Синдром мечты

Николь считал, что война для него окончена. Блитц больше не было, к тому же его собственное состояние не позволит ему еще долгое время сесть в кабину мобильного доспеха. Врачи не советовали ему больше принимать участие в боевых действиях, беспокоясь за психическое здоровье: да, Николь воевал, да, он убивал, он координатор, но ведь он все еще подросток - вымотанный, переживший ужас близкой смерти и чудом не погибший. Но Ле Крезе был иного мнения. - Я верю в тебя, - сказал он как-то с улыбкой. "Садист", - понял Николь однажды, понимая, что у командира на него были свои собственные планы. Если бы не так, стал бы он его спасать, рискуя собой? Проявил бы он заботу? В душе паренька все еще таился страх, что командир может манипулировать им, пользуясь сказанным в том разговоре. Амалфи мучили кошмары. Раз за разом он переживал тот момент, когда чуть не погиб. Снова и снова он видел летящий на него мобильный доспех противника. И боль будто бы возвращалась, ломая мальчишку с каждым разом все сильней. Он уговаривал себя, что все в прошлом, больше нечего бояться, но кто бы мог подумать, что это будет так сложно сделать. Ко всему прочему Николь чувствовал себя должным Ле Крезе за свое спасение. Это удручало, и время от времени бывший пилот думал о том, что лучше было бы, если б он так и не проснулся. Окончательно впасть во власть отчаяния не позволяла работа; Рау не собирался расставаться с Николем, сделав его кем-то вроде секретаря или, проще говоря, мальчиком на побегушках. Теперь Николь не мог избавиться от общества командующего, но Ле Крезе не заговаривал с ним о беспокоящих его темах, не напоминал о разговоре и том бое - только работа. Амалфи знал - войне скоро конец. План Председателя Зары был принят, ЗАФТ готовился нанести новый, сокрушительный, удар натуральным, после которого должен был наступить долгожданный мир. Но ухмылка и намеки Ле Крезе, который как будто нарочно ронял их перед Николем, говорили, что все не так просто, как считали окружающие. Но что мог Николь? Он не смог бы предать того, кто, рискуя собой, дал ему еще один шанс на жизнь. Да и как он смог бы хоть что-то сделать, не имя доказательств? Может, он сам себе надумал, может, травмы дают о себе знать. А может, его просто проверяют. "Я должен быть благодарен ему", - и он был благодарен... и был измотан этой благодарностью, граничащей со страхом и трепетом перед командующим. Но он все еще восхищался этим мужчиной, его силой и бесстрашием, умением четко отдавать приказы и четко же строить планы, целеустремленностью и нерушимой верой в свою правоту. И чем больше Николь имел возможность наблюдать за действиями Ле Крезе, тем большим уважением он к нему проникался. И даже, как считал подросток, начинал его понимать. Хрупкие, длинные пальцы Николя прикоснулись к бело-черным клавишам рояля. Парень был удивлен, когда увидел инструмент, и не смог сдержаться: ласково он дотронулся до гладкой поверхности, и тихая комната наполнилась дрожащим звуком - таким любимым и почти забытым. Подросток огляделся, словно боялся, что его услышали, но здесь по-прежнему было тихо. Глубоко вдохнув, Николь стал играть медленную, печальную мелодию, все больше уходя в мир музыки, так успокоительно забиравшей все воспоминания о боях. Мальчишка тонул в звуках, прикрывал глаза от наслаждения, а потом сосредоточенно и с силой бил по клавишам, придавая мелодии больше громкости и чувств. Он настолько скучал по этим ощущениям, что теперь полностью отдавался инструменту, превращая музыку в нечто живое, наполнявшее душу тем настроением, что скреблось внутри юной души... Юного Амалфи, который был вынужден убивать и молчать. Если б он только знал заранее, как сложится его судьба... Мелодия резко прервалась. Жалобно зазвенели струны, нарушая гармонию звуков уродливым скрежетом. Сердце Николя застучало с такой силой, что он чуть не задохнулся от нахлынувшего чувства страха и неожиданности; крепкие ладони сжали его плечи, и парень почувствовал дыхание над ухом. - Очень скоро ты сможешь исполнить свою мечту, мальчик мой, - тихо, почти шепотом, сказал Ле Крезе, появившийся так внезапно за спиной не заметившего его прихода Николя. Амалфи вздрогнул, его плечи опустились, словно он не желал чувствовать прикосновений командира, но Рау не отпустил его. Он снова заговорил о том, что некогда сыграло злую шутку с подростком, заставив его остерегаться блондина остерегаться блондина; шутку, которая и привела его к этим роковым последствиям. - Сыграешь для меня? Николь обернулся. Он дрожал, и Ле Крезе, конечно, не мог не заметить этого. Мужчина улыбнулся, как хищник, и если бы маска не скрывала его глаз, Николь мог бы поклясться, что во взгляде командующего блеснула жажда. - К-конечно, - парень выдавил из себя улыбку и приподнял руки над клавишами. В горле пересохло, хотелось избавиться от тепла ладоней мужчины, но Ле Крезе их не убирал, будто хотел управлять Николем всецело, даже в игре на фортепиано. Бывший пилот Блитц не решился попросить убрать руки со своих плеч, и первые звуки новой мелодии прозвучали скомканно и неуверенно, будто пальцы игравшего были изранены, и каждое прикосновение к твердым клавишам причиняло боль. "Успокойся... Тебе ничто не угрожает", - уговаривал себя Николь, стараясь привыкнуть и понимая, как глупы эти уговоры. Он заставил себя вспомнить, что Ле Крезе спас его, рисковал собой ради того, чтоб вытащить его - никчемного мальчишку - из боя. Этот человек не сделает ничего плохого. Он просто хочет управлять, защищая таким образом своего неудачливого солдата. "Ты должен быть ему благодарен". Мелодия стала ровной, а Николь играл с уверенностью, но аккуратно, теперь боясь лишиться тепла. Когда последние звуки утихли, блондин сжал пальцы, словно не желал отпускать Николя. - Замечательно, - так же тихо, как и раньше, произнес он и потрепал мальчишку по волосам. Николь улыбался. Теперь ему хотелось играть для командира как можно чаще. - Сыграй для меня, - просил Ле Крезе, и Николь играл. Он играл и радовался, что может отвлечься от мыслей о войне, пусть таких мгновений было совсем немного. Он делал то, что ему нравится, и был признателен за одну только эту возможность, и в какой-то момент почти перестал задумываться о том, какую цену могут заплатить другие ради этой его мечты. Ему было хорошо. А когда человек получает удовольствие, он всецело зависит от него, и ничто не сможет зацепить его так же сильно, как могло беспокоить раньше. Ле Крезе знал подход. Он также знал, что необходимо будет сделать, если этот план - "по-хорошему" - не сработает. Человек, который сделает все ради исполнения своих целей, тот, кто движется напролом, уничтожая все помехи на своем пути, жестоко избавляясь от них. Но Николь был для него не просто целью. Все пошло не так в тот день, когда Амалфи появился в комнате командира слишком рано. В тот момент, когда ненавистная боль скрутила Ле Крезе, не давая даже вдохнуть, в дверь постучали. - Проклятье, - прохрипел мужчина, скатываясь с постели на пол в попытке принять лекарство. Но баночка со спасительными пилюлями предательски вывалилась из дрожащих, скрюченных пальцев и откатилась в сторону. Николь, не подозревавший ни о чем, тихо открыл незапертую дверь, привыкший, что его командир всегда в это время ожидает отчеты. Он замер на пороге, с ужасом наблюдая за открывшейся картиной. Он не мог поверить в то, что видел, пораженный внезапной слабостью Ле Крезе, судорожно пытавшегося дотянуться до лекарства. "Что с ним? Он болен? Чем? Когда? Как? Это по моей вине - от полученных ран, в тот раз, когда он спас меня?" Коленки по-детски тряслись, а папка с документами жалобно скрипнула от силы сжавших ее пальцев. Из оцепенения Николя вывел звон разбившегося стакана, который Рау попытался взять со стола. Выронив бумаги, Амалфи бросился к мужчине и упал перед ним на колени. - Командир! Командир, что с Вами? Ле Крезе поднял голову. На лице не оказалось привычной маски, и Николь впервые в жизни увидел его лицо. "Красивый", - подумал парень, удивленно рассматривая благородные черты лица, не потерявшие своей холодной привлекательности даже искаженными мукой. Блондин, стиснув зубы, прошипел что-то о лекарстве, и Николь бросился искать в том направлении, куда подался его командир, шаря ладонями по полу и ошалело ища глазами нужный предмет. Дрожащими руками он вскрыл баночку с цветными капсулами и протянул Рау, чтоб в следующее же мгновение подать другой стакан, дрожащими руками наполнив его водой из графина, разбрызгав в спешке жидкость по полу. Он не сразу понял, откуда на прозрачном стекле появились кровавые разводы, и лишь после того, как Ле Крезе перестал хрипеть от боли, привалившись спиной к постели, посмотрел на свои руки: мелкие осколки разбитого стакана впились в ладони. Странно, что он не почувствовал этого сразу... Мужчина откинул голову назад, уронив ее на постель. Николь остался сидеть на коленях перед ним, и все сейчас ему казалось другим: отчетливыми волнами струились смятые простыни, яркие, золотистые пряди Ле Крезе разметались по скомканной белизне, капсулы рассыпались невзрачным конфетти по жесткому ковру... А на прозрачном стекле краснели пятна крови. Николь обессиленно опустил руки на колени тыльной стороной, не позволяя осколкам впиться еще глубже. Он не мог оторвать взгляд от оголившейся груди командующего, который все еще тяжело дышал. В голове перемешались мысли, и одновременно с этим, их как будто и не было вовсе. Абсолютная пустота. Как же так произошло, что этот сильный человек, сильнейший из координаторов, тайно страдал от неизвестного Николю недуга? Нет, он понимал Ле Крезе: он тоже не стал бы говорить о своей слабости - это равносильно самоубийству, когда лишнее узнает твой враг. Но Николь не был врагом мужчине, и пусть страх перед ним все еще не отпускал, но вместе с благодарностью в сердце Амалфи зародилось сострадание. Не та жалость, что противна, а желание помочь, поделиться частью себя, чтобы тому, кто в этом нуждается, стало легче. Николь думал о том, что ему хотелось бы разделить боль командира. Мальчишка молчал, и Ле Крезе на миг забыл, что рядом с ним кто-то есть. Глубоко вдохнув, он поднял голову и с некоторым удивлением обнаружил сидящего перед ним Николя, который, казалось, боялся даже дышать, чтоб не нарушить тишины. Мужчина почувствовал себя голым, каким он и мог показаться в халате без привычной формы ЗАФТ, и разоблаченным. Никогда и ни за что он не должен был раскрыть себя! Особенно перед этим мальчишкой. Мужчина почувствовал, как в нем начинала закипать злость. А Николь, услышав шорох и заметив движение, заглянул прямо в глаза Рау. - Командир... - прошептал он, и все в нем говорило, что он обеспокоен, что он сочувствует Ле Крезе, что ему его жаль... Жаль. Жалость. Слабость. Никчемность. Именно таким бывший пилот видел теперь своего командира? Может ли он называть его теперь лидером? Ле Крезе рывком подался вперед и схватил Николя за плечо, сам не зная, что сделает в следующий миг. Ударит? Поблагодарит? Начнет оправдываться или сделает вид, что ничего не произошло? Николь не дурак, он его поймет... Парень поморщился, как-то сразу сжавшись и дернув рукой. Взгляд опустился вниз по руке подростка, и Рау увидел окровавленные ладони с торчащими из них несколькими осколками стекла. Неосторожный глупец. - Командир, - снова повторил Николь как-то жалобно и вопросительно. Ле Крезе на миг замер, наслаждаясь видом испуганного подростка, в глазах которого плясали огоньки боли. Николь был так прекрасен в тот момент; его беззащитность кружила голову, а взгляд, который одновременно казался и преданным, и жалостливым, тревожил фантази глубоко в душе мужчины. Бездонные синие глаза - совсем незнакомые и оттого еще более притягательные - встретились с блестящими от волнения карими глазами мальчишки. Блондин не мог понять, какие чувства сейчас брали верх, что побеждало: злоба или тяга к Амалфи. Он чуть прищурился, и, не отрывая взгляда от глаз Николя, резко прижал его израненные ладони друг к другу так, что осколки впились глубже, и на каждой руке появились новые ранки. Парень поморщился и тихо, коротко застонал, попытался вырваться, но Ле Крезе крепко держал его кисти, надавливая на них все сильнее. Николя заметно затрясло, но взгляда он не отвел, продолжая смотреть на своего командира. - Никто не должен узнать, - прошипел Ле Крезе, наклоняясь к самому лицу Николя. Пианист открыл рот, пытаясь ответить, но из груди вырвался лишь новый жалкий стон. Это взбудоражило мужчину еще сильнее, и он мгновенно убрал руки, поднялся и отошел, боясь, что мальчишка почувствует его нетерпеливую дрожь. Почему это случилось именно сегодня? Рау знал: Николь будет молчать - он хорошо усвоил этот короткий урок. Мужчина видел это в его глазах. Но как и собаку, подчиненного стоило держать на привязи и давать поводы сомневаться в желании выдать грязные секреты и неверные шаги тем, кто может ему, Ле Крезе, помешать. А потому ему необходимо перекрыть негативные чувства Николя чем-то приятным. Глубоко вдохнув несколько раз и успокоив так некстати вырвавшиеся ощущения, командующий вернулся к Николю, все еще сидящему на полу. Парень был явно шокирован произошедшим и отстраненно смотрел на свои окровавленные ладони, в которых холодным блеском сверкали на свету куски стекла. Он поднял голову, услышав шорох рядом с собой, но даже не вздрогнул, увидев того, кто только что намеренно причинил ему физическую боль. "Наверное, я уже привык к тому, что боюсь его..." - решил Николь, вновь поглядев на привлекательное лицо мужчины, который вдруг сочувственно улыбнулся и положил руки на плечи подростка. - Идем, - позвал он, кивнув, и поднялся, помогая встать Николю. Все время, пока блондин аккуратно вынимал кусочки стекла из ладоней юного пианиста, мягко придерживая чуть вздрагивающие руки, обрабатывал ранки и перевязывал их, Амалфи сидел неподвижно - и лишь глаза его время от времени поднимались, разглядывая такое знакомое и незнакомое одновременно лицо. Он никак не мог понять отношения этого человека к себе... Сначала Ле Крезе заставил Николя бояться его, поймав на идеях об измене ПЛАНТу, затем он спас его, рискуя своей собственной жизнью, но все равно не отпустил от себя. Теперь это... Всегда сдержанный, хладнокровно управляющий людьми вдумчивый командующий проявил неожиданные для него эмоции, раскрыл то, что таил ото всех - и... испугался этого? "Возможно, он просто не хочет показывать себя таким окружающим, принимая это за слабость", - размышлял Николь. - "Его можно понять..." Но понять столь странные методы он не мог. Списать все на нежелание быть одиноким, но при этом же не умея выражать свои чувства - поломанные жестокостью войны и обязанностью быть непоколебимым, твердым руководителем - и именно потому срываться? Пожалуй, это могло бы стать самым простым оправданием Ле Крезе... И Николь принял его как единственное объяснение поступков командира. Тихо поблагодарив мужчину, бывший пилот Блитц склонился над забытыми документами, которые веером рассыпались по полу. Его взгляд случайно зацепился за строки, в которых говорилось о ГЕНЕЗИСе. Оружие. Превосходство координаторов. Новый мир. Неприятное, колючее ощущение холода пронзило тело Николя, но узнать больше ему не удалось: Ле Крезе стоял у него за спиной. Собрав бумаги, Амалфи протянул их мужчине и опустил глаза; страшные подозрения об истинном предназначении ГЕНЕЗИСа словно в один миг разрушили всю веру в этого человека. Тот, кто носит маску, всегда что-то скрывает. Однако Николь не мог ни в чем винить Ле Крезе, основываясь лишь на своих догадках и нескольких словах, которые случайно приметил взглядом в тексте. "Я должен узнать, что там написано", - твердо решил Николь, еще не зная, как сможет это сделать. Случай подвернулся неожиданно и всего через несколько дней. Пользуясь тем, что командующий был в отъезде, Николь пробрался в его квартиру, использовав свою должность и подготовив план заранее. Ничего особенного этот план из себя не представлял: зайти и, имея достаточно времени, найти необходимую информацию. Тихой кошкой прокравшись в комнату, парень начал перебирать бумаги в столе, пересматривая каждый документ и складывая все обратно так, чтоб внимательный Рау ничего не заподозрил. Необходимых бумаг нигде не оказалось, и Николь в какой-то момент в отчаянии поглядел в сторону постели, будто под ней могла оказаться коробка с секретными документами. - Вот дурак, - он хлопнул себя по лбу и тихо засмеялся собственной глупости. Компьютер. Конечно, если Ле Крезе и хранил какие-то материалы, то вероятнее всего, там они и были. На удивление, взламывать ничего не пришлось, и это вряд ли можно было отнести к беспечности командующего. Но Николь был так взволнован и увлечен, что не обратил на сей факт должного внимания. На вспыхнувшем экране тут же появились материалы по новым мобильным доспехам - Ле Крезе был хорошо осведомлен не только о разработках ЗАФТ, но и машинам Альянса Земли и Орба, что не было так уж удивительно: шпионы были всегда и везде. Пощелкав по различным папкам, Амалфи наконец нашел то, что заставило его застыть и с ужасом читать написанное. - Так вот что на самом деле представляет из себя проект Председателя... И командир имеет ко всему этому непосредственно близкое отношение. Но... это же... - Поможет закончить эту бесполезную войну. Конечно. Амалфи не мог вот так просто получить нужную информацию - это было бы слишком просто. Он просчитался. Снова. И оправдываться и таить что-то не было уже смысла. Но колени все равно предательски задрожали. - Командир... Николь услышал собственный голос как сквозь вату - охрипший, неожиданно слабый. Ле Крезе все знал? Догадался? Или мальчишке снова просто не повезло, и мужчина вернулся раньше, чем рассчитывал? "Просто не повезло... ха... просто не повезло". - Ты нашел то, что искал? - жесткий голос блондина заставил Николя стиснуть зубы, чтоб не закричать от отчаяния. - Это подло, - прошипел парень сквозь зубы и сжал кулаки. - Подло что? - Ле Крезе усмехнулся. - ГЕНЕЗИС. Вы не даете натуральным даже шанса... - А они дали шанс нам, когда направили ядерные ракеты на Юниус? - перебил его мужчина. - Они думали о том, что они подло поступают с ни в чем не повинными людьми? Это они развязали войну! - Но если и так, зачем быть похожими на тех, кого Вы осуждаете?! Ле Крезе на секунду замер. В нем закипала злоба, вырываясь наружу неконтролируемым потоком. Сильным ударом он заставил мальчишку упасть на пол. На разбитой губе тут же выступила кровь. - Ты лезешь не в свое дело, Николь. Я не позволил тебе погибнуть предателем и не оставил, когда ты был близок к гибели... - Ну и зачем же Вы это сделали? - парень вытер кровь тыльной стороной ладони. - Разве не проще было бросить меня? Нет, он хотел жить. Все хотят жить, но жизнь в страхе - это существование понапрасну, выматывающее и лишающее даже банальных желаний, кроме готовности исчезнуть, лишь бы тобой не понукали. "Лучше подохнуть, чем жить с навязанным чувством обязанности кому-то... Особенно когда ты не просил и не хотел этих подачек". Следующий удар, уже ногой, пришелся по ребрам, и Амалфи вскрикнул, заваливаясь на спину. - Я в любой момент могу назвать тебя предателем, даже если ты таковым не являешься - достаточно выбить из тебя твои идеи о мире с натуральными. Командующий склонился над парнем, придавив того коленом к полу и больно сжимая запястья. - И почему не сделали этого до сих пор? - с вызовом выкрикнул Николь, чувствуя, как блондин еще сильнее надавил на грудь. - Почему? Почему я спас тебя? Почему не выдал?! - Рау расхохотался так страшно, что парень вздрогнул. - Я хотел подарить тебе твою мечту, а ты, неблагодарная тварь, воспользовался моим доверием!.. - Я не просил! - пискнул Николь, чувствуя такое сильное давление в груди, что на глазах выступили слезы. - Не просил он... - усмехнулся Ле Крезе. - Не просил... Гаденыш. Одним мощным рывком мужчина перевернул Николя на живот, заламывая левую руку и прижимая коленом правую к полу так, что парень не смог больше пошевелиться. Он взбрыкнул ногами и тут же почувствовал сильную боль в плече: Ле Крезе дернул руку вверх, и все, что оставалось теперь Амалфи - это заскулить и попытаться хоть как-то уменьшить боль в суставе в тщетной попытке вырвать руку или хотя бы сдвинуть ее вниз. Но Ле Крезе был сильнее, и любое лишнее движение Николя в целях воспротивиться своему лидеру только сильнее раздражало мужчину. - Ты так хочешь мира с натуральными? Ты и дальше хочешь жить в страхе, ожидая нового бесчестного нападения на ПЛАНТ? Ты так веришь этим недостойным мразям? Николь хрипел и все еще пытался вырваться, и тогда командир резко вывернул мизинец левой руки мальчишки, ломая его. Пианист закричал, все его тело крупно задрожало, он яростно пытался освободиться - и не смог. Ему казалось, что палец безжалостно выдрали, а к открытой ране приложили раскаленный металл. - Натуральным нельзя доверять, - рычал Ле Крезе, выкручивая следующий палец - медленно, не обращая внимания на крики Николя. - Они ударят из-за спины... Громкий вскрик - и Амалфи начал задыхаться. Из глаз полились слезы, однако, собрав все свое мужество, парень ответил: - Так же, как это сейчас делаете Вы!? - Дерзкая крыса, - прошипел мужчина, ломая третий палец. Силы покидали Николя. Он перестал дергаться и мог только выть, боясь каждого движения, причинявшего ему нестерпимую боль. - За что?.. Рау схватил парня за волосы и приподнял голову. Его мокрое лицо, охрипший от крика голос и беспомощность пробуждали самые гадкие желания, от которых командир уже не мог отказаться. - За глупость. За попытку меня предать. Мужчина выпустил Николя и отошел на несколько шагов, будто потерял интерес к предмету своих мучений или, скорее, готовился к новой пытке. Парень бессильно уронил голову на пол, чувствуя, как по измученной руке пульсирующими потоками колышется боль, но двигать ей даже для того, чтоб поудобнее переложить, не хотел. Тяжелое дыхание смешалось со стонами; Николь прикрыл глаза, не желая видеть мучителя и знать, каким будет его следующий шаг. Он плакал, он просто не мог поверить в то, что человек, которым он восхищался и перед которым испытывал благоговение, смешанное со страхом, может с ним так поступить. «Я разочаровал его… рылся в документах, использовал свое положение, чтоб обвинить его… Почему же тогда я удивлен его яростью и жестокостью? Разве не поступил бы я так же на его месте? Я виноват…» Но внезапно зародившееся чувство вины не могло перекрыть тот факт, что план ГЕНЕЗИС был направлен на уничтожение натуральных. Первым шагом числилось уничтожение лунной базы, но Амалфи был почти уверен, что Совет пойдет дальше… Нет, Председатель и Ле Крезе, движимые непреодолимой ненавистью к биологическим людям, не остановятся на предупредительном выстреле. Ведь они твердят об окончании войны, а пока полностью не будет уничтожена одна из рас, кровопролитие продолжится. «Что я могу?..» - Николь знал, что бессилен. И даже если бы он выдал командира, ничего не изменилось бы… Гулкие шаги рядом заставили мальчишку распахнуть глаза, но не успел он испугаться приближения мучителя, как Ле Крезе схватил его за шиворот и поволок вон из комнаты. Перед глазами все закрутилось, ноги не слушались, и Николь никак не мог встать на них, чтоб помочь себе идти. Все тело отзывалось ноющей, такой до безумия нестерпимой болью в руке, что даже старые раны, как казалось пареньку, открылись вновь, вторя раздирающим на куски ощущениям. Ле Крезе швырнул мальчишку в сторону рояля и коротко бросил: - Играй. Николь завалился на бок, почти теряя сознание и не слыша себя, не осознавая, закричал он или просто застонал… К горлу подкатила тошнота от головокружения, по телу разлилась липкая, тошнотворная слабость. «Зачем я здесь? Что от меня хотят?» Он поднял затуманенный болью взгляд на блондина. Тот стоял над ним и ждал, скрестив руки на груди. - Играть? – еле проговорил Николь. – Но… я… Вы же… Как он может играть со сломанными пальцами, дрожа всем телом и не видя перед собой четкой картинки? Вместо ответа мужчина вздернул все так же за шиворот покалеченного пианиста и усадил на табурет. - Командир, я не смогу, - жалобно проскулил Николь, прижимаясь здоровой рукой к крышке над клавишами. Но мужчина был беспощаден. Он стоял позади, скрестив руки на груди, и ждал. И Николь понял: Ле Крезе его уже не отпустит – либо придется ему всецело подчиняться, либо командир его убьет. - Давай же, покажи мне, на что ты способен ради исполнения своей мечты, - он захохотал, а затем склонился над ухом Николя и зашептал: - Чего ты хочешь? «Мечты, мечты… О чем он? О каких мечтах он все время твердит и зачем ему я?» - Я хочу уйти, - честно ответил подросток. «И к черту чувство долга!» Его трясло, мысли путались, и даже если б он смог собрать в себе все силы, чтоб играть, ему не удалось бы из-за каши в голове, не позволяющей сосредоточиться. Николь будто в один миг разучился понимать инструмент, забыл все мелодии и понятия не имел, как играть. Но его не покидало стойкое ощущение, что если Ле Крезе будет удовлетворен, он хотя бы позволит неудавшемуся шпиону жить. - Вы сошли с ума, - дрожащим от боли и страха голосом прохрипел Николь, поднимая крышку. – Вы больны. - Да, я болен. И виноваты в этом ненасытные натуральные, избавляющиеся от своих неудачных экспериментов. И я – один из них! Командующий срывался на яростный крик. - И поэтому Вы хотите их уничтожить… - Играй! – выкрикнул Рау – и тут же его дыхание сорвалось. Амалфи понял, что у него появился шанс, когда блондин схватился рукой за грудь, сминая мундир, словно его разрывало изнутри, и засипел засипел в муках, корчась от приступа. Парень вспомнил тот день, когда увидел своего командира таким впервые, волна жалости к нему вновь колыхнулась в сердце мальчика, однако теперь он не был намерен помогать ему. «Я должен бежать». Краем глаза Николь заметил движение мужчины, который собирался броситься за лекарством, и прежде, чем понять, что он делает, парень развернулся, вскакивая с табурета, и подхватил командира, прижимаясь к нему всем телом, всеми силами стараясь игнорировать сильнейшую боль в руке. «Я не должен позволить ему сейчас придти в себя». Николь почувствовал, как вздрогнул Ле Крезе, он чувствовал его тепло, слышал над ухом сбивчивое дыхание и хриплый стон. Где-то глубоко в душе ему захотелось помочь, но ужас перед новыми пытками был сильнее любого другого чувства, будь то благодарность, вина или сострадание. Ле Крезе не пытался вырваться - он внезапно приподнял руку, чтоб прижать к себе тоненькое тело Николя, но парень оказался чуть быстрее: отступив на шаг, он заставил мужчину немного наклониться в бессилии вперед . Ле Крезе, согнувшись от раздирающей его боли, был вынужден опереться о клавиши рояля. По комнате разлился неприятный, писклявый звук ударивших струн – а затем раздался крик: вывернувшись из-под тела блондина, Николь со всей силы опустил крышку на клавиши, перебивая ей пальцы человека в маске. Рау сполз вниз, а подросток, прижав к груди больную руку и застонав, попятился от инструмента. - Я не стану подчиняться, чтоб избавить себя от мук. - Мерзавец, - прохрипел Ле Крезе.