Невольница, которой не нужна свобода

Большое просторное помещение, в котором находилась дочь небезызвестного янинского паши Гайде, потрясало воображение своей роскошью. Белое полотно комнаты закрывало начищенный дубовый паркет. Повсюду стояли софы, накрытые красным и желтым сатином, отороченным золотой бахромой, на полу лежали шелковые подушки. Кресла и диванчики окружали полированный стол. На стенах висели картины, обрамленные турецкими надписями, сделанными золотыми буквами по черному бархату. Потолок покрывали причудливые росписи. Роскошная портьера скрывала от посторонних глаз вход, на ее розовом фоне выделялась султанская тугра. Несмотря на окружающую ее роскошь, молодая девушка, по сути, совсем еще девочка, на вид ей нельзя было дать больше двенадцати лет, выглядела подавленной. Казалось, что тень омрачила это нежное личико и не услащали взора молодой невольницы ни парча, ни шелк, ни бархат. Певчей птице никогда не будет сладка неволя, даже если эту птицу по воле великого владыки поймали в райском саду и поместили в золотую клетку, чтобы услаждать взоры царствующих особ. Несмотря на свою красоту, качество отделки, дороговизну металла – клетка останется клеткой и никогда не станет для певчей птички родным гнездышком. Гайде ощущала сейчас себя такой птицей. Ее жизнь, праздная и беззаботная в раннем детстве была разрушена. Ее хрупкий мир треснул на мельчайшие осколки и чужие грубые люди растоптали все прекрасное и нежное, что было у нее. Осталась одна только память. Воспоминания, которые она увидела взором духовным и надежно сохранила в своем сердце навсегда останутся только с ней. Над ними не сильна чужая власть и чужая воля, тело же ее больше ей не принадлежит. На протяжении тех нескольких лет, что она провела у богатого армянина, ее обучали и воспитывали, готовили к той роли, какую надлежало ей занять. Воспитывать человека, это все равно, что бросать семена в землю. В Гайде вырастили скромность, кроткость, неперечливость, покорность – те качества, которые необходимы для невольницы. Она видела много зла, ее глаза пролили немало слез, и, тем не менее, что-то еще несломленное оставалось в Гайде. То, что позволяло ей по-прежнему называться дочерью великого Али-Тебелина. Сидеть в тишине наедине со своими мыслями было невыносимо. Гайде находила свое утешение в музыке. Звуки лютни казались ей утешающими и вселяли надежду. Музыка надежней слов. Играть, девочка научилась еще будучи на воспитании у богатого армянина. Эль-Коббир, так звали купившего ее, сделал все, чтобы воспитать из малышки достойную невольницу для султана, поэтому в основе ее обучения было не только умение быть покорной. Ее так же учили языкам, пению, танцам. Чем больше умеет невольница, тем выше она ценится. Хотя полученное ею образование едва ли можно было назвать качественным. Ее знания должны были служить одной цели – услаждению великого падишаха. И потому девушки сохраняли некоторую наивность. Невольниц никогда не посвящали в такие вещи как политика или экономика, обучение к математике сводилось к минимуму и потому ничто не мешало падишаху блеснуть эрудицией. Утешающие звуки музыки разлились по всей комнате, нежным голосом Гайде запела красивую, но грустную песню, но почти сразу музыка была остановлена. В комнату вошла Бусайна. Это была красивая молодая женщина, лет восемнадцати. С Гайде они здесь находились на равных правах. - Гайде! – сказала она, обращаясь к девушке. - Мне приказали позвать тебя. Тебя ожидает господин Эль-Коббир. Девушка оставила лютню, и, схватив тончайшее покрывало, лежащее рядом, прикрыла им волосы и покинула комнату. Эль-Коббир ждал ее. - Гайде, великий падишах оказал тебе милость, купив тебя. Но с этого момента у тебя другой хозяин. Он выкупил тебя за прекрасный редчайший изумруд. Тебе придется сильно постараться, чтобы оправдать его стоимость. Услышав о своей продаже, девушка издала удивленный возглас и вопреки всем полученным наставлениям позволила себе то, что раньше ей было непозволительно – заговорила без разрешения. - Кто же он? – спросила она с волнением, которого не могла скрыть. Армянин нахмурился, но, поразмыслив, все же решил удостоить невольницу ответом. - Знатный иностранный вельможа. Его имя граф Монте-Кристо. Тебе следует собраться. Сегодня же ты уйдешь. - Постой, я хотел бы взглянуть на нее, - раздался вдруг мужской властный голос. В комнате, где находились Гайде и Эль-Коббир, появилось очередное действующее лицо. Гайде, находясь в состоянии неукротимого волнения, сделала небольшой шаг вперед, чтобы лучше рассмотреть незнакомца, в собственность которого она должна теперь была перейти. Это был мужчина, которому на вид можно было дать около тридцати пяти лет. Он был достаточно высокого роста, крепкого телосложения с лицом решительного, уверенного в себе человека. Глаза, показались Гайде холодными, как гладь зеркала. Но больше всего невольницу поразила мертвенная бледность этого человека, совсем нетипичная для ее родины. Граф в свою очередь с не менее пристальным вниманием изучал девушку. Казалось, его взор пронзает ее насквозь и читает самое сокровенное. Что скрыто в глубине сердца. Их взгляды встретились. Но этот мимолетный поединок был проигран Гайде. Не выдержав его пронзительного взора, девушка смешалась и в смущении опустила взгляд. На ее щеках запылали розы, пальцами она вцепилась в фередже, не поднимая глаз мня и теребя ткань. - Все ли документы готовы? – спросил граф, отведя взгляд от смутившейся невольницы. Эль-Коббир засуетился, доставая необходимые бумаги. Он явно стремился выслужиться перед знатным вельможей. - Вот ее свидетельство о рождении и крещении, - он подал документы графу. – А вот, свидетельство о продаже, о котором вы просили. Печать его величества уже проставлена. Граф принял документ и мельком его смотрел. Видимо удовлетворенный написанным, он сухо кивнул. - Хорошо. Я забираю ее сейчас же. Так была улажена последняя формальность. Впрочем, как позже смогла убедиться Гайде, где бы ни появлялся граф, он всегда быстро и успешно решал свои проблемы. Люди стремились услужить ему, и его малейшие желания исполнялись со скоростью, поражающей людей непривычных. Не прошло и получаса, как она уже ехала вместе с графом в карете, запряженную лошадьми, такими превосходными, что казалось, словно они не мчатся, а летят на крыльях. Завороженная и напуганная столь быстрой скоростью, взволнованная столь внезапными переменами в ее судьбе, Гайде молчала, лишь изредка бросала на своего повелителя быстрые, пылающие взгляды, которых сам граф, казалось, абсолютно не замечал. Он был погружен в свои размышления, и отвлекся от них, лишь услышав нежное ровное дыхание своей спутницы. Невольница крепко спала, сраженная тем самым сном, какой бывает только в юности. - Совсем еще дитя, - прошептал Монте-Кристо слегка качая головой. - Amabile opus* Карета продолжала лететь по своему пути, унося прочь графа и его невольницу. Гайде спала и улыбалась во сне, даже не предполагая, что этот совсем чужой человек, с холодным взглядом и суровым лицом скоро станет для нее роднее и дороже чем родной отец. * Amabile opus — (лат.) милое созданье