Сингулярность

Биологическая жидкость зеленоватого оттенка наполнила вакутейнер за считанные секунды. Много «крови» нужно не было, обычно пяти кубиков вполне хватало, чтобы провести стандартные тесты. Другое дело, что подобный забор биоматериала мог осуществляться несколько раз в день. Однако бывали и такие дни, когда подопытный экземпляр оставляли в покое – как правило, когда накануне его подвергали тому или иному воздействию медицинских препаратов, облучению, вирусной или бактериальной атаке и ждали отдаленных результатов. Или же когда шла серия экспериментов над паком, который подключали к суперкомпьютерам, пытаясь раскодировать файлы. Пока безрезультатно. Эксперимент находился на стадии завершения второй фазы исследований. С результатами первой Диб смог ознакомиться не сразу, да и то, данные, которые он смог получить, были чересчур общими: внешние анатомические параметры объекта, несколько рентгенограмм, результаты томографии, органика и неорганика состава его крови, результаты тестов на физические раздражители, поведенческие реакции и т.д. Большая часть этой информации была известна Дибу и раньше благодаря собственным исследованиям и наблюдениям, а вот информация об исследованиях пака была для Диба заблокирована. Уровень доступа, который ему предоставили в военном лабораторном комплексе высшего уровня секретности, подразумевал непосредственную работу с объектом и первичную обработку данных, однако планирование исследований, описание общих результатов, выводы и рекомендации были вне его полномочий. По большому счету, тому, что он стал участником рабочей группы по исследованию инопланетной жизненной формы, Диб должен был быть благодарен отцу, который, «надавив» на определенные связи в высших правительственных кругах, предоставил сыну возможность заняться тем, чем тот всегда хотел заниматься. И в то же время это была, так сказать, самая что ни есть реальная наука – проведение медицинских исследований настоящего инопланетянина. Бюрократическая волокита, включающая самые разные проверки Диба на профпригодность для выполнения секретных работ, заняла определенное время, и впервые в стерильный бокс на минус пятом этаже комплекса он зашел спустя месяц с лишним после «поимки» Зима. Диб подозревал, что за истекшее время другие ученые уже основательно поработали над пришельцем и самому Дибу придется заняться исследованиями его останков. Однако, хотя эксперимент в конечном итоге планировался летальным, на данном этапе сказать, что над Зимом провели уже сотни манипуляций разной степени травматизма, оказалось трудно. Разве что зелень кожи казалась чуть бледноватой. В целом, руки, ноги, антенны и даже пак были на месте. Зима держали на операционном столе, изготовленном, очевидно, специально под его параметры – часть поверхности, где находился пак пришельца, была выпилена, а пол под конструкцией мог уходить вниз. К пришельцу были подключены множество датчиков от самых передовых приборов для исследования функционального состояния организма, а на мониторах состояния постоянной бегущей строкой отображались изменения параметров. Стенки бокса были изготовлены из ударопрочного стекла, и наблюдения можно было вести в непосредственной близости либо со специальной смотровой площадки, оборудованной рядами стульев, а также с яруса, где находились шкафы управления и прочие технические объекты. В целом, бокс был расположен в центре атриума, по периферии которого располагались функциональные помещения, а отдельный вход вел к стерилизационной, ведущей через «предбанник» в сам бокс. Два десятка камер круглосуточно снимали то, что происходило внутри и около него. Как правило, на памяти Диба, внутри бокса ничего особенного не происходило. Вторая фаза экспериментов включала изучение влияния земной микрофлоры и широкого спектра вирусов на организм пришельца. Диб считал, что очень много времени уделяется именно этим исследованиям с целью на основе биоматериала объекта разработать антибиотики нового поколения и антивирусные препараты. Зим пока что демонстрировал завидную устойчивость к воздействию земных «микровредителей» - при любом способе занесения инфекции и в любом количестве. С одной стороны, найти лекарство от неизлечимых на данном этапе развития земной медицины болезней казалось важным, первостепенным заданием, если уж использовать Зима в качестве подопытного кролика. С другой, Диб очень удивлялся, зачем вводить в тело пришельца вирус табачной мозаики и обкалывать область у глаз ботулотоксином. Но даже авторитет старшего Мембранера не давал Дибу права задавать кому-либо из руководства подобные вопросы, и все, что ему следовало делать в боксе – это заниматься своими прямыми обязанностями. Согласно плану исследований: проводить манипуляции и забор материла, следить за функциональным состоянием объекта и набирать талмуды отчетов. Раньше Дибу казалось, что предел его мечтаний – работать вот в такой богато оснащенной лаборатории в команде профессионалов, которые спокойно воспринимают информацию о том, что, например, для термотеста инопланетного объекта исследования лучше использовать сухой лед, а аллергию может вызвать любая продукция мясокомбината. Да, подобные заявления Диба больше никто не отрицал, но моделировать свои условия эксперимента он не мог. Удивление после долгожданного и в то же время неожиданного захвата пришельца властями довольно быстро сменилась недоумением: Диба снова не берут в расчет! Ну и что с того, что он большую половину жизни потратил на поиск доказательств своей правоты, кто он такой, чтобы диктовать свои условия на правительственных засекреченных объектах? Но в конечном итоге, потратив массу усилий на убеждение отца в собственной значимости в данном проекте и адекватного восприятия неординарной ситуации, Диб получил заветную карточку доступа, а в придачу к ней – специнвентарь, включая униформу для работ в боксе особого предназначения. В своих подростковых мечтаниях Диб планировал полномасштабное исследование всего и сразу. Однако оказалось, что эксперименты, которые ему предстояло проводить над Зимом, подразумевали в большей мере работу манипуляционной медсестры, чем хирурга, а к лабораторным исследованиям полученного биоматериала он и вовсе не имел доступа. В шгольные времена он не конкретизировался в деталях, но представлял эксперименты над Зимом включающими в обязательном порядке: драку, обмен колкостями, оскорблениями, угрозы расправы, злые шутками друг над другом. И в конечном итоге - освобождение для того, чтобы поймать и пытать иркенца снова. Но на деле оказалось, что не все так просто и весело, как ему когда-то казалось. Диб работал не по личной инициативе и только в ночную смену. Костюм не позволял лишних телодвижений, обзор ограничивали стекла защитной маски, а сквозь двойные латексные перчатки он с трудом чувствовал пульсацию иркенских вен, из которых ему нужно было набирать «кровь». Что касается объекта исследований, то есть Зима, то… он все время молчал. Ни разу за почти два месяца, в течение которых Диб приходил к нему в бокс, он не произнес ни слова. То есть, когда приходилось по нескольку раз втыкать иглу в незаживающую воронку, он мог поморщиться от боли или, насколько Диб понимал при просмотре видеозаписей биопсии, который проводила дневная смена, зашипеть. Человеческой, иркенской или какой либо другой речи не звучало, и сменщики Диба подтвердили официальную версию: пришелец не разговаривает. Диб на всякий случай несколько раз проверил анатомическое описание, но в документах значилось наличие языка. А еще странным Дибу казалось то, что Зим ни на что не обращал внимания. Иркенец выглядел безучастным и аморфным, будто под воздействием транквилизаторов, хотя это было невозможно – уже было доказано, что никакие химические блокаторы не действовали на его нервную систему. Этим самым представлялись невозможными любые попытки обезболивания при проведении манипуляций. Иркенец только вздрагивал от прикосновений или стискивал зубы, когда было слишком больно, а по результатам отчетов Диб знал, что изучению ответов организма пришельца на болевые стимулы посвятили не меньше двух недель. При всем этом единственный раз, когда Зим проявил хоть какую-нибудь реакцию на присутствие Диба в боксе – это был самый первый раз. Диб даже не был уверен, заметил ли его инопланетянин или почувствовал его присутствие другим способом – напряженные антенны иркенца сделали несколько вращательных движений и снова замерли. Затем Диб уловил на себе мимолетный ничего не выражающий взгляд пришельца, будто просто констатирующий факт его присутствия, но через секунду Зим снова отвернулся к потолку. Диб, разумеется, ожидал совершенно другой реакции. Возможно, он был уверен, что Зим должен был тут же начать просить выпустить его на свободу или разразиться проклятиями в адрес своего смертельного врага и всей человеческой расы вместе с ним. Прежде чем впервые войти в камеру к пришельцу после затянувшейся бюрократической волокиты с оформлением на работу на этом военном объекте, Диб, конечно, нервничал. Обдумывая будущую линию поведения с Зимом, он предполагал, что или пришелец будет находиться в крайне плачевном состоянии и тогда Диб просто продолжит начатые кем-то эксперименты, или что иркенец будет в приличной физической форме, желании и состоянии выяснять отношения с Дибом. Конечно, Диба предупреждали, что инопланетянин немой, но он в это не верил. Зим всегда слишком много болтал: ВСЕГДА, даже когда был полностью покрыт ожогами от воды или лишился части мягких тканей голеней и бедер с легкой подачи графини фон Паразитштрассер. Однако скорее даже не молчание Зима вызвало у Диба на сердце ощущение странного дискомфорта, а абсолютно равнодушие пришельца к статусу пленника и объекта для исследований. Иркенец был зафиксирован на столе в лежачем положении специальными жгутами, ограничивающими движения ног и рук, к нему были подключены до полудюжины датчиков, но при этом если бы захотел, он мог бы кивнуть головой, сжать кулаки, подергаться из стороны в сторону, закричать… В конце концов, плюнуть, – любым доступным способом выразить свой протест, когда Диб начал обкалывать разные группы его мышц токсином, извлеченным из колумбийской лягушки, а затем проводить электромиографию с целью определить функциональное состояние мышц. Не так давно Дибу установили эндопротез в левое колено, из-за чего он до сих пор немного прихрамывал, а также возникли дополнительные проблемы с иннервацией мышц голени. Он был вынужден сам пройти подобную малоприятную процедуру: в определенные участки мышечного сплетения вставляется игольчатый электрод и регистрируются электрические потенциалы в состоянии покоя и при сокращении мышц. В случае с пришельцем речь шла не только о проверке воздействия токсина на периферическую нервную систему, но и о последствиях электростимуляции для определения скорости передачи электрических импульсов. По второму электроду через нервное окончание подавался ток, причем в перечне проводимых испытаний значилось постепенное его увеличение тока до 10 ампер и выше – в зависимости от показаний системы оценки жизнедеятельности. Дибу не нравилось проводить этот опыт. Первые пол часа испытаний он делал все с нескрываемой злобой на пришельца, который по-прежнему предпочитал изображать из себя жертву, а не противостоять обстоятельствам. Диб был раздражен на всю эту нелепую ситуацию, что вынужден слушаться приказов свыше, хотя судьба именно этого пришельца должна находиться по моральному праву в его полном распоряжении. И, наконец, Диб был зол на отца, который не смог предоставить сыну полномочия высшего уровня и сделать это пораньше. Дибу очень хотелось что-нибудь попинать, или кого-нибудь, но в этом случае следовало ожидать, что больше его сюда не впустят. Впрочем, уже через час возни с регистратором электрических импульсов, Диб был бы рад поскорее выйти из бокса. На 15 амперах у Зима начались конвульсии, они не прекращались, а только усиливались, и Диб по внутренней связи через серьгу в левом ухе передал начальнику смены МакМайру, что вынужден прекратить эксперимент. Ему разрешили. А уже следующей ночью из журнала проведенных испытаний Диб узнал, что вчерашний эксперимент закончила вторая смена. Зайдя в бокс, Диб обнаружил, что Зим все еще подергивается после очередной порции электрического тока, пропущенного по его телу. В таких условиях сделать внутривенный укол какого-то неизвестного препарата под кодовым номером оказалось проблематично – вен у Зима было много, раз в десять больше, чем у человека, но все очень тоненькие. Одна продолжала кровоточить, но инструкций на этот счет у Диба не было, а начальник на очередной запрос «мягко» предложил Дибу беспокоить его только в чрезвычайных ситуациях. Например, если бы возникла реальная угроза для жизни пришельца или тот попытался сбежать. Система защиты военного лабораторного комплекса была самой передовой и побег не представлялся возможным. Зим также не мог ожидать помощи извне. Диб когда-то умудрился подслушать весьма любопытный «телефонный» разговор Гира и Сизз-Лорра, из которого узнал, что Иркенская Империя отказалась от планов завоевать Землю после того, как по вине Зима (вместо отчета о проделанной работе по ошибке пославшего начальству очередной плод своей неуемной генно-инженерской фантазии - Пожирателя Хрустиков) Массив остался без провианта. Зима принудили оставаться на Земле «до особых распоряжений». В этом ожидании прошел месяц, затем год, два, десять… Иркенец все реже предпринимал попытки по личной инициативе завоевать Землю и в конечном итоге по дурости попался властям. Его подземная база через какое-то время самоликвидировалась, а орбитальная станция утонула в Тихом океане. Быть может, именно по той причине, что надежды на спасение не было, Зим и вел себя столь аморфно. В первое время Диб старался не задаваться лишними вопросами: он думал о важности и перспективах этих исследований для человечества и, хотя пока речи не шло о повышении статуса или возможности принятия самостоятельных решений, он был вынужден довольствовался тем, что есть. С помощью лучшего оборудования в мире (как минимум половина которого была результатом работы разработчиков «Империи Мембранера») досконально изучал анатомию и физиологию пришельца, радовался спокойной жизни в мире, которому перестала грозить инопланетная иркенская инвазия. А также тому, как здорово, что все, что известно о Зиме, теперь запротоколировано в официальных документах, пусть и с грифом «секретно», и это не плод его больной фантазии, как все вокруг считали раньше. По прошествии нескольких недель изначальный энтузиазм сошел на нет. Диб привык работать по ночам, но днем засыпать все равно было очень трудно. Он считал, что, должно быть, именно из-за недосыпания, а не увлечения алкоголем усугубились его недавно возникшие проблемы с рассеянностью. Например, Диб мог помнить все, что происходило в лабораторном комплексе вплоть до минуты, но при этом не мог вспомнить, как он туда добрался в тот или иной день. Он мог читать какую-то книгу, но не мог вспомнить, откуда она у него взялась, закрыть дом, но не помнить, на ключ или на магнитный замок. Он ходил на конференции, проводимые фондом имени его отца, а затем оказывалось, что он вернулся не к себе домой, а к любовнице. И в то же время какие-то жизненные моменты казались ему смутно знакомыми, часто возникало ощущение дежа-вю. Диб не рассказывал об этом некому – мало ли, снова отправят на медкомиссию, вдруг психиатр запретит ему работать в боксе? Конечно, если бы он не справлялся со своими обязанностями, он бы написал рапорт, однако Диб считал, что его пробелы в памяти не имеют никакого отношения к работе, раз он способен набрать в вакутейнер 2, 5 или 10 миллилитров зеленой иркенской крови. Впрочем, теперь начался новый блок третей фазы экспериментов и перегрузка кроветворной части сележелпечзенки и анемия пока больше Зиму не грозили. Речь шла об изучении регенеративных свойств кожи пришельца. Его помощник – инженер Бриггс - уже подготовил необходимый инвентарь. Притрагиваясь к сенсорной поверхности консоли, выбрав нужное задание и отметив объем испытаний на свою смену, Диб для наглядности вызвал на прикроватном столике проекционное трехмерное изображение участков тела инопланетянина, которые должны были быть подвергнуты снятию кожных покровов разной толщины. Выбрал подходящую насадку для прибора. Диб решил начать с продольных срезов в области голени и откорректировал установки глубины среза на пульте управления прибором. Все, что ему оставалось сделать – вставить лезвие в затвор держателя и приложить всю конструкцию, напоминающую скорее прибор для измерения давления, чем автоматический микротом, к выбранному участку кожи. Диб достал специальный маркер и, подвернув низ простыни, условно прикрывавшей тело пришельца, пометил точки, которые прибор сосканирует и распознает как участок испытаний. Нанося последнюю точку, рука Диба чуть дрогнула, и вместо ожидаемой точки получился длинный штрих. Диб обругал про себя в, наверное, миллионный раз неудобные перчатки, в которых приходилось работать, соблюдая технику безопасности, и потянулся за спиртом, чтобы исправить помарку. Конечно, следовало вернуть лезвие в специальный контейнер, обойти стол и взять нужный флакон с аппликатором. Не стоило тянуться через стол, еще и с суперострым потенциально опасным предметом в руке. Протекторная полоска, когда Диб взял флакон, сползла немного в сторону, обнажив острейшее лезвие, отточенное под микроскопом. Легкого прикасания оказалось достаточно, чтобы распороть податливый двухслойный латекс и ладонь под ним на несколько миллиметров в глубину. Диб инстинктивно уронил бутылочку со спиртом, которая попала на левое плечо Зима и, скатившись с него, с противным звоном упала на отполированную железную часть стола у изголовья Зима. Лезвие черкануло его по щеке и упало в ту же сторону, оставив после себя тонкую линию, из которой через секунду начали просачиваться капельки светло-зеленой крови пришельца и, проделав кривую дорожку вниз к основанию шеи, скапывать на флакон со спиртом. Там они смешивались с несколькими другими крупными густыми каплями – ало-красными, образуя разводы грязно-серого цвета на белоснежном пластике с блекло-желтой этикеткой. Еще несколько капель крови Диба успело попасть на уголок рта иркенца, прежде чем исследователь крепко зажал раненную руку в кулак и благодаря антикоагулянту, изначально нанесенному на внутреннюю поверхность перчатки, кровотечение остановилось. Мысли Диба, шокированного нечаянным нарушением протокола, завертелись в бешеном темпе. Если начальство узнает, что произошла авария с возможностью инфицирования, Диба поместят на карантин на неопределенный срок, затем ему будут предъявлены обвинения в халатности и нарушении трудовой дисциплины, и, как следствие, возможно, даже отстранят от этой работы. Судя по тому, что сирена до сих пор не взвыла, проступок Диба остался незамеченным устройствами сигнализации – человеческая кровь не попала ни на одну чувствительную поверхность, а сонная команда наблюдателей вряд ли заметила бы несколько капель крови. Из-за неудобных перчаток Диб и раньше ронял на пол те или иные предметы, о чем писал не раз в докладных. Значит, нужно и сейчас действовать, будто ничего особого не случилось – он уронил бутылочку и лезвие, которое оцарапало щеку пришельца. На флаконе кровь иркенца – значит, по протоколу техники безопасности, пользоваться им нельзя, он подлежит утилизации. Дибу нужен новый флакон, следовательно, он имеет право, сделав соответствующую пометку в журнале, покинуть бокс на десять минут. За это время он выбросит старый флакон спирта, вместе с ним - измазанные кровью пришельца (только кровью пришельца!) перчатки, при этом нечаянно замажет костюм, после чего будет вынужден пройти повторную санобработку, во время которой прицепит на руку пластырь и, переодевшись в чистую одежду, вернется в бокс продолжать исследования. Главное держать пораненную руку таким образом, чтобы камеры видеонаблюдения не смогли зафиксировать повреждение. Вся эта последовательность действий промелькнула в голове Диба за считанную секунду-две. И, еще не осознав в полной мере, что собирается впервые нарушить строгие правила, не известив начальство об аварии, он потянулся за флаконом. Испорченное лезвие Диб собирался аккуратно выбросить в стерилизатор. План казался почти безупречным, и внутренне он уже воспрянул было духом, что удастся легко и просто преодолеть неприятный инцидент, когда вспомнил, что кровь попала не только на бутылочку. Диба снова бросило в холодный пот. Незадача! Нужно срочно придумать, как незаметно стереть ее с лица Зима, с его безгубого рта! Он не из команды санитаров, которые занимаются обслуживанием биологических нужд инопланетянина, и не из команды дезинфекторов, которые занимаются поддержкой чистоты и стерильности аппаратуры и прочего оборудования в боксе. Человеческая кровь довольно въедливая, и если он начнет что-то оттирать с лица пришельца, эту запись в обязательном порядке пересмотрят наблюдатели и возникнут закономерные вопросы, которые в конце концов раскроют ранение Диба. Что же делать? Он взглянул на лицо Зима, оценивая ситуацию. Однако все оказалось не столь плохо как казалось. Кровь попала в самый уголок приоткрытого рта и, похоже, стекла внутрь, оставив за собой небольшое пятнышко. Его почти не видно, можно попробовать смазать локтем халата? Но тогда придется прятать от пристального взора видеокамер и окровавленную перчатку, и халат. Благо, Диб проработал здесь уже достаточно времени, чтобы подметить месторасположение камер – так, на всякий случай, по старой привычке. И вот этот случай, похоже, наступил. Другого варианта все равно нет. Только Диб собрался было потянуться свободной рукой за испорченным лезвием и зацепить локтем губы Зима, как понял, что что-то не так. Будто в боксе находится не только он один, а кто-то еще. А кто именно – Дибу стало понятно, как только он снова взглянул на лицо Зима. Иркенец впервые после обмена взглядами с Дибом почти два месяца назад снова смотрел в упор на своего заклятого врага. Но на этот раз его взгляд не был отстраненным, в никуда. Напротив, он смотрел очень внимательно, будто изучал Диба - будто не человек проводил над ним опыты, а наоборот. Несколько секунд они просто глядели друг на друга. Дибу даже показалось, что во взгляде иркенца промелькнуло прежнее выражение вызова и превосходства, так хорошо ему по шгольным временам. Казалось, что Зим собирается даже улыбнуться, и невольно губы Диба начали расплываться в ответной саркастической улыбке. Но нет, Зим улыбаться вовсе не собирался. Просто кончик его полосатого языка промелькнул у левого уголка рта, слизав остатки крови человека. Диб сморгнул несколько раз, постепенно соображая, что уже неправомерно долго изумленно вглядывается в лицо Зима и пора решать вопрос с флаконом и перчаткой, раз уж вопрос о его крови на губах Зима решился сам собой. Или не сам собой? Уходя из бокса, Диб снова взглянул на лицо иркенца. Тот, как и прежде, отстраненно смотрел в потолок. Неужели показалось? Значит, уничтожение доказательства было всего лишь глотательным рефлексом. Эти же мысли продолжали беспокоить Диба, когда он вернулся в бокс в чистой одежде и с заклеенной антисептическим пластырем рукой под новыми непрозрачными перчатками в намерении продолжить прерванный эксперимент. Вроде бы никто ничего так и не заметил, а иркенец по-прежнему, как и следовало ожидать, лежал тихо и спокойно. Однако Дибу пришлось воспользоваться дополнительными сдерживающими движения жгутами, так как процедура, которую подлежало вытерпеть Зиму, ожидалась не из приятных. И это мягко сказано, так как расставаться с кожей и частями конечностей Зиму уже доводилось, а Диб прекрасно знал, что, не смотря на блокирующие сигналы пака, иркенцу все равно бывало очень больно. То ли ему еще придется пережить здесь… Насколько Диб понимал, травматизм экспериментов усиливался с каждой новой фазой, и в конечном итоге все это приведет к паталогоанатомическому вскрытию и консервированию останков в формалине. Но вряд ли другие ученые догадывались, сколько именно и что Зим выдержит. Пока что тенденция задач и объем испытаний говорили о том, что начальство не хотело спешить и действовали осторожно. Разумеется, Диб тоже не спешил. Конечно, до поступления на эту службу, он прекрасно понимал, чем в этом месте ему скажут заниматься: резать, шить, удалять, вырывать… И ему казалось закономерным, что таким вот образом можно будет отыграться за все: попытки уничтожить Землю, его самого; бесконечные оскорбления, невозможность доказать правду, ложь, издевательства, подставы и прочее. Однако, рисуя в подробностях в собственном воображении сцены кровавой расправы над врагом, Диб и допустить не мог, что в реальности все будет иначе. Что Зим вовсе не будет сопротивляться. Что иркенцу будет все равно, кто над ним издевается – безымянные врачи-садисты или смертельный враг. Что Зим НИ РАЗУ не попытается сбежать. Что он не будет просить пощады. Что он вообще не будет ничего говорить. А еще, что он… захочет, чтобы именно Диб продолжал жестокие эксперименты. Как иначе объяснить то, что иркенец слизал кровь? Диб был уверен, что пак Зима просчитал все возможные варианты за миллионные доли секунды. Иркенец не мог не понимать, что тех, кто нарушал правила в боксе, – отстраняли. Как, например, молоденькую санитарку из первой смены, которая взяла не ту жидкость для омовения тела пришельца - в ней был слишком большой процент воды, в результате чего несколько дней прошли впустую в ожидании заживления ожогов. Впрочем, кое-какие выводы из этого незапланированного эксперимента были сделаны. Или доктор из третей смены, на чье место пришел Диб, – тот отказался отрезать и пришивать заново палец на руке Зима без наркоза, так как считал вивисекцию негуманной, а теперь, насколько Диб знал по слухам, тот доктор коротает свой век в психиатрическом отделении некого закрытого госпиталя для военных. Уже при Дибе санитарка из третей смены проколола руку использованным инструментарием, какое-то время провела в карантинном отсеке и после убирала только коридоры надземной части комплекса. Впрочем, может быть, она сама попросилась? Все же, мало приятного убирать экскременты антропоморфа и оттирать его зеленую кровь, разбрызганную по стеклянным стенам и плитке пола. Насколько Диб понимал, многие сотрудники вполне серьезно относились к опасности контаминации внеземными соединениями элементов таблицы Менделеева. Однако никто из них не знал этого пришельца так близко, как знал его Диб: никто с ним никогда не дрался, озеленяя разбитые в кровь руки чужой, оставляя на коже врага капельки пота, мгновенно испаряющиеся с шипением; никто не кололся с ним одним и тем же шприцом в попытке избавиться от мутирования в колбасу; никто не помогал ему спасать Землю, которой грозила опасность, не связанная с захватнической деятельностью иркенца. Впрочем, никто и не знал, что объект из бокса № 35-А на минус пятом этаже под идентификационным номером 354604БС имеет самое настоящее имя, месторождение, что он разумное существо, способное на широкий спектр эмоций. Да что он элементарно способен разговаривать! - Зим? – под влиянием порыва тихонько спросил-позвал Диб. Защитная маска скрывала любые движения губ, а поскольку видеокамеры звук не фиксировали, за последствия попытки наладить вербальный контакт с объектом исследований Диб особо не опасался. К тому же, в правилах ничего об этом не было сказано. Наоборот, при позитивном результате его бы, возможно, даже премировали. И почему ему раньше не пришло в голову попытаться заговорить первому? Впрочем, вопреки его тайным ожиданиям, Зим не удосужился ответить или хотя бы подать знак, что он слышал, напрасно Диб тянул резину, нарочито долго подсоединяя новое лезвие к прибору. Но рано или поздно все же следовало приступить к текущему опыту. Диб сбросил предыдущие показания прибора, перепроверил настройки. Затем вспомнил, что нужно перерисовать маркерный ориентир, стер старую точку и попытался поставить новую. Почему-то рука снова дернулась, и он во второй раз за сегодня чуть ли не поставил кляксу. В конце концов ему удалось совладать с эмоциями и микротом начал свою работу. Первый срез получился очень тонким и относительно небольшим – 1 х 2 сантиметра. Согласно инструкции, Диб поместил его в специальный контейнер с подложкой из питательной среды, а к области у места среза поставил специальный регистратор – чтобы запечатлеть скорость регенерации. Поверхностные капилляры пока слегка кровоточили, а вот следующий слой планировался в той же области тела, но более глубоким. Диб, в который раз за эту ночь, взглянул на лицо Зима – залепить ему рот пластырем или нет? Да, пластырь! Почему он раньше не сообразил? Можно было просто использовать пластырь, и не придумывать всяких сложностей с вытиранием крови лабораторным халатом. В случае, если бы Зим не слизал его кровь… Ну конечно! Иркенец бы с удовольствием выпил всю кровь Диба-мучителя, будь на то его воля, вот почему он так плотоядно слизал то, что попало на его рот. Но Зим не может сделать большее. Потому что попался. Он пленник до конца своих дней. Диб подошел к изголовью Зима и холодно посмотрел на него. Иркенец, как и раньше, отстраненно глядел в потолок, и только системы жизнедеятельности свидетельствовали о том, что он жив и вполне себе здоров. Диб почувствовал, что теряет над собой контроль. - Значит, кровь моя пришлась по душе? Еще хочешь, да? Так почему не возьмешь? Почему валяешься здесь уже три месяца как чурбан и терпишь все эти издевательства? А? Посмотри же на меня! Чрезвычайных усилий Дибу стоило не забыть обо всем на свете и, приложив силу, не повернуть голову упрямого иркенца так, чтобы заставить смотреть на себя. - Почему молчишь, а? Раньше ты молчал только тогда, когда я тебе затыкал рот. Сейчас я это сделаю снова, чтобы ты не шипел от боли и это «не травмировало обслуживающий персонал», то есть меня, твоего квалифицированного экспериментатора. Все согласно предписанию. Или все же позволить тебе кричать? Диб уже оторвал полоску клейкой ленты и приготовился залепить Зиму рот, когда увидел, что уголки рта иркенца снова дрогнули. Но на этот раз, все еще разглядывая неведомые молекулы на потолке, Зим действительно улыбался. - Гадство, - прошипел вполголоса Диб, раздраженно пряча скотч на место. – Что я вообще здесь делаю? Он снова взял в руки микротом и перепрограммировал его на тонкие срезы. Какая разница, что делать раньше, что позже, все равно этот блок опытов нужно разбивать во времени. Остальным пусть занимается первая смена. Верно? Получив еще несколько сверхтонких срезов с нижних конечностей, Диб собирался было перейти к забору материала с верхних, когда в боксе резко потемнело. Будто враз выключили все освещение. Не успел Диб заволноваться о том, что произошло, как освещение появилось снова – череда ярких диодов-маячков у основания тубуса, в котором он находился. Больше он пока еще ничего не видел, только слышал в отдалении раздраженный тон Зима, который по чем свет ругался на неспособность Компьютера, которому уже давно пора поменять мозг, решить какую-то проблему, в результате чего иркенец был вынужден отвлечься и прервать сон своего пленника.