества любви. * * * - Что это? - спросила Нанами, вдохнув душистый аромат стоящего в вазочке цветка. - Так приятно пахнет! - Это слива, - ответил ей Мизуки, с заботой погладив лепестки. - Не правда ли, она прекрасна? - Ты прав, - подтвердила богиня. - Надеюсь, она подольше простоит здесь. Следи за ней, Мизуки! - игриво засмеялась Момозоно и, задорно взглянув на него, вышла из комнаты. - Как прикажете, госпожа, - улыбнулся он в ответ, хотя знал, что Нанами его уже не слышит. Ведь только она, рассеянная богиня земли, могла не заметить, что нежные лепестки бутона не осыпаются уже полгода. *Одо - двери в традиционном японском доме или храме.