После всего

      Ночной город сверкал сотнями разноцветных огней, и по его шумным улицам проносились автомобили, наполняя пространство своим гулом, среди которого голосов людей было почти не слышно. Шинагава стоял у окна и смотрел на мерцающие в темноте вывески. И долгое время он просто молчал. Он просто не знал, как начать этот разговор.       Изуми, хмурый и взъерошенный, поднятый с постели посреди ночи, был ему совсем не рад. Подумав об этом, Даичи невольно усмехнулся.       — Давай выпьем, — предложил он, обернувшись к товарищу, кивком указав на пакет, который принес с собой.       Гаку недовольно сморщился, прикинув, сколько бутылок внутри.       — С какой такой радости? — поинтересовался он настороженно, устраиваясь у стола и насилу раздирая слипающиеся веки.       Спать ужасно хотелось. Сегодня он работал допоздна, и завтрашний день тоже обещал быть трудным. Шинагава заявился совсем некстати. Но было в его поведении что-то такое, что не позволило Гаку захлопнуть дверь у него перед носом.       — А мы не с радости, — нервно усмехнулся Даичи, достав из пакета две бутылки, и одну из них протянул хозяину. — Пей.       — Пей один, — нахмурился тот. Настроение одноклассника не на шутку встревожило его.       Согласно кивнув, Даичи открыл бутылку и ополовинил ее в один глоток. Глаза Гаку расширились от удивления.       — Хороший же пример ты подаешь деткам! — протянул он.       Даичи снова кивнул.       — Да уж, — пробормотал он и надолго замолчал. — Знаешь, Адачи учится в Мон-Широ. Снова, — произнес он, наконец, осушив бутылку до дна и открыв вторую.       Брови Гаку медленно поползли вверх.       — То есть как это?       — Решила завершить образование, — странно усмехнулся Даичи.       И Гаку поспешил уточнить:       — В вечерних классах?       — В обычном классе, Изуми, — возразил Даичи тихо, и только теперь Гаку понял, что так насторожило его в Шинагаве с самого первого момента. Это была безнадежность, которой прежде он у него никогда не замечал. — В обычных классах, — повторил Даичи еще тише, — с самого начала, словно время для нее замерло.       — Но разве это нормально?       — В том-то и дело, что нет.       Даичи снова надолго замолчал. Он силился подобрать подходящие слова. Такие слова, чтобы Изуми понял его страх. Ему хотелось хоть с кем-нибудь поделиться им, и плевать, даже если с Изуми. Даже лучше, если это будет он. Больше ведь никто не сможет принять это.       Адачи Хана, которой восхищались они все, которая была сильнее всех, главная заводила их класса, эта чокнутая… Даичи страдальчески сморщился и провел пальцами по векам. Она и правда оказалась чокнутой, черт побери.       — Понимаешь, она совершенно не изменилась, — произнес он, наконец. — Она повзрослела лишь внешне, но все ее поведение осталось таким же, как четыре года назад, — Изуми молчал, и Даичи продолжил, преодолев минутную слабость. — Я никак не мог понять, что это такое, и в конце концов я снова пришел к этой старой карге… — он запнулся на мгновение, — к ее бабушке.       — Да я понял, — откликнулся Гаку, который все это время напряженно и пристально наблюдал за ним. — И что старуха?       — Я забыл, как это называется.       Даичи сказал только это и снова отвернулся к окну. И тогда Гаку впервые потянулся за бутылкой. Почти против воли. Предчувствие у него было настолько мерзостное, что его необходимо было запить чем-нибудь горячительным.       — Что дальше, Шинагава? — произнес он требовательно, осушив бутылку до дна и все еще не слыша голоса товарища.       Тот стоял у окна, прислонившись к стеклу лбом, и его лицо было неразличимо в темноте.       — Это был второй раз. Впервые такое было у нее в средней школе, — произнес он, наконец. — Она говорила, что завалила экзамены и оставалась на второй год, но… — Даичи долго молчал, собираясь с силами, и, наконец, произнес едва слышно, — и тогда, и четыре года назад причина была одна и та же. Семья Адачи скрывает это, потому что… — он усмехнулся, — у нее не простая семья. Но эти годы она провела в психушке, — на глаза ему навернулись слезы. — Это похоже на то, как будто ей отрезает память или навроде того… — произнес он, спустя некоторое время, — но она всякий раз откатывается назад. Она никогда не повзрослеет.       Гаку некоторое время сидел неподвижно, словно оглушенный этой новостью. Потом поднялся на ноги и, откупорив две бутылки, приблизился к Даичи.       — Держи. Давай напьемся?       Даичи быстро опьянел и уснул прямо на полу, а Гаку долго еще сидел, потягивая спиртное и глядя на товарища.       Это не страшно, если Адачи такая, размышлял он, ведь раз она не знает другой жизни, ее это не мучит. Но это очень скверно, что она так никогда и не поймет, что чувствует к ней этот придурок Шинагава.