Так-с, на чем мы с вами остановились? А впрочем, похер.
Итак, время, отпущенное на укрощение и низведение мальчиков-зайчиков подходило к концу. Не то чтобы Мэня планировал выгнать всех с этой слишком продолжительной вечеринки, но lieben Faterland зовет, да и жена Кристофа, опять же, звонила каждый день с расспросами о том, не творит ли муж чего неприличного? Тот смущенно опускал глаза, говорил: "Нет, что ты, дорогая! Я веду себя скромно, как католический пастор, и уже подумываю принять целибат. Целуй детей за меня!" Затем он выслушивал ответные уверения супружницы в том, что целибат ему принять никто не даст, немного криво улыбался и испуганно вздрагивал, когда ярко раскрашенный трансвестит входил в одно с ним помещение и всем видом начинал намекать на близость. Тот, в свою очередь, начинал вроде бы невинно — с подметания пола или полировки мебели — но постепенно круги его передвижений сужались, и Шнайдер оказывался как бы в центре паутины, сплетаемой этим хитроумным развратным созданием. Джеффри, покачивая бедрами, постепенно подходил к нему, невзначай присаживался на колени к только собравшемуся прочитать последний выпуск "Музыкального обозрения" Кристофу и стеснительным покашливанием начинал намекать на свое присутствие. Немец, надеясь до этого загородиться от розоволосой бестии развернутым журналом, словно импровизированной ширмой, горестно вздыхал и убирал чужую руку со своей ширинки. Но через несколько секунд лапка с фуксиевого цвета накладными когтями возвращалась туда же, норовя дернуть замок на молнии и расстегнуть ремень.
— Да ну что же это такое? Джеффри, прекрати, будь добр!
— Что прекратить, драгоценный? — наивно распахивал глаза и шуршал ресницами он, невзначай засовывая руку тому под рубаху и гладя мерно поднимающуюся мужественную немецкую грудь и пресс.
— Вот это! — шипел Кристоф сквозь зубы.
— Что "это"? Ну, не стесняйся, скажи, чего ты хочешь? Не бойся даже самых-самых развратных желаний! Этим вечером я готов ради тебя на всё! — и он сполз с его коленей и устроился рядом, сидя у его ног и умильно смотря на немца снизу вверх.
— Молчи, — коротко приказывал Шнайдер, начиная злиться. — Закрой свой рот и исчезни, сделай милость.
— Боже, как ты сексуально рычишь, когда злишься! Только не доставай ремень. Я всё понял! Сейчас мой рот будет занят твоей большой штукой.
И он наклонялся к промежности своего возлюбленного, чтобы помочь тому разрядиться после трудового дня, и, сняв с него трусы, начал активно работать языком и губами. Через несколько минут попыток проглотить его член полностью он вызвал у сидящего на кресле мужчины вздох, означающий скорое приближение кульминации. Через несколько секунд последовал камшот в лицо, но Джеффри уже не противился. Восторг и облегчение, которые были слышны в голосе объекта его обожания, вызывали у него веру в то, что ещё не все потеряно в их отношениях, и герр Шнайдер, быть может, ещё возьмет его с собой в далекую Германию, пусть даже в роли той же горничной.
***
Теперь переместимся наверх. Впервые в одной из спален проводится не сеанс одновременного спанья и не тренинг по камасутре, а самый настоящий инструктаж. Это Тилль занимается обучением Страйфи различным жизненным премудростям.
— ...и запомни, пора уже выкинуть все эти свои блестки, стразы, помады, перья. Пожертвуй их голодающим африканским девочкам, в конце концов!
— Они же их сожрут! — прижал ладони к лицу наш мальчик, в ужасе приоткрыв рот.
— Тем лучше. Нужно выделяться за счет хорошей музыки и хорошо поставленного голоса. Перья — это, конечно, тоже славно, — хищно ухмыльнулся Тилль, представив, как засовывает тому пару этих самых перьев в задницу, превращая Страйфи в импровизированного петушка. Можно было даже заставить того прокукарекать что-нибудь. При мысли об этом Тилль не смог сдержаться и громко фыркнул.
— Ну, это-то все ясно, а сейчас? А сейчас ты жестко меня оттрахаешь, как тогда, в подвале?
Если бы Страйфи был щенком, он непременно завилял бы коротким хвостиком, колотя им по ковру и выбивая из того мелкие частички пыли. В глазах его загорелась искорка надежды.
— А сейчас... Рядовой, слушай мою команду! Сейчас ты спустишься вниз и принесешь мне две банки холодного пива.
Тот разочарованно надул губы.
— Возражения не принимаются. Напр-р-раво, кругом! Шагом марш! — скомандовал Тилль.
Однако, мысль о перьях в заднице казалась соблазнительной. Он присел на край кровати и задумался, уставившись невидящим взглядом на противоположную стену и плотоядно улыбаясь. Вскоре на пороге комнаты появился сияющий улыбкой Страйфи, держащий на подносе две запотевшие банки хорошего баварского пива и доверху наполненный бокал. По секрету скажем, что он настолько жаждал повторения вчерашнего вечера, что тайком добавил туда афродизиак. Любовное средство он стащил из аптечки у Мэнсона, который в молодости слишком увлекался женскими половыми гормонами и теперь всегда стремился быть со своими фотомоделями во всеоружии. Предстоит ему раскаяться в этом или нет, покажет время. И очень скоро покажет! Тилль берет бокал в руки, сдувает в сторону пену и делает большой глоток. Ощущение приятной прохлады растекается по его конечностям, заставляя расслабиться. Хотя нет... Не совсем прохлады. Постепенно она трансформируется в ещё более приятное тепло, которое стекает вниз, к точке тяжести. "Хм, почему это центр тяжести переместился в мой член? Что происходит?" — задумывается ненадолго Тилль, но вскоре отбрасывает эту мысль прочь. Пульсирующее тепло, вызываемое потоком крови, приливающей к члену, становится все сильнее. И невозможно думать ни о чем, кроме секса. В этот момент Тилль бы с удовольствием присунул даже дырке от бублика или свернутому в трубочку журналу, но, к его счастью, рядом есть Страйфи. Из последних сил он призвал его, поманив рукой и от волнения перейдя на родной язык:
— Mein Herz brennt!
— Wirklich?
— Hilf mir, bitte! — умоляюще хрипел он.
— Jawohl, mein Herr! — с готовностью отозвался Страйфи. Долго ломаться он не собирался.
Он запрыгнул на своего любимого медведя, и начал торопливо стаскивать с него одежду. Затем, в два счета раздевшись сам и оседлав его, начал готовить себя, засовывая поочередно то два, то три смоченных слюной пальца в свое анальное отверстие, поскольку отдавал себе отчет в том, что огромный прибор его господина с первого раза вполне способен порвать его не слишком растянутую дырку. Внушительный член герра Раммштайна возвышался, как маяк, посреди волнистых темных волос. Тот нетерпеливо зарычал и, схватив парня сильнее, практически заставил его насадиться на него. Страйфи ахнул от боли. Первые секунды он пытался вырваться, но его крепко держали на месте. Боль накатила горячей волной, но вскоре в ней появились проблески удовольствия. Постепенно он начал двигаться, наращивая темп и получая одобрительные шлепки по попе от Тилля. Через пару минут оба кончили. Усталые, мокрые от пота, но довольные, они легли рядом.
— Пять баллов за понятливость и быстрое раздевание, рядовой. — И он шлепнул лежащего рядом на животе Страйфи по заднице.
— Можем повторить, если ты уже готов, — и юная белокурая бестия кокетливо поглядела на него.
***
А вот в соседней спальне практически тем же самым занимался дядя Мэнсон. Распластавшись на кровати в расслабленной позе, он сквозь полуприкрытые веки наблюдал за тем, как трудится над уборкой его комнаты высокая стройная горничная по имени Андрей Пежич. Уборка давалась
ему ей да какая разница нелегко. Пыль и грязь никак не собиралась исчезать с горизонтальных поверхностей, норовя оставить серые разводы.
— Я не создан для этой работы. Я создан для любви! — захныкал наш мальчик, надеясь вызвать сочувствие.
Как показывала текущая практика, стратегия нытья не была очень успешной, но фотомоделями становятся не из-за ума, так что смиримся с глупеньким недальновидным Эндрю и проследим, что будет дальше. А что дальше? Мэнсон приоткрыл один глаз, покосившись на криворукого уборщика, и критически оценил потенциал его предельной полезности. Но мысли по поводу дальнейших действий никак не желали собраться в кучку и разбегались. "Это все из-за абсента, Мэрилин!" — шепну я ему по секрету, но он не услышит меня. Титаническими усилиями он пытается сконцентрировать взгляд на своей горничной, обмахивающей своей метелкой его зеркало и столик.
— Ты, конечно, скажешь, что у меня руки из задницы, но... — продолжал щебетать парень-фотомодель, но он его уже не слушал.
— Из задницы... Хм, а что? Это мысль... — задумчиво протянул Мэнсон, вглядываясь сильнее. — Ну-ка, дай сюда эту метелку. Ручка довольно тонкая. Что ж, это нам подходит. Иди сюда, птенчик!
Глаза горничной были широко распахнуты: кажется, он тоже догадался, куда хотят ему засунуть эту вещь. И представленная перспектива его очень, очень не обрадовала. Он рванулся, оставляя кружевной передник и метелку в руках у Мэнсона, и трепетной ланью — а точнее, неаккуратным оленем — поскакал вниз, подальше от спальни мистера Ужаса. И зря, поскольку тот не мог оставить свой замысел незавершенным. Преодолев силу тяжести, приковывающую его к кровати, он поднял свою тушу и тоже последовал вниз, устрашающий, как Вий, которому пока не успели поднять веки.
Сейчас мы спустимся вниз, в подвал. Здесь темно, мрачно и сыро. С потолка каплет роса, выступающая каплями на серой неровной поверхности железобетона, временами даже зашиворот нашему следующему герою, Мэрилину. Он тихо ругается, оглядывается и продолжает всматриваться в полумрак. Где же спрятался противный мальчишка?
— Иди сюда, заяц, — приторно-сладким голосом злой ведьмы, ищущей детишек в пряничном домике, говорит он. — Что ж ты прячешься? Подразнил и убежал. Хорошие мальчики так не делают.
— А я не мальчик! — раздается нежный, но слишком низкий для девушки голосок.
Он доносится откуда-то сбоку, и Мэнсон оборачивается туда. Глаза его с разноцветными линзами начинают фосфорически светиться, как у кота, высматривающего мышку во тьме. Если бы у него были усы или другие локаторы, они бы непременно шевелились сейчас, пытаясь выведать местоположение сбежавшей от него красотки-фотомодели.
— Мальчик, девочка. Какая, в жопу, разница? — риторически отвечает Мэрилин.
Когда взгляд, в конце концов, привыкает к полумраку, он начинает смутно угадывать контуры притаившейся в дальнем углу высокой тонкой фигуры. "Ага!" — говорит он, и, сжав в одной руке метелку, а в другой ружье, начал приближаться к нему. Ну, ладно, шучу, какое ещё ружьё? Другой рукой он придерживался за стенку, чтобы не упасть, так как был с похмелья.
— Сейчас я до тебя дойду, птенчик, и тебе придется ох как несладко, — пообещал он.
— Ни за что. У меня есть вот эта штука, и я не собираюсь сдаваться! — в руках фотомодель сжимал ручку швабры и моток бельевой веревки. — Я свяжу тебя и убегу.
— Куда? — фыркнул Мэнсон. — В свою розовую страну, где светит радуга и танцуют единороги?
— Хотя бы! — испуганно пискнул тот.
— Ну что ж. Я отпущу тебя, давай только на прощанье сыграем в одну игру.
"Это уже какая-то сцена в подземелье у Горлума получается!" — подумали вы, и совершенно справедливо. Но продолжим.
— И ты меня отпустишь?
"Если ты сможешь уйти, хе-хе!" — подумал Мэня, но вслух этого не сказал.
— Да-а, конечно, отпущу.
— И что нужно сделать?
— Эта крайне увлекательная игра называется "Олень". Нужно сложить руки руки на лбу — вот так, крест-накрест, ладонями вверх. Ага, правильно делаешь.
— Олень? Гламурненько, — пропищала наша красавица, следуя советам Мэнсона.
Многие из вас, должно быть, уже догадались, что вслед за этим последовало закономерное завершение "Оленя". Те же невинных юных личностей, кто до сих пор не осведомлен о жестоких подробностях этой игры, я пожалуй, оставлю в приятном неведении, скажу только, что оно в итоге заставило Андрея пошатнуться, а затем полностью сбило с ног.
— Ну что, ты уже увидел единорогов? Отзовись, зайчик, а то я волнуюсь, — заботливо осведомился Мэнсон, приподнимая Пежича за бедра, раздвигая его ноги и собираясь засунуть-таки метелку ему в попу. Тот болезненно вскрикнул, но тут же замолчал, как только Мэня немного пошевелил ею и задел простату.
— Ах! Кажется, да! — простонал наш птенчик.
— Отлично. А я тут как раз приделал тебе оригинальный хвостик, чтобы они приняли тебя за своего, и ты чувствовал себя там как дома!
— О мой бог! Правда? Как я счастлив! Ну, я полетел!
С этими словами он ускакал прочь, в прекрасную розовую страну своих грёз. Мораль сей истории будет такова: видите, как опасно сильно падать и ударяться головой об каменный пол?
