Pieces

      Чувствовать себя мертвым внутри, продолжая жить, - одна из самых отвратительных вещей, случающихся с нами. Сдавливающее чувство пустоты, липкое одиночество. Даже нагретая евнухом постель не притупляет это одиночество. А пустота внутри будто расползается с каждым днем все больше и больше, заполняя собой каждый орган, и вскоре ты начинаешь дышать этой пустотой.       - Александр, я нашел в лесу лисью нору и мне кажется, что лисица ждет детенышей.       Сердце сжимается от боли и тоски. Прижимаешь руку туда, где оно должно биться, но кажется, что его нет. Внутри опять пустота.       "Ах да, я же отдал его тебе".       Гефестион, прислонившись к стене, смотрел на то, как рассыпается на части его добрый друг, нежный любовник, великий царь. Волосы, отрезанные собственным клинком, были уже не такие длинные. Лишь темной поздней ночью Александр мог позволить себе эту слабость, пока никто не видит, - сидеть, сгорбившись, на краю кровати и умолять богов вернуть все, как было. Потому что это невыносимо тяжело.       - Я всегда буду с тобой, обещаю, - он щурится от яркого солнца и целует такие же блестящие мальчишеские губы.       - Ты же обещал... - Александр запустил руку в волосы. Он не замечал, как Гефестион, подошедший к нему, ласково проводит пальцами по щеке, обводит контур губ.       Ворвавшийся в комнату ветер шевельнул занавески и обдал лицо царя свежим воздухом.       - Гефестион, это я сделал тебя тем, кто ты есть.       Слова могут ранить как мечи, но оставляя раны не на теле, а в сердце. Раны на теле могут затянуться, оставляя только шрамы. Раны на сердце тоже могут затянуться, но гораздо дольше, их легко открыть снова, потопляя себя в боли.       Александр помнил фразу отца о том, что великие всегда одиноки. Сейчас одиночество было полностью вокруг него.       А еще он помнил, что Гефестион долго отказывался прощать его. Да, он все еще был с ним, даже пожал руку Эвмену, но наедине он был холоден и отстранен. Конечно, позже, они снова были собой, снова были в объятиях друг друга, но Александру бесконечно жаль, что он нанес своему милому Патроклу эту рану в сердце. Это была одна из многочисленных ран.       - Ты ни в чем не виноват, - шептал Гефестион, обнимая его со спины. - Ты такой, какой ты есть, и я люблю тебя, - он потянул его за собой, укладывая на подушки и ложась рядом. Темно-серые глаза плескались нежностью. Александр, успокоившись, закрыл глаза, убаюкиваемый слабым ветром, все еще дующим из окна.

Ночь 10 июня 323 года до нашей эры.