Обещание

Хеймитч терпеть не может цветы, особенно цветы, испускающие дурманящий аромат, для которого не будет препятствием закрытая дверь или даже дальняя комната, распространение которого не остановит даже пробежка до самого дома. Чертов запах просто въестся в кожу, в одежду, в волосы, и от него не получится избавиться, сколько не пытайся. Хеймитч терпеть не может могилы, особенно могилы, принадлежащие тем, кого он когда-то знал. Подумать только – холмик из небрежно набросанной земли, свежей, еще пахнущей гнилью, с копошащимися дождевыми червями, которые недолго будут для крепко сколоченного гроба близкими соседями, которые так или иначе проберутся внутрь, чтобы начать свой омерзительный пир. Кладбище для Хеймитча тема так же неприятная, однако, он приходит на кладбище, к свежей могиле, и приносит поникший букет цветов, запах которого не сможет смыть с себя, должно быть, целую вечность. Он мнется у могилы, представляя, сколько метров земли отрезает его от тела в белоснежных одеждах. Он мнется, присаживается на корточки, кладет свой букет сверху и тут же теряет его среди пахучего разнообразия, от которого его вот-вот вывернет наизнанку. Чего они все этим буйством добиваются? Хотят отбить запах разложения? Запах разложения так же сладок, как аромат этих чертовых цветов, но людям он отчего-то неприятен. Или хотят скрыть от собственных глаз очередную могилу, каких тут теперь по пальцам не перечесть, и все гробы в этих могилах нестандартного размера, потому что в них упрятаны тела заживо сгоревших детей? Эта часть кладбища воняет цветами, буквально до рези в глазах. Да, это вовсе не слезы. Это чертов запах, стойкий и невыносимый, ненавистный запах гниющей земли, запах только начавших разлагаться тел и цветов, ароматом которых они пытаются прикрыть всю мерзость своих поступков. В нарядные упаковки они прячут обожженные до костей тела, тела, недавно корчащиеся от боли, сдирающие с себя одежду вместе с кожей, и орущие, воющие, катающиеся по земле, но уже заведомо мертвые. Подумать только – спаслись единицы. Остальные здесь, вместе, как на месте своей смерти, собраны воедино, разложены каждый в свою коробку, перевязаны праздничной ленточкой, и уже практически забыты, вычеркнуты из жизни. Хеймитч машет головой и встает. Что он делает здесь? Прощается ли? Дышит опьяняющим воздухом? Ненавидит себя или презирает остальных? Нет. Он обещает. Маленькой сильной девочке, названной в честь чертовых цветов, похороненной здесь, в неродной холодной земле, среди одинаковых могил, которые прячут друг друга, он обещает сохранить надежду. Ее сестра выжила. Ее сестра борется за свою жизнь, хотя не видит в ней никакого смысла. Когда действие лекарств пройдет, когда жадная до казней публика выберется из своих темных разрушенных войной нор, чтобы насладиться зрелищем проливания новой крови, пусть и такой дурной, как кровь Президента Сноу, когда закончится весь этот показной ад, и Китнисс придется постараться вернуться к нормальной жизни, он, Хеймитч, постарается быть рядом. Какое-то время им, униженным, раздавленным реальностью непрекращающегося шоу победителям, придется пожить бок о бок в этом аду. Но Китнисс, по крайней мере, будет кто-то ждать в белом маленьком раю. В раю, а не в деревянной коробке, нашпигованной червями, на глубине нескольких метров под землей. Ты ведь будешь ждать ее, девочка? Ты обещаешь? … (порой он дает обещания, которые не может сдержать)