Место аутодафе изменить нельзя

Первый рабочий день сестры Паулы формально закончился в аккурат по прибытию на место преступления. В крохотной съёмной квартирке на окраине Рима часы гулко пробили шесть, когда монахиня отвела глаза от заключения эксперта. - Смерть наступила примерно часов десять назад – сказала она, глядя на бессильно вытянутые ноги в черных чулках. Орсини перекрестился и пробормотал молитву, с жалостью смотря на окоченевший труп. Это была еще молодая и очень красивая женщина с темными, чуть вьющимися волосами. На ней было белое одеяние монахини, сплошь залитое кровью. Казалось, что-то неведомое жестоко исполосовало несчастную, пронизав плоть насквозь, словно огромной швейной иглой с протянутой нитью. По лицу шефа ползли багровые пятна – инквизитору было неловко разглядывать монументальную грудь, проступавшую через разодранную ткань и заголившиеся ноги монахини. В углу навзрыд плакала сослуживица жертвы – рыжеволосая девушка с огромными голубыми глазами. Именно она и обнаружила тело, когда случайно зашла к товарке по каким-то пустяковым делам. От этой девицы невозможно было добиться не одного связного слова, так как на все вопросы она отвечала визгливой скороговоркой и снова заходилась в безутешных рыданиях. - Сестра – добросердечно, но твердо воззвал к ней Петр, благородно жертвуя даме собственный тщательно выглаженный клетчатый платок размером со скатерть. - Эстер… - промямлила маленькая монахиня, трубно сморкаясь. - Сестра Эстер, скажите, пожалуйста, последнее время вашу подругу Ноэль навещал кто-нибудь подозрительный? - Ну – шмыгнула носом девица - У нее был поклонник, но они с ним поссорились, вернее она с ним, потому что она сказала, что он непроходимый дурак. А патер Найтроуд, я знаю, вовсе не непроходимый дурак, его просто никто не понимает, да, он бестолковый и инфантильный, но это… - Это все понятно – едва сдерживая раздражение, сказал Орсини, морщась, словно от головной боли. - Как вы думаете, мог ли отец Найтроуд угрожать Ноэль? - Он? Угрожать? Да никогда! А вот Леон мог. - Какой еще Леон? - Одуванчик. Тоже из Акса. Он часто к ней приходил. Но при мне угрожал он только отцу Найтроуду, и даже однажды с ним подрался. Паула с сочувствием посмотрела на шефа, принимающего муки мученические в попытке выудить хоть толику смысла в бурном потоке речи сестры Бланшетт, словно старатель, намывающий чайным ситечком золотые крупицы из могучей реки. Монахиня прилежно заскребла ручкой в протоколе осмотра: « На столе обнаружена откупоренная бутылка вина « Шато ля Гранд» 72 года, надпитые бокалы. Один из них – с отпечатком помады убитой. Также на столе находились две чашки – одна пустая, другая - наполненная жидкостью, отдаленно похожей на чай. Образцы жидкости и содержимого бутылки направлены на экспертизу. На посуде обнаружены только отпечатки пальцев погибшей». - Скажите, Эстер, госпожа Ноэль курила? – спросила Паула, глядя на оставленный в чайном блюдце окурок сигариллы, слегка прикушенный зубами. - Нет, ну что вы – всплеснула руками сестра Бланшетт - Она даже запаха не выносила. Однажды Леон… - Спасибо – отрубила инквизиторша, делая какие-то пометки в записях. В дверях появилась физия неизменно мягко улыбающегося брата Матвея. - Тут этого Найтроуда привезли – откашлялся испанец, сбивая пепел с папиросы – И того, который второй – с плохо скрываемой неприязнью добавил он. Инквизитор странно пристально глянул на окровавленное тело, и во взгляде бывшего наемника читалась непривычная для него неловкость. - А вы знали погибшую, брат Матвей? – спросила Паула, с этаким лукавым прищуром взирая исподлобья на бравого испанца.. -Я? Нет. В смысле, не особо близко – забормотал инквизитор и, буквально заставив себя оторвать взгляд от лица растерзанной женщины, ретировался. На пороге нарисовался долговязый нескладный священник в круглых очках и с длинным неопрятным хвостом волос. За ним в проеме показывался рослый косматый мужчина в непристойного вида рясе, в декольте которой обильно произрастали признаки несомненной мужественности, больше походящие на медвежий мех. В светлых глазах крусника промелькнуло что-то похожее на резкую боль. Тощие ноги патера словно подломились, и он, как ватный, мешком осел на стул. - Боже мой – ошарашенно пробормотал он, бессильно опустив руки. Агент Одуванчик вполголоса выругался по матери и руки его нервно сжались. - Святой оте-е- ец! – заголосила Эстер, повисая на светловолосом священнике – Горе-то какое! Госпожа Ноэль…кто мог с ней это сделать?! Как такое может быть? Брат Петр хмуро глянул на пришибленную неожиданно свалившимся горем (и не только) Эстер и понурившихся аксовцев. - Где вы были вчера вечером, отец Гарсия? - Как где? В тюрьме, ясен пень. Где ж мне еще быть? – сплюнул на пол лихой агент. - А вы, отец Найтроуд? – окинула взглядом светловолосого священника Паула. - Я? Я торт ел – кротко взирая на инквизиторшу, промямлил крусник - Ноэль собиралась увольняться, пришла вчера, говорит, мол, уезжает с любимым человеком навсегда. Коньяк принесла, торт… - Когда это было? - Не помню. Она же коньяк принесла… Помню, что торт был вкусный. С черносливом. - Вы нас в чем-то подозреваете? – насупился Леон, сверля взглядом брата Петра. — Чтобы подозревать, надо иметь основания. У меня пока таких оснований нет – хмыкнул паладин- Кроме тех, что у вас обоих были мотивы. К тому же отца Найтроуда не имеется алиби, а к вам, рецидивисту – доверия в моем сердце, полном любви божьей – бросил Орсини – Вы однажды уже убили свою жену из ревности. И 30 священников до кучи. Потрудитесь сдать вашу чакру на экспертизу. - Брат Петр – нерешительно подергала его за рукав рыжеволосая монахиня, возвращая ему с благодарностью в глазах совершенно промокший платок - Вы просили меня посмотреть все ли на своих местах. - Ну и ? - Из шкафа пропала шуба из стриженого кролика, которую ей Франческо подарил, серебряные ложки и именной крест. У нас в Аксе все они разные. Роняя слезы, монахиня накалякала на салфетке крест с разветвлениями на концах, похожими на геральдические лилии. - Кто ей шубу подарил, говорите? – что-то корябая в бумагах деловито переспросила Паула. - Франческо, который Медичи… - шмыгнула носом Эстер. Петр обвел присутствующих аксовцев тяжелым взглядом, словно мелом. На его лице отобразилось смущение, словно у женщины, закатившей скандал своему пьяному вдрызг мужу с нанесением легких телесных и внезапно обнаружившей, что из дверей общей кухни на это дармовое шоу пялятся все обитатели коммуналки. - Так как господин Леон официально находится в тюрьме, мы его с благодарностью туда вернем – зловеще хрустнул костяшками пальцев Матвей – А вот святому отцу придётся проехать с нами… - Но… – бросилась на защиту резко загрустившего патера монахиня. - Вы тоже хотите составить ему компанию? – нежно улыбнулся испанец. - Э…Нет. -Подписывайте бумагу о неразглашении. Хотя я сам бы предпочел повесить изящный амбарный замок на ваш милый ротик – зловеще сказал Матвей. Судя по выражениям лиц прочих присутствующих, они были с ним солидарны. Паула ухмыльнулась, докорябывая протокол. Все-таки и в этой работе находились приятные моменты. ** Первые дни на новой службе были тревожными – новоиспеченная инквизиторша ужасно боялась совершить хоть малейший промах или проявить некомпетентность даже в столь прозаичном вопросе, как применение на практике испанского сапога и прочих еще новых для нее аргументов следствия. «Практика и еще раз практика» - твердил брат Петр – «И все у вас получиться. Скоро вы еретиков как орешки будете щелкать». И от скупых похвал шефа монахиня еще с большим рвением набрасывалась на работу. Брат Орсини был несказанно осчастливлен тем фактом, что вся бумажная волокита была переложена на хрупкие плечи его нового зама. Теперь сестра Соковски денно и нощно чахла над папками, в то время как остальные инквизиторы с гиканьем гоняли по плацу на свежем воздухе или баловались на турниках. Горы документов таяли как сугробы по весне – медленно, постепенно и с выходом наружу всяческого застарелого дерьма. Монахиня, прилагая титанические усилия и верблюжье терпение, разобрала и подшила накопившиеся в кабинете начальства немереные вавилоны счетов. Доисторический сейф был начисто вымыт, обеззаражен и покрашен в немаркий цвет. Бутылки брат Матвей сдал сам. - Прям что-то в лесу сдохло – хмыкнул бывший наемник, обозревая преображенный кабинет, ранее бывший инсталляцией в стиле «Пьяный погром в Александрийской библиотеке». - И впрямь… - принюхалась Паула - Матвей, будьте добры, выбросьте этот чертов мешок. Он воняет… С плаца доносился бодрый рык непосредственного начальства и нестройный хор блеющих псалмы братьев. В светящихся окнах лазарета мелькала пританцовывающая фигура сестры Симоны. Над головой топотал брат Андрей, то с ожесточением что-то сверля, то поминутно роняя что-то с диким грохотом на пол. За стеной канючил допрашиваемый отец Найтроуд, упорно не желавший сознаваться ни в чем. Вечер уже заползал в старый сырой сад, окружавший казармы, а ей еще так много надо было сделать.