Шаги во тьме

В этот поздний час улицы города уже опустели, и звук одиночных шагов эхом отдавался от тротуара и окрестных зданий. Мужчина шёл быстро, воротник его пальто был поднят, хотя ночь выдалась на редкость тихой и безветренной для ранней лондонской весны… Миновав неосвещённый переулок, он повернул на Бейкер-стрит и направился по правой стороне, ускоряя шаги. Элизабет проснулась от смутного ощущения тревоги. Не открывая глаза, она лежала, прислушиваясь к полуночной тишине, царившей в доме, и силилась понять, что потревожило её первый сон. Что-то сродни неосознанному чувству уязвимости и небезопасности. Кажется, ей снился долгий спуск по едва намеченной лыжне в швейцарских Альпах, куда она ездила с родителями на зимних каникулах в выпускном классе. Во сне пологий склон вдруг сделался опасно крутым, она пыталась остановиться, но безуспешно. Элизабет решила, что проснулась, чтобы избежать падения в холодный колючий снег. Потом появилась навязчивая мысль-предчувствие, будто в доме не заперта входная дверь или неплотно прикрыты окна в гостиной. Всё ещё сонная, пошатываясь от слабости, девушка выбралась из постели и завернулась в плед. В коридоре было прохладно, и вскоре Элизабет обнаружила причину – кто-то забыл закрыть окно на лестничной площадке. Наверное, сквозняк проник в её комнату и навеял тревожный зимний сон. Не без труда справившись с тяжёлой рамой, Элизабет решила на всякий случай проверить и окна на первом этаже. Спускаясь по лестнице, она обратила внимание на то, как тихо в доме. Как будто здесь не было никого, кроме неё. Но ей не хотелось думать об этом, и тем более - гадать, где находится в это позднее время хозяин одной из комнат. Она мечтала поскорее вернуться наверх, в тёплую постель. На последних ступенях лестницы девушку посетило странное чувство, словно она спускалась навстречу чему-то или кому-то, словно то были не просто шаги, а шаги в неизвестность, которая может оказаться по-настоящему опасной. Как и во сне, ей захотелось остановиться, но она отогнала эту мысль прочь, сочтя её нелепой, и плотнее закуталась в шерстяной плед. Внизу всё обстояло благополучно. Входная дверь, окна в столовой и гостиной оказались крепко запертыми. Часы на каминной полке мерно отсчитывали ночное время. Убедившись в безопасности дома, Элизабет снова направилась к лестнице и вдруг услышала быстрые шаги на тротуаре под окнами, а потом у самой двери снаружи. Торопливый поворот ключа в замочной скважине – и поток сырого весеннего воздуха обдал холодом босые ступни девушки. Она зябко поёжилась, переступила с ноги на ногу и одновременно узнала вошедшего. Заметив Элизабет, он резко остановился на пороге, и, помедлив пару секунд, - словно в замешательстве от неожиданной встречи, - так же резко захлопнул входную дверь. Они стояли друг напротив друга в полутьме, на расстоянии пяти шагов, и никто не проронил ни слова. Остатки сна покинули сознание девушки, когда она встретила взгляд Шерлока. Он смотрел на неё. Он видел только её. В этот момент для него существовала лишь она одна. Элизабет не сразу смогла сделать следующий вдох, а когда воздух, наконец, заполнил лёгкие, больно кольнуло в груди. В призрачном свете уличных фонарей, лившемся сквозь незашторенные окна гостиной, силуэты двух людей казались столь же неподвижными, как и предметы интерьера. Элизабет испугал его вид. Шерлок казался взволнованным, словно только что обнаружил, что в мире есть вещи, с которыми он не может справиться, события, которые не в силах контролировать. А гнетущая тишина и полумрак усиливали ощущение тревоги и нереальности происходящего. Мужчина шагнул вперёд, на ходу снимая перчатки и расстёгивая пальто, а Элизабет, почти одновременно с ним, но едва отдавая себе в том отчёт, - двинулась назад, отступая. На втором шаге она ударилась пяткой о нижнюю ступеньку лестницы и остановилась. Теперь их разделяла всего пара футов. Она не знала этого человека. Тот Шерлок, которого она знала, никогда не смотрел на неё таким горящим взором, с тем, прежним, она никогда не чувствовала себя средоточием его помыслов и желаний. А он в это время думал о том, как идёт её каштановым волосам живописный беспорядок после сна, чувствовал тонкий цветочный аромат её кожи, и потрясённо осознавал, как дорога ему стала Элизабет за последние несколько недель. Он вспоминал их многочисленные разговоры до того, как всё стало по-настоящему сложно, вспоминал, с какой жадностью вслушивался в звуки её голоса и шагов по вечерам, которые Элизабет проводила с миссис Хадсон в гостиной, а он уединялся в своей комнате с твёрдым, но зачастую безуспешным намерением «ещё немного поработать». Он успел полюбить её улыбку и смех, щедрость сердца и глубину больших карих глаз, а её привычка дотрагиваться до верхней губы в минуту глубокой задумчивости, забавляла его тем больше, чем чаще он ловил и себя на подобном жесте. Какая нестерпимая и безнадёжная боль поселилась бы навеки в его сердце, если бы Элизабет действительно оказалась на месте той погибшей девушки в двух кварталах от Бейкер-стрит! Это подозрение полчаса назад за несколько секунд превратилось в неконтролируемый страх и заставило его почти бежать домой. В иные моменты он с трудом удерживался, чтобы не попросить небеса, веру в которые давно утратил, сохранить её жизнь. Он сделал ещё один шаг и остановился прямо перед девушкой. Его взгляд скользил по лицу Элизабет, и ей казалось, что он прикасается к ней этим взглядом, ласкает её лоб, волосы, скулы. Он рождал в ней трепет, заставлял слишком остро чувствовать свою уязвимость, незащищённость своего сердца перед мужчиной, который был сейчас так близко и так пристально изучал черты её лица, словно видел впервые. Наконец, его взгляд остановился на её губах. Он как будто просил разрешения. И, возможно, впервые в жизни, испытывал смятение, граничившее со столь несвойственной ему неуверенностью. Но ответом ему был холод недоверия в глазах Элизабет. «Что с тобой?» - словно спрашивала она. – «В какие игры ты играешь? Хочешь снова помучить меня? Хочешь снова заставить меня поверить, будто я тебе небезразлична, а потом вновь надо мной посмеяться? Вчера ты называл наши отношения бредовой иллюзией, вчера ты отвергал меня, гнал прочь, смеялся над моими чувствами и называл их детскими фантазиями. Ты сделал мне очень больно. Я больше не верю тебе». Шерлок прекрасно понимал, какой уязвимой чувствовала себя Элизабет в этот момент, понимал, как страшится она обнаружить эту уязвимость и вновь испытать то, что он заставил её пережить накануне. Он ненавидел себя за тот разговор, за каждое слово, и в душе его зрела непреклонная решимость сделать всё, чтобы вернуть утраченное доверие. Поединок взглядов был недолгим. Элизабет знала, что ей не выиграть эту битву, ни малейшего шанса. Поэтому она повернулась, чтобы уйти, но Шерлок не смог отпустить её. Только не теперь. Сильные руки сомкнулись на плечах девушки, удерживая от бегства. Затем он коснулся её побледневшей щеки, медленно провёл большим пальцем вдоль линии скулы к мочке уха, отводя с лица спутанные волосы, переместил ладонь на затылок. Он вдруг почувствовал себя героем «Великого Гэтсби» или шекспировской пьесы, одним из тех, кто знал: этот поцелуй и эта женщина изменят его жизнь навсегда. И Шерлок поцеловал Элизабет. Неторопливо, осторожно, почти несмело. Их губы соприкасались всего лишь несколько мгновений. Несколько томительных мгновений, остановивших, казалось, само время. Когда он отстранился, Элизабет подняла глаза, и в них больше не было недоверия. Как не было в них и обречённости. Часы на камине в гостиной лениво приближали исход весенней ночи, а рядом, в холле, решалась судьба двух людей, которые всего лишь день тому назад воздвигли между собой непреодолимые, как им тогда казалось, стены из предубеждений и разочарования. Она приоткрыла рот, словно хотела что-то сказать, и тогда он снова её поцеловал. Не сумев вовремя остановить свой ум, привычно анализирующий каждую секунду его существования, отметил, какая у Элизабет шелковистая кожа, как почти идеально помещается между его губами её нижняя, отметил её мягкость и податливость, влажную теплоту с едва ощутимой сладостью. Элизабет вздохнула, слегка качнулась вперёд, пытаясь обрести равновесие, и ответила на поцелуй, и тогда Шерлок перестал анализировать, и разум уступил место чувству. Узкая девичья ладонь легла на его грудь, к ней присоединилась вторая – немного ниже – на уровне сердца. Плед, в которой была завёрнута Элизабет, теперь удерживали только обнимавшие её руки Шерлока. И когда он отпустил девушку на несколько секунд, чтобы выпутаться из тяжёлого пальто, плед соскользнул с её плеч, мягкой волной окутав босые ноги. Но темнота недолго пользовалась привилегией обнимать Элизабет. Шерлок целовал её глаза, лоб, подбородок, шею, и снова губы, и вскоре дыхание обоих стало прерывистым. Её прекрасное тело, казалось, было сотворено именно для его объятий: он чувствовал пьянящее тепло сквозь тонкую ткань ночной сорочки и по-девичьи совершенные изгибы; её ласки, поначалу робкие, туманили рассудок, в её поцелуях было не меньше желания, чем испытывал он сам. Она не умела любить наполовину, она принимала его и отдавала себя целиком, без остатка. И Шерлок вновь и вновь изумлялся тому, какое же невероятное создание его Элизабет. Его Элизабет! А ведь накануне он чуть было не отказался от неё, чуть было не изгнал её из своей жизни навсегда. Многие минуты спустя, когда прошла очередная волна страсти, покрывая лицо девушки короткими, нежными поцелуями, он почувствовал, что она улыбается, и не смог сдержать ответной улыбки. Но улыбка Элизабет была безмятежно счастливой, а у Шерлока – почти торжествующей, и вместе с тем, несомненно, благодарной. Посреди весенней ночи в одном обычном доме на Бейкер-стрит двое людей стояли в холле у подножия лестницы. В темноте их силуэты сливались и казались единым целым. Тишину нарушал лишь перестук часов на каминной полке в гостиной и двух сердец, обещавших отныне принадлежать друг другу.