Hot Mess

Ники Лауда кажется Джеймсу очень горячей штучкой. Ему и самому не до конца ясно, почему именно этот страшненький, прямо сказать, похожий на крысеныша парень так привлекает его внимание, но факт остается фактом - Джеймс просто безумно хочет его. Во всех, черт побери, смыслах. И то, как австриец упирается, показывая свои зубки, только сильнее раззадоривает, вынуждая искать всё новые варианты его задеть. Терпение явно не добродетель Ники, о нет, он взрывается быстро и ярко, осыпая Джеймса ругательствами на двух языках, и даже однажды залепляет ему такую оплеуху, что зубы клацают. Хант и сам знает, что не стоило перегибать палку, ощупывая аппетитный зад, но тут сам Бог велел - Ники наклонился к кабине, комбинезон все обтянул, и выдержка пошла трещинами. Но попробуй это объясни пышущему гневом Лауде, который, несмотря на свой маленький рост и общую щуплость, очень уж агрессивно наскакивает на тебя, с твердым намерением начистить рожу. Поэтому Джеймс не говорит, а отчаянно смеется, усугубляя свое незавидное положение, и уворачивается от костлявых кулаков. Кроме всех прочих недостатков, Ники обидчив, как черт. Теперь он встречает каждое слово Джеймса либо демонстративным молчанием, либо, в лучшем случае - оскорблениями и средним пальцем. Раз за разом, привлекая все больше внимания к их противостоянию, и заставляя толпу копошиться, выдумывая легенды об их соперничестве. А Хант чувствует с каждым днем все больше, как терпение иссякает, уступая место просто животной жажде. Теперь он не отводит тяжелого, возбужденного взгляда от Ники почти никогда, если они оказываются рядом. Австриец бледнеет, краснеет и вообще явно чувствует себя очень неуютно, но на примирение не идет, рискуя окончательно сорвать Джеймсу крышу. Это только вопрос времени, потому что Хант чертовски долго держится без секса, Хант не любит проигрывать, и больше всего Хант ненавидит, когда ему отказывают. Видимо, какое-то крысиное чутье подсказывает Ники, что пора завязывать с глупостями, и он делает это в своей излюбленной манере - осыпает Джеймса оскорблениями, а после предлагает выпить вместе пива. Хант думает, что пиво тут точно не поможет, а вот хорошая порция виски, а потом еще пару порций, и только потом долить элем - вот это самое то. - Ты выносишь мозг хуже, чем баба, Крыса, - Джеймс уже не может контролировать движения языка, поэтому слова выходят немного смазанными. - Почему я на тебя запал? Ники раздраженно фыркает, наклоняя бутылку повыше, чтобы высосать последние драгоценные капли, и Хант просто выключается, следя за тем, как он сжимает своими губами это блядское горлышко, а не то, что надо. Зрелище настолько увлекает его, что Джеймс не сразу понимает, что Ники уже прекратил, и теперь пытается разговаривать с ним. - Уснул что ли, осел? - Ники щелкает пальцами, будто это могло бы помочь, если бы Джеймс действительно заснул. - Я говорю, ты запал на меня, потому что я "горячая штучка". Когда Джеймс начинает хихикать над этой фразой, по большей части из-за смешного акцента и интонации, Ники сурово хмурится и пихает его кулаком под ребра. Пребольно, надо сказать. - Не бей меня, я тебе не груша, - и добавляет, будто отвечая вздернутой брови Ники. - Я плейбой. Лауда кривит губы в некоем подобии улыбки, резко поднимается, вызвав своим движением легкий шторм в голове Джеймса, и молча уходит. А Хант роняет голову на стойку и в полудреме ему видится, как Ники стягивает свой проклятый комбинезон и, наконец, оказывается в его постели. Утро - это всегда жутко, но такое утро выпадает редко. Джеймс падает с кровати, задыхаясь и мыча, полный отчаянной решимости хотя бы доползти до ванной, но силы покидают его примерно в трех сантиметрах от начала пути. Он уже даже смиряется с суровой реальностью, где придется отмывать блевотину с пола, но тут кто-то заботливо подставляет тазик под его лицо, и Джеймс благодарен этому невидимому пока доброму человеку. Ему, конечно, стыдно, что тому придется выслушать все звуковое сопровождение, но что есть - то есть. Спустя три мучительных минуты, полных агонии и стыда, предательский желудок перестает бушевать, и тазик исчезает так же быстро, как и появился. А Джеймс просто укладывает голову на прохладный пол, следя за удаляющимися ногами, которые он явно где-то видел. Ну конечно видел, думает он с болью, когда рядом с ним садится на корточки Ники, отвратительно широко улыбаясь. Вот же так попасть - тебя обслуживает твоя недосягаемая вершина. - Плохо? - Ники, кажется, растягивает улыбку еще шире, но так и лицо ведь треснуть может. - Geschieht dir recht. * Джеймс жалко стонет, пытаясь воззвать к отсутствующему у Крысы состраданию, и слабо тискает его за лодыжку. - Не говори со мной по-немецки, когда я умираю. Ники закатывает глаза и встает, безжалостно разорвав их маленький момент единения. Он вообще знатно умеет разрушить момент, чертов козел. Есть моменты, когда приходится приложить все силы, чтобы не наделать глупостей. Вот в этот самый момент Джеймс прилагает все усилия, чтобы справится с ужасающим желанием закричать "Ура", а остатки самообладания тратит на то, чтобы не улыбаться совсем уж как идиот. Ники в его объятиях не выглядит счастливым, это уж точно, скорее смущенным и раздраженным. Он нетерпеливо ерзает, пихаясь острыми локтями, и цедит сквозь зубы, почти не размыкая губ: - Я думал, будет хотя бы приятно. Вот он какой, этот чертов лицемер, то ломается по несколько месяцев, то сразу вынь да положь ему приятное. Джеймс приподнимает бровь, и только сильнее стискивает Лауду в своих руках, вызывая у того полузадушенный стон. - Дай мне насладиться моментом, просто закрой свой рот. Ники, вопреки разумному совету, размыкает губы, чтобы начать спорить, но Джеймс просто не дает ему шанса. Он дергает Ники за волосы, и целует, лихорадочно вспоминая все свои секси-штучки. В принципе, с Ники можно и не стараться - он и от простого прикосновения языка к языку вздрагивает, как от тока, и начинает отвечать на поцелуй со всей страстью. И вот, спустя два месяца ежедневных уговоров выясняется, что Ники, мать его, Лауда, сам хотел этой чертовой близости, а ломался просто из вредности и упрямства. Потому что, ну невозможно так напирать даже в поцелуе, если не хочешь, очень, очень долго не хочешь поцеловать кого-то. А еще недотроги и принципиальные личности не лезут в комбинезон холодными руками, не слишком-то умело ощупывая член. Хрен с ним, что не умело, Джеймс сейчас готов выть от любого прикосновения, будь то холодные руки или еще что. Главное, чтобы эта часть принадлежала Ники, а все остальное пустяк. Вообще, раньше он не особо жаловал ангары для секса, и уж тем более не закуток между ними, где даже лица напротив не видно, но сейчас это место раем на земле кажется, хотя Джеймс не претендует на объективность. Он быстро стягивает с плеч Ники верхнюю часть комбинезона, лихорадочно поглаживая голую кожу на руках и шее, снимает с него майку и впервые касается губами его груди. Целует ямку между ключиц, проследив пальцами эти косточки, исследует ладонями вовсе не спортивный живот и укладывает их чуть выше бедер, чувствуя себя до эйфории прекрасно. Даже не потому, что он столько терпел, а потому, что Ники отзывается на каждое прикосновение очень живо, он явно никогда не был в такой ситуации, в отличие от умудренных опытом девчонок. Ни одна из них не замирала так только от прикосновения губ к груди, а Ники замирает, не дышит, и покрывается мурашками. Восхитительная невинность, на субъективный взгляд Джеймса. - Ты раньше никогда? - Нет, а ты? Джеймс покусывает нижнюю губу, смутно подозревая, что сейчас может случиться какая-нибудь катастрофа. - С мужчиной - ни разу. Ники ничего не отвечает, но то, что он не убрал руку из ширинки уже добрый знак. А потом он отмирает, вздыхает тяжело и немного обреченно, и мычит в шею Ханта: - Ну, давай. Пожалуй, для Джеймса часть с сексом явно приятнее. Он смутно подозревает, конечно, что с Ники надо вести себя по-другому, чем с девушками, но не знает как. Он призывает буквально все свое мастерство, чтобы и Ники получил хоть каплю удовольствия, но, судя по всему, получается плохо. - Хоть бы почитал что ли... - Ники кусает себя за кулак, чтобы совсем уж не разныться, и становится на цыпочки, уходя от жжения в заду. Джеймс закатывает глаза - слава Богу, этого не видно, и стонет во взмокшую шею. - Что? Пособие для начинающих гомиков? Ты хоть раз такое видел? - Я тебе не гомик, осел! - шипит Ники сквозь зубы, и для верности ударяет Джеймса локтем. - Arschloch. ** - Я знаю, что это обозначает, и мне обидно. Ники сверкает взглядом из-за плеча, и Джеймс замолкает, продолжая осторожно растягивать сжатую дырку. Ну почему с парнями настолько сложнее, разве не могла природа сделать нормальный механизм для ввода, а не только член прилепить? Джеймс уже отчаивается заняться когда-нибудь сексом, когда Ники вдруг тихо охает и даже забывает про свой кулак. - Еще. Быстро. Джеймс и не спорит, повторив свое движение, за что награждается стоном и отставленным задом. Прекрасная, многообещающая реакция, которая сулит члену Ханта прогулку внутрь Ники. - Можно уже, мм? У меня скоро член отвалится. Ники поводит плечами, отчего его лопатки скользят под кожей, гипнотизируя Ханта своим движением. Почему он вообще не замечал раньше, какие у Крысы красивые лопатки? - Ну, давай, животное ты, начинай. Джеймс делает себе мысленную зарубку вернуться потом к разговору о животных, но не теряет времени. Он сжимает член, едва не кончив в тот же момент, и прижимается к дырке, предвкушая неземное блаженство. Но ощущениям от проникновения до блаженства - как ему до луны. Во-первых, Ники дергается и начинает задыхаться. Во-вторых, он сжимается, и это делает Джеймсу как минимум неприятно, если не сказать больно. Поэтому он тычется пересохшими губами в покрытое потом плечо, и умоляет Ники: - Расслабься, я прекращу, только расслабься... Ники отчаянно взмахивает головой и сжимает лежащую на своем бедре руку, будто ища поддержки. - Нет. Не прекращай. Обычно во время секса Джеймс говорит разные пошлости и обещает показать небо в алмазах любой девушке. С Ники же он молчит, плавно двигая бедрами, и прислушивается к каждому звуку, чтобы сразу прекратить, если ему станет еще хуже. Впрочем, через несколько минут Ники перестает хныкать и охать, и начинает очень даже громко стонать, подаваясь навстречу движениям. Джеймс, воодушевленный отдачей, ускоряет темп, ощущая как все возбуждение концентрируется в низу живота, и несильно кусает Ники за шею, тут же зализав след. Вот бы сюда зеркало, думает он, пока трахает Ники Лауду у стены ангара, тогда бы было еще лучше, если это вообще возможно. Эта мысль оказывается последней каплей. Джеймс судорожно сжимает бедро, прижавшись пахом к заду Ники, и мелко вздрагивает от накатившего оргазма, стараясь не упасть. Ники тихо фыркает, недовольный своим положением, и неторопливо дрочит себе рукой Джеймса, доводя себя до разрядки. Кстати, он премило вскрикивает, когда кончает, обращает внимание Джеймс через послеоргазменную дымку, надо почаще это делать. - Так подло, Ники, не сжимай меня, или я умру. Ники пожимает плечом, слишком расслабленный, чтобы спорить, что является из ряда вон выходящим событием. Джеймс опирается на руки, и для верности утыкается лбом в мокрую спину Ники. - Так выйди и не буду сжимать. Вечно вставит своё ценное мнение. **** - Я едва зубы не обломал о тебя, крепкий орешек. Они сидят у стены ангара, уютно прижавшись друг к другу, и Джеймс мучительно решает, может ли теперь посадить Ники себе между ног как премилую девчонку. Пока побеждает отрицательный ответ, и он явно является самым оптимальным, но он все же кладет руку Ники на плечи, притягивая к себе поближе. Тот не протестует, а даже легонько щупает Джеймса за ногу, будто бы проверяя его присутствие. Приятная неуверенность, значит, нужен, раз боится потерять. - Я думал, что придется тебя насиловать. Ники тихо фыркает и, кажется, оставляет синяк на внутренней стороне бедра, демонстрируя неудовольствие. Или удовольствие, судя по блестящим в темноте зубам, явно обозначающим улыбку. - Так сдался бы, чего старался? Джеймс несколько секунд борется с желанием повторить секс, и теперь уже в полном смысле слова выебать этого наглого засранца, и записывает на свой счет маленькую победу. - Потому что ты горячая штучка, Крыса, а теперь заткнись. И снова прерывает поток оскорблений проверенным уже способом. * Так тебе и надо (нем.) ** Мудак (нем.)