Коронованный наемник

Эта ночь была бесконечна, хотя ей давно следовало идти на убыль. Тело, измочаленное безжалостными сапогами, казалось деревянным. Силы, и без того почти досуха выцеженные обрядом врачевания, окончательно покинули Леголаса, голову наполнял тягучий шум, а в груди колючим клубком застыла тревога. Переносить физическую боль и усталость лихолесец умел не хуже дикого зверя, но они были самым малым из того, что заботило сейчас Леголаса. Куда увели Йолафа? Что ему грозит? Почему бесцеремонно вошедшие в убежище орки не обратили внимания на самого лихолесца? Ведь еще недавно его велено было убить. Что же, приказ отменен? Или орки выполняют лишь сиюминутные приказы, и потому этим троим был нужен только мятежный рыцарь? Вопросы, словно растревоженные осы, вились в голове, впивались жалами в мозг, и лихолесец изнемогал от этих вопросов, от своего изнуряющего бессилия, а ссора с Гэлторном добавляла ко всему этому какое-то другое, омерзительное чувство, которому Леголас не хотел подбирать имени, но которое скользким пятном грязи сидело в душе. Лишь утром он забылся тяжелым сном, больше походившим на беспамятство. Леголас не знал, сколько времени провел он в этом вязком забытьи, когда его разбудило прикосновение влажной тряпицы ко лбу. Открыв глаза, лихолесец увидел хмурого Леннарта, что отирал с его висков стекающие капли воды. - Йолаф вернулся? – пробормотал принц, с усилием размыкая пересохшие губы. Но лекарь покачал головой, подавая Леголасу флягу с водой, и эльф заметил, что морщины на его лбу словно стали глубже. - Нет, милорд. Да вы почивайте, вам отдых нужен, у вас несколько часов была лихорадка. Командиру все одно сейчас не помочь. Но Леголасу было не до отдыха. Утолив жажду, он приподнялся на локтях, сел, удерживая на лбу компресс, притуплявший головную боль, и тяжелым взглядом воззрился на лекаря. - Погоди, мастер Леннарт. Как это не помочь? Куда эти твари могли увести Йолафа? Вы не можете не знать, если даже я догадываюсь. - Да не в том дело, милорд Леголас, - лекарь устало потер глаза, - не велел командир за ним ходить. Строго-настрого приказал, если поволокут к Сарма… того, к орочьему вождю, так не лезть в пекло вперед него. Мы-то сами не беспамятные, если увидим, что долго командира нет, все одно полезем. Только сейчас пока не след встревать. Йолаф с вождем сами промеж них потолковать должны. Леголас помолчал. Он чувствовал, что спорить бесполезно, но всегда деловитый Леннарт украдкой потирал виски, губы его были плотно сжаты, и лихолесец мог поклясться, что лекаря снедает жгучее беспокойство. Похоже, дело приняло нешуточный оборот. Однако, если рыцари не могли ослушаться Йолафа, то на эльфа это не распространялось, и Леголас мучительно соображал, можно ли что-то предпринять сейчас же, немедленно, не выжидая, когда за Йолафа останется лишь мстить. Балроговы блюстители приказов… Послушное бездействие ирин-таурцев возмутило лихолесца до темноты в глазах, и он отчего-то не помнил, что сам требовал от своих дружинников столь же неукоснительного исполнения приказов, как бы они не претили их желаниям и порывам. Но бранить этого немолодого человека, так заботливо пекшегося о его ранах, было совершенно неуместно, а потому Леголас сдержал забродившее было в душе негодование и снова задумался. - Добрый Леннарт… - осторожно начал он, - а нельзя ли мне побывать в келье Йолафа? Лекарь, против ожидания, не удивился и ничем не выразил неудовольствия: - Вам все можно, милорд. Вы командира из мертвых волоком выволокли. Йолаф сам велел вам в доверии не отказывать. Только поешьте чего для начала, вы сил много потеряли. И еще… - тут красноватые глаза лекаря блеснули едва заметным лукавством, - не спешите Йолафа хоронить. Он молод, но не дурак. Уже не раз выкручивался – выкрутится и теперь. Леголасу не терпелось сбросить оковы досадного бессилия, а потому спорить с Леннартом он не стал. К тому же, положа руку на сердце, после нехитрого завтрака в голове заметно прояснилось. Сумрачный Вигге подвел лихолесца к массивной грубой двери и протянул ему ключ: - Вот, милорд. Удачи вам. Если найдете, как командиру помочь – благослови вас Эру. Рыцарь отводил глаза, хмурился, теребил короткую щетинистую бороду, и Леголас невольно подумал, что за тучи густятся над загорелым лбом? Тревога за Йолафа? Неловкость перед избитым «перевертышем», которого сегодня приходится называть «милорд»? Или Вигге попросту не по душе, что лихолесец станет рыться в личных вещах командира? Однако сейчас этот вопрос был несущественен. - Благодарю, - коротко отсек эльф, принимая из рук рыцаря ключ. …В уже знакомой Леголасу тесной комнате царил неизменный сырой холод. Лихолесец не стал тратить время на хлопоты с очагом, лишь зажег два факела, ярко осветивших непритязательное жилище. С виду здесь нельзя было спрятать и пары перчаток. Но Леголас уже знал, что Йолаф осторожен и предусмотрителен. Неужели у него нет секретов, укрытых от чужих глаз? Что ж, попытаемся… Час спустя Леголас задумчиво сел на обрубок ствола, заменяющий стул, и медленно оглядел келью. Оружие, опять оружие, снова оружие… Несколько рубашек, части доспехов, неожиданные книги. Однако, это убежище главаря бунтарей. Здесь не может не быть тайника… Следующие два часа Леголас методично простукивал камни пола и стен. Кто бы подумал, что в такой тесной келейке это окажется столь кропотливым занятием? Но все оказалось безуспешно, твердая порода отзывалась глухим равнодушным звуком. Снова задумчиво оглядев комнату, Леголас заглянул в очаг. Утопив ладони в выстывших головешках, посмотрел вверх, в скупо сереющий далеким отблеском света зев дымохода. Маловероятно, но… Погодите, а почему дымоход частично перегорожен крупным и криво поставленным камнем? Нет, прочие тоже были порядком бесформенны, в этом углу не сыскать было настоящих строительных инструментов, но этот, находящийся выше человеческого роста, явно мешал проходу дыма. В день знакомства с Йолафом молодой солдат Сет упоминал, что тяга дурна, а потому большого огня не развести. Что мешало ренегату выбрать другой камень, поменьше? Не раздумывая, Леголас влез в очаг, стараясь не вдыхать заклубившийся вокруг сапог пепел. Медленно выпрямился в полный рост, приподнимаясь на мыски, и ощупал булыжник сверху. Нет, на камне ничего не стояло… Моргот. Неужели это просто небрежность? В размышлениях, Леголас потерял бдительность, неосторожно вдохнул полной грудью и громко чихнул, оскальзываясь на головешках в очаге. Удерживая равновесие, машинально ухватился за выступающий камень… и тот заметно качнулся под рукой. - Ах ты, мелькорова плешь! – сквозь чихание пробормотал лихолесец и крепко ухватил булыжник обеими руками. Как же он сразу не подумал, это не подставка, а всего лишь импровизированная дверца. «Орки всегда были туповаты», - неожиданно для самого себя, без всякой горечи усмехнулся он, вынимая камень и осторожно кладя на слой пепла. За камнем была глубокая ниша в монолитной скале, и в ней руки сразу нащупали края массивного ларца. Выбравшись из камина, Леголас еще два или три раза оглушительно чихнул, отирая с лица золу, и победно осмотрел свой трофей. Это был прочный и ладный металлический сундучок, на крышке виднелась гравировка «Аксель». Потрогав запертый замок, Леголас секунду поколебался. - Прости, друг, - негромко проговорил он и без затей сбил замок рукоятью оставленного на столе меча. Ларец был полон бумаг. На самом верху лежала сложенная карта Ирин-Таура, великолепно исполненная и очень подробная. Плачущая Хельга была нанесена на нее пером и чернилами уже под новым названием, а значит, нанес ее сам Йолаф. Под картой, завернутая в кусок дубленой кожи, обнаружилась миниатюра размером с ладонь, изображающая нежное девичье лицо в обрамлении темных кудрей. Вероятно, это и была несчастная Эрсилия… Леголас долго не мог оторвать взгляда от ласковых глаз и мягкого изгиба губ, трепетно переданных художником, а перед внутренним взором стоял темнеющий лес и мчащееся из него ужасное существо. Эру, чем это светлое дитя заслужило столь страшную кару?.. Решительно завернув портрет обратно в кожаный покров, Леголас снова занялся ларцом. Там были несколько писем, адресованных Йолафу и помеченных вензелем «Э», и лихолесец не посмел тронуть их. Там же нашлись еще какие-то карты и планы, торопливой, но умелой рукой набросанные пером на пожелтевших листках. Было там и его собственное письмо, так бесконечно давно оставленное им в лесу на древке стрелы. Но дно ларца приближалось, на столе росла стопа бумаг, а ничего полезного Леголас пока не нашел. Вот новая карта, большая и тщательно вычерченная. Это был план подземного лабиринта, и Леголас вскоре понял, что это и есть убежище мятежников. Подумать только, как огромен этот лабиринт… Лихолесец вскоре нашел границы известной ему части подземелья – проходы в другие его участки во многих местах были закрыты глухими дверьми, несколько проходов были завалены, некоторые же отрезаны пропастями, перечеркнутыми тонкими штрихами подвесных мостов. Так, оказывается, убежище мятежников – почти что крепость. В лабиринте было две подземные реки и озеро, а значит, оставить его обитателей без питьевой воды враг бы не смог. На карте были обозначены двенадцать складов, вероятно, с запасами продовольствия и боеприпасами. Один же такой каземат был обведен чернильным кольцом и коротко обозначен: «орки». Йолаф говорил, что у него все готово для свержения предполагаемых захватчиков. Вероятно, там хранятся Бервировы кристаллы. Похоже, карту стоило изучить подробней. Леголас отложил ее на другой край стола. На дне оставалось всего два документа. Один, совсем пожелтевший, содержал сведения о том, что некий рыцарь Аксель, сын Глена, оставляет единственному сыну своему Йолафу в наследство фамильный меч, именуемый «Справедливый», дочери же, Камрин – трофейные драгоценности, и строго-настрого велит им всегда держаться друг друга и никогда не допускать раздора. Завещание… Что ж, похоже, брат и сестра не забыли завет отца. Бережно отложив документ в общую стопу, уже без особой надежды Леголас вынул из ларца последний и развернул. Это снова было письмо. Он сразу узнал этот совсем недавно виденный им почерк. Но на сей раз письмо было писано вовсе не тем кратким деловым тоном, каким повествовалось о «восемнадцати оленях». Буквы неслись по строкам, спотыкаясь и натыкаясь друг на друга, кляксами расползаясь по бумаге. «Лэф, сумасшедший! Оставь свою идиотскую затею, не смей соваться к хижине! Ты же знаешь Сармагата, он подчас милосерднее самого Эру, но в гневе сущий демон. Весь твой план может закончиться, не начавшись. Мало попасть к Сармагату в логово. Чтобы что-то там найти нужно, как минимум таскать ноги, а тебя могут попросту забить насмерть раньше, чем ты сможешь что-то предпринять. Не рискуй, затаись неподалеку, чтоб прикрыть нас в случае чего. Главное, чтоб мерзавец-Эрвиг не успел вызвать подмогу. Я сама разберусь с ним и выведу принца из этого гиблого угла. Т. я просить о помощи не могу, он не пойдет против хозяина. Ну, а с нашим планом мы сделаем проще. В следующий раз, как я поеду к Сармагату, попросту прострели мне бок, чтоб крови поболе. А дальше доверься мне. И не смей показываться у хижины! Люблю тебя, олух. К.» *** Сарн досадливо поморщился, вытягивая ноги к камину и откидываясь на жесткую спинку кресла. Что за бесконечный день… Рывком развязал ремни камзола, протиснул пальцы под тунику и сжал плечо, уже несколько часов заходившееся болью. Морготова ключица срослась еще осенью, но до сих пор лучше любых примет предсказывала непогоду. Снова будет снегопад… И тяжелые тучи заволокут едва расчистившееся небо, и ветер опять примется гонять по городу золу и сор. Эру, как же хочется домой… Мать давно привыкла к его службе и частым отлучкам, и он редко всерьез вспоминает о том, какими долгими они должны казаться ей. Однако он-то жив и здоров… А король даже не знает, что за несчастье настигло его единственного наследника. Последнее слово вдруг едко отозвалось внутри. «Наследник». Это безликое понятие делало мучительную болезнь Леголаса подобием государственной неурядицы… Принц часто сетовал другу на то, что отец без умолку талдычит ему о долге наследника перед королевством и, в сущности, мало интересуется его собственной жизнью и чувствами. Сарн пылко сопереживал и возмущался, давая Леголасу до самого дна вычерпать бочонок мелких обид, но в глубине души оба знали, что принц едва ли вкладывает в свои обличительные речи настоящее негодование. Десятник никогда не признался бы в этом вслух, но сам он не раз примечал, как на праздничных пирах или военных построениях государь задерживает на сыне взгляд, на несколько мгновений наливающийся самой обычной и совсем не королевской отеческой любовью. Сарн тихо выбранился, снова завязывая ремешки. Королю придется нелегко… И проблема престолонаследия, пожалуй, будет самой малой из его скорбей… Моргот, должен быть выход, он есть всегда. Думал ли он сам, простой кавалерийский десятник, въезжая в этот город, что скоро примет бразды правления над ним? А сейчас эта неожиданная власть отчаянно тяготила его, ибо не давала и минуты для поисков решения самой главной, самой неотложной задачи. Эти невеселые размышления прервал тихий стук, и эльф встрепенулся. Встав, он распахнул дверь – на пороге стоял крестьянский юноша в видавшей виды домотканой охотничьей куртке. Едва дверь отворилась, он бесшумно шагнул в комнату, сбрасывая капюшон, и на лихолесца взглянули серые глаза Тугхаша. - Доброй ночи, комендант, - прошептал он. Сарн запер дверь и с усмешкой обернулся к позднему визитеру: - Здравствуйте. Право, вы полны сюрпризов. - Пустяки, - Тугхаш снял куртку, под которой обнаружилась неизменная кольчуга, и подошел к очагу, протягивая к потрескивающим поленьям красные от холода руки, - поначалу мне хотелось пригласить вас поговорить на дозорной площадке. Но там сейчас лютый холод, ветер просто волосы рвет. А в наши смутные дни даже самого любопытного из лакеев не удивит селянин, явившийся к вам поздним вечером. - Ваша правда, - кивнул Сарн, - садитесь. Мне и самому сейчас неохота снова глотать летящий снег. Тугхаш устало осел в противоположное кресло и замолк, то ли ожидая вопросов, то ли сам собираясь с мыслями. Эльф, не таясь, пристально смотрел в лицо напротив. Оно было бледно, на дне глаз, слегка покрасневших, словно от дыма или слез, теплилась тревога. Губы были сжаты, темные волосы, влажные и смятые, в беспорядке липли к щекам. - Когда вы последний раз что-нибудь ели? – мягко спросил эльф, а Тугхаш приглушенно рассмеялся: - Вот уж скука. Но лихолесец покачал головой, протягивая руку к сундуку и откидывая крышку: - Хоть выпейте вина, на вас лица нет. - Выдался беспокойный день, - криво усмехнулся Тугхаш, но охотно принял из рук эльфа кубок. - Спасибо, Сарн, - пробормотал он, - признаться, очень кстати. Что ж, не будем откладывать. Мы уговаривались о Волчьем Безумии. Что именно вам рассказать? - Все, с известного вам начала, - качнул головой эльф. Юноша потер лоб: - Попробую. К сожалению, самого главного я не знаю. Мне неизвестно, как именно происходит заражение и как исцеляется болезнь. Но я расскажу вам все, что знаю. Волчье безумие было известно в Ирин-Тауре с самого основания княжества, но случалось настолько редко, что целые поколения сменялись, не вспоминая о нем. Болезнь снова напомнила о своем существовании в последние годы, поначалу тоже проявляясь лишь изредка. В последние же полгода она превратилась в настоящий бич… Но хуже другое. Наряду с заболевшими, княжество полно притворщиков. Опасаться нужно всех. Потому что еще до первых изменений внешности больной делается непредсказуемо злобным и способен на все, что угодно. А отличить его от самозванца очень трудно. Тугхаш нахмурился, охватывая кубок ладонями, и сумрачно посмотрел в горящий камин: - Сама хворь начинается незатейливо, ее вызывает вода одного родника, появившегося в отдаленной части леса около десяти лет назад после землетрясения. Причем крестьяне не верят в губительные свойства воды, раньше родник был целебным. Да и сейчас он опасен не всегда. Я не знаю, в чем тут секрет, знаю лишь, что болезнь эта излечима. Излечима, увы, не всегда, а лишь до полного обращения. У людей оно очень мучительно и занимает двенадцать месяцев, после чего человек становится варгом. Тайну исцеления от Волчьего Безумия когда-то хранил один могущественный орочий клан. Сейчас от него осталась жалкая горсть, клан был истреблен своими же соплеменниками. Один из вождей клана был заподозрен в каком-то предательстве или другом преступлении, я не знаю подробностей. Но это неважно, намного интереснее другое. Хотя из способа лечения не делалось особой тайны, исцеленных было очень мало. В самой сути этого способа содержится какая-то тонкость, то ли крайне сложная, то ли крайне опасная для целителя. А потому даже те, кому попадал в руки рецепт избавления от Безумия, редко достигали цели. Юноша умолк, и в тишине было слышно, как Сарн скрипнул зубами: - Но исцеленные все же были. Значит, прочее несущественно. Вы ничего не знаете о лечении? Совсем? Тугхаш помолчал, а потом поднял на эльфа взволнованный взгляд: - Как вам сказать. Мне довелось поймать несколько беглых слов, но я не знаю, можно ли строить на их основании какие-то предположения. В старину болезнь эта имела иное название. Я не слишком хорошо владею Черным наречием, а потому не могу утверждать, что правильно его перевожу. - И все же? – Сарн подобрался, подспудно ощущая, что сейчас услышит нечто важное. - «Мелькорова справедливость», - проговорил юноша, облизывая вдруг пересохшие губы. Несколько секунд в комнате было тихо, только потрескивал очаг. А потом эльф медленно повторил: - «Мелькорова справедливость». Это звучит, не как название хвори. Скорее, как проклятие. - Да, - Тугхаш допил вино и откашлялся, - мне тоже приходило это в голову. И по некоторым оговоркам… Словом, насколько мне сомнительно посчастливилось узнать, это проклятие обнажает несовершенство живой души. Дескать, болезнь исцелима, но… - губы Тугхаша вдруг болезненно дрогнули, - спасение обретет лишь тот, для кого найдется целитель, обладающий особым даром. Что за дар – об этом я не знаю, но дар этот редкий. Сарн нахмурился, постукивая пальцами по ножке кубка. - Дар… Едва ли речь о даре врачевания. Это слишком просто, он вовсе не редкость… Тут загвоздка в другом, и мне отчего-то кажется, что ответ тоже совсем прост… Тугхаш, - эльф вдруг вскинул голову, - скажите, вы поэтому служите двум господам? Юноша моргнул, вдруг вспыхивая густым румянцем: - Что именно вы имеете в виду? – сквозь зубы процедил он. Но Сарн спокойно покачал головой: - Не пугайтесь. Я просто называю своими именами уже очевидные вещи. Вы сами сказали, что мечетесь меж разных лагерей. Вы передаете донесения орочьим командирам – о нет, не меняйтесь в лице, я просто подслушал вашу беседу с отвратительным Манроком у Скального форта, - но вы не пренебрегаете интересами Ирин-Таура и его защитников, а ведь уже давно могли загубить княжество вместе со всем его населением. Люди редко ведут подобную жизнь просто из жажды приключений. Вам же есть, что терять. Но вы ходите по лезвию ножа, и я уверен – уже довольно давно. Этому должна быть причина. И мне кажется, в этом она и кроется – вы пытаетесь купить кому-то исцеление. Конечно, всегда проще всего заподозрить корысть. Но отчего-то я убежден, что здесь дело не в этом. Вами руководит или страх, или любовь, а быть может, и оба сразу. Тугхаш помолчал: - Почему вы так думаете? – мягко проговорил он, улыбаясь со слегка неопределенным выражением. - Потому что, когда вы говорите о Волчьем безумии, ваши глаза теряют настороженный огонек и обретают задумчивость. Вы много размышляли о болезни, вы пытались уже узнать, как с ней бороться. И вам больно от того, что вы так и не преуспели. Кто-то из ваших близких пал жертвой этой напасти, - Сарн сделал паузу, отпивая вино, а потом прищурился, - или я ошибаюсь, Тугхаш? Быть может, наоборот? Кто-то очень дорогой вам был исцелен? И теперь вы ходите в заложниках у собственной благодарности? Юноша помолчал, машинально повертел в руках кубок, не замечая, как остатки вина капают на одежду. - Вы очень опасны, Сарн, - вдруг негромко сказал он, отводя глаза. Эльф усмехнулся, но в усмешке этой сквозило замешательство: - Мне это уже не раз говорили, но обычно при других обстоятельствах. Однако Тугхаш лишь задумчиво отер с кольчуги вино: - Вы намного опаснее вашего принца. Он властен, суров, он настоящий правитель, а потому с ним не забываешь быть настороже. Вы же… Вы добры. С вами легко. И потому вам мучительно хочется открыть душу и разом высыпать все, что там свалено и мешает дышать. И вдобавок вы проницательны, и мне все время кажется, что вам известны все ответы, а я, словно малое дитя, пытаюсь вам соврать. Моргот… Вы, оказывается, давно знаете, что я за фрукт. Вы можете погубить меня одним словом. Вы можете прямо здесь вытрясти из меня все, что пожелаете, вон, хватит углей камина и кочерги. И за меня никто не подумает вступиться, я не стою того. Но почему-то я совсем вас не боюсь. Напротив, мне давно не было так спокойно, хотя я знаю, что вас не просто так единогласно избрали комендантом. Сарн устало вздохнул, отставляя свой кубок: - Дело не в моих исключительных качествах, Тугхаш. Я эльф и часто полагаюсь более на чутье, чем на здравый смысл. А в вас я отчего-то не чувствую гнили. Кроме того… трудно сказать, на что был бы способен я сам, доведись мне повиснуть в воздухе между интересами Лихолесья и, допустим, интересами моего лучшего друга. Тугхаш снова улыбнулся: - А что означает ваше имя, Сарн? - «Каменный», - перевел лихолесец. - «Каменный»… Несгибаемый, нерушимый, - задумчиво повторил юноша, - вам тоже идет это имя. Что ж, думаю, вы бы сумели выполнить свой долг, не уронив своей чести. - Надеюсь, мне не придется это проверять, - отрезал эльф, - но судить вас я не берусь. Жизнь все равно рассудит всех, уж это я знаю наверняка. А сейчас скажите, можете ли вы устроить мне встречу с Леголасом? Раз уж вам известно его укрытие. Юноша прикусил губу: - Вы спрашиваете, а не приказываете. Стало быть, это еще не та услуга, что мне предстоит вам оказать, верно? - Вы правы, - кивнул Сарн. - Что ж, еще несколько дней назад можно было бы попытаться. А сейчас… увы, нет. - Почему же? – нахмурился эльф. - Потому что… - Тугхаш запнулся, и лицо его потемнело, - потому что Йолаф, возглавляющий это укрытие, исчез. Да, вы, вероятно, еще не знаете… Ваши восемнадцать соплеменников едва не погибли при переправе через реку, мост был сожжен. Увы, успели спасти не всех. Есть один погибший. Остальных Йолаф и принц Леголас сумели выручить. Не спрашивайте, как именно, я не знаю. Но после того случая Йолаф покинул укрытие и боле не вернулся. И у меня есть все причины думать, что он впал в немилость у… своего противника, вы понимаете. А потому сейчас за укрытием наверняка следят. И если вы приблизитесь к нему, или же принц Леголас его покинет – о вашей встрече немедленно станет известно. И будет лишь один вероятный подозреваемый в организации этой встречи. - Вы? - Я. - Что дурного в нашей встрече? Чем она опасна вам? - В том то и дело, что я не знаю. Я не знаю, почему Йолаф исчез, в чем его обвиняет его враг, что он мог ему рассказать. Подчас самые невинные слова могут обернуться для кого-то большой бедою. Понимаете… все не совсем так, как говорят в княжестве. Йолаф покинул гарнизон не из пустой прихоти. Враг Йолафа шантажирует его и диктует ему свои условия, Йолаф и прежде самовольничал, но ему всегда все сходило с рук. Сейчас же… признаюсь, я опасаюсь за него. - Я понял, - ровно проговорил Сарн. Тугхаш поднял глаза, и в них замерцало отчаяние: - Прошу вас, комендант, не ищите встречи с моим… хорошо, моим вторым господином. Это опасно! Для вас, княжеской династии, Леголаса, Йолафа. Не ищите этой встречи, вы погубите всех! - Успокойтесь, - лихолесец бегло улыбнулся уголком губ, - мне не нужно ее искать. Уверен, ваш патрон скоро сам придет ко мне. Конечно, это будет несколько шумная и многолюдная встреча. Но мне не привыкать. Юноша вздохнул: - Вы правы. Простите, я снова не о том. Что ж… Я еще что-то могу рассказать вам? Сарн пожал плечами: - Ваши рассказы я бы слушал до самого утра. Но у нас другой уговор, и я его уважаю. Тугхаш поднялся из кресла, и бледное лицо его снова запунцовело: - Как-то не так мы заканчиваем разговор. Моргот… Мне почему-то стыдно перед вами, хотя на мнение других до сих пор легко было плевать. Сарн, я сообщу вам, если узнаю что-то новое о Леголасе. Обещаю. - Я верю вам, - просто отозвался Сарн. Юноша подобрал с ручки кресла куртку, набросил капюшон: - Верите… Из-за вашей веры мне еще более неловко. Особенно учитывая, что у вас наверняка еще не зажила рана от моей стрелы. - Пустяки, - совершенно искренне рассмеялся Сарн, - простите за сальность, но дамам шрамы даже по душе. Доброй ночи, Тугхаш. И не забывайте о нашем договоре. - Не забуду, - прошелестело из-под капюшона, щелкнул ключ, и быстрый силуэт исчез за дверью. Эльф посмотрел ему вслед, а потом неторопливо встал и распахнул ставни: в щедро натопленной комнате становилось невыносимо жарко. С минуту он стоял у окна, без всякого выражения глядя в стылую лесную даль, где в темноте черным сгустком угадывались горы. Тугхаш… Странное имя. Странный характер. Странная, глупая судьба. И все же ему необходимо повидать Леголаса… Сарн был уверен, что принц не терял времени даром и тоже успел что-то выяснить. Знать бы наверняка, какой он сейчас? Сильно ли изменился? Страдает ли? А восемнадцать идиотов? Моргот, он как в воду глядел… Сарн криво усмехнулся неуклюжему каламбуру. Но ведь недаром он чувствовал, что добром эта эскапада не кончится. Нужно немедленно узнать, где они. Им наверняка нужна помощь. Эльф едва слышно зарычал, сжимая зубы. Впору разорваться. Какого балрога люди, эльфы и гномы так отчаянно бьются за власть? Гори она огнем… Завтра нужно велеть Рингару снарядить отряд и обыскать окрестности Княжьего моста. Как раз по его неуемной натуре дело, он и так здесь уже воет, заодно и душу отведет. Занятый этими размышлениями, эльф уже собирался захлопнуть окно, как вдруг его внимание привлекло какое-то движение у самых ворот замка. Лихолесец торопливо отошел от окна, высыпал в камин ведерко с золой, чтоб притушить свет огня, и рванулся обратно, высовываясь подальше, чтоб разглядеть происходящее у ворот. На пороге замка стояли двое. Одна фигура была задрапирована в плащ, но высокий рост и широкие плечи обличали мужчину. Он, не таясь, держал фонарь. Вторую же было трудно не узнать… Сарн пристально наблюдал за ними несколько минут, но эти двое, нимало не скрываясь, о чем-то толковали, незнакомец сокрушенно качал головой. Наконец, человек в плаще коротко поклонился и широким шагом двинулся прочь от замка, зябко кутаясь в черное полотнище. Дождавшись гулкого хлопка высокой двери замка, Сарн пробормотал: - Ох, Тугхаш. Уже затворяя окно, он успел заметить, что ключица не подвела: снова густо повалил снег. *** Камрин, съежившись, сидела в углу кресла. В комнате было не продохнуть от каминного жара, а девушку била крупная дрожь. Все рушилось к балрогам. Йолаф исчез, и самозваная княжна не знала, случайность это, непредвиденное стечение обстоятельств, или случилось худшее, и брат все же решил привести в исполнение свою рискованную затею. А может, натянуть гвардейский мундир да вскачь рвануться сейчас к Сармагату? Нет, нельзя. Вождь рассердится, а это не на пользу Йолафу. Если же брат всерьез решил действовать – то ее появление лишь все испортит. Нет, нет, нужно держаться. Завтра будет много забот… Княжна вынула из-за корсажа блио сложенный клочок бумаги, разгладила на ручке кресла. «Дорогая Камрин, Мне только что сообщили, через два дня состоится атака. Господин строго велит тебе не покидать столицы, в лесах будет очень опасно. Не тревожься понапрасну, Йолаф пока жив. Т.» Камрин резко смяла записку во влажном кулаке. Пока жив… Пока… «Не тревожься», да он насмехается, что ли? Девушка встала, натягивая на плечи плед, бросила записку в камин, поворошила угли кочергой. Два дня. Значит, нужно предупредить коменданта и укрыть детей в подземельях под замком. Подготовить лазареты. Проверить запасы продовольствия. Тем лучше, ей будет не до тревоги за брата. Еще князь… Он стал непредсказуем. Кто знает, что он может затеять, когда в стены начнут с грохотом врезаться снаряды камнеметов… Он был неплохим правителем в мирные времена, но противостояние врагу оказалось ему не по силам. Камрин еще плотнее завернулась в плед, сдерживая озноб. Моргот, как же страшно… Она еще не видела настоящей войны. И пусть все считают, что за этот город и его будущее отвечает комендант, она-то знает, что главная ответственность все равно лежит на ней. И пусть у Сармагата есть свои, не до конца понятные ей планы, она все равно отвечает за каждую жизнь в этом случайно, несправедливо, нечестно вверенном ей городе. Страшно, Эру милосердный…И страшнее всего оттого, что с обеих сторон есть те, кто дороги ей. И ей остается лишь молча делать свое дело, гоня от себя мысли о том, что одни ее близкие сейчас могут убивать других. А на этих мыслях нельзя задерживаться, потому что тогда останется лишь позорно плакать, прячась в своих покоях и сваливая свои обязанности на плечи все того же коменданта, у которого и так хватит забот. Как просто все было до сих пор. Отчего ей казалось, что она ведет опасную и рискованную игру? Князь привечал ее, тоскуя по дочери. Слуги любили ее, не чванную и заботливую хозяйку. Ее уважала охрана. Крестьяне почитали ее за рачительность и решительный нрав. И любимый был недалеко. Вот и пришло время расстаться с иллюзиями и на своей шкуре узнать настоящие правила игры и возможную цену поражения. Камрин ощутила, что готова завыть от страха и подступающего отчаяния. На висках выступил пот, а все нутро свилось в тугой ледяной узел. И в тот миг, когда самообладание готово было лопнуть звонким стеклянным крошевом, заволакивающая сознание пелена беспросветной паники вдруг рассеялась сама собой, словно разлитые чернила, ушедшие в щели меж плит пола. Камрин выпрямилась, сбрасывая плед обратно в кресло. Он сделала выбор, не так ли? Пришло время за него отвечать. К Морготу барышенские драмы и стенания о несправедливости судьбы. В конце концов, все, кого она любит, находятся в намного худшем положении. Глубоко вздохнув, Камрин встряхнула головой, словно сбрасывая лоскутья отчаяния, и погасила свечи. Через два часа наступит рассвет долгого и трудного дня. Нужно попытаться уснуть.