"Когда менестрель берет в руки клинок..."

- Мрачно. То ли дело у нас, в Ривенделле, где солнце сверкает, озаряя верхушки и кроны деревьев. Где легкий ветер треплет волосы, а слух ласкает журчание воды. - Линдир медленно спустился с холмика. Леголас, присевший на нижних ветках ясеня, встал и легким шагом пошел за ним. Зоркий Трандуилион увидел у своего спутника эльфийский клинок, который тот неумело прятал в ножнах за поясом. - Когда менестрель берет клинок в руки, - сказал он, усмехнувшись, - то лютня сгорает в огне. Линдир испуганно обернулся. - ... Наверно поэтому я пошел в воины, а не в менестрели! - закончил Леголас, смело запуская правую руку за спину спутника и вынимая клинок. Линдир отшатнулся, увидев обнаженное лезвие. - Отдай... - несмело и неуверенно сказал он. Леголас поднес клинок к глазам. - Искусная работа ривенделльских эльфов, - сказал он, внимательно его рассматривая и вертя в руках, - легкий, изящный, с удобной рукояткой, легко метать. Полезен как в дальнем бою, так и в ближнем. Клинок, который достоин эльфа-воина. Но не менестреля! - добавил он. - Отдай, - Линдир протянул руку. - Леголас, верни его мне. - Зачем он тебе? - Леголас взял лезвие двумя пальцами за кончик и опустил рукоятку вниз. - Чего ты боишься? - Я не боюсь, - коротко ответил Линдир. - Я ничего и никого не боюсь. Просто отдай его мне. - И все же... Зачем? - Зачем тебе лук со стрелами и два кинжала?! - рассердился Линдир. - Считай, что и я взял клинок с теми же мыслями. Отдай, Леголас! Немедленно! Леголас, снисходительно улыбнувшись, вернул клинок другу. Линдир воткнул клинок обратно в ножны на поясе. - Тебе ничто не угрожает, - сказал принц Лихолесья. - Я здесь, и хвататься за клинок в случае опасности не стоит. - Я и сам могу себя защитить! - огрызнулся Линдир с несвойственной ему злостью. - Не такой уж я и слабый, как ты думаешь! - Когда менестрель берет в руки клинок, то лютня сгорает в огне, - повторил Леголас, ловко прыгнув на ветви дерева. Линдир поднял голову, смотря на него. - И я не хочу, чтобы мой друг из певца превратился в безжалостного воина. - Жалость мне не чужда. Никакая жалость не чужда эльфам, - сказал Лин с каплей гордости. - Так что... Безжалостным я не стану, будь уверен. - Возможно, - согласился Леголас. - Но исчезнет... - Он ловко спрыгнул, - вся кротость... Линдир стал отходить, поскольку Лас медленно надвигался на него. - Вся внутренняя любовь... Линдир уперся спиной в ствол дуба, а Леголас - руками в этот ствол. - Вся нежность, которой нет ни у каких эльфов, кроме менестрелей, - ласково сказал он, пальцем проводя по его лицу. - Внешне нет, поэтому вы так красивы. Не такие, как все остальные. Поэтому не хочу я, чтобы ты брал в руки клинок и орудовал им. Я хочу видеть тебя таким, какой ты есть сейчас, Линдир... - Значит, и тебе не чуждо все это... - сказал Линдир, с трепетом ощущая, как руки принца распутывают умело заплетенные косы сзади. - Не чуждо... - подтвердил Леголас. - Но не внешне. А у тебя есть. Этим ты и отличаешься от меня. Не теряй то, что ты сейчас имеешь... Не стоит становится таким, как я. Не отрицай, я знаю, что ты давно этого хочешь. Не надо... - А может это была не моя воля, - ответил Линдир грустно. - Может я столетиями мечтал клинком махать, стоя с тобой спина к спине. А вынужден петь. О том, что видел или нет. - Тогда, - Леголас легкими пальцами снял серебряный ободок с головы менестреля, - я бы не любил тебя. Ты бы не любил меня. И никто бы из нас не желал бы друг друга. И были бы мы одинаковые. Оба хороши в бою, но невежливы в чувствах. А сейчас, - он бесстыдно запустил руку под одежду, расстегнув несколько пуговиц, - невежлив только я один... Линдир закатил глаза, кончики его острых ушей немного покраснели. Прикосновения Леголаса всегда были приятны. Трогая его, он словно касался его души, ее самых заветных и тайных уголков. Словно от его рук ничто не могло укрыться. Леголас нетерпеливо сдернул серебряную застежку и стащил с плеч Линдира шелковую накидку. Все эльфы, особенно эльфы Ривенделла, любят такие накидки, которые струятся за ними по земле, словно часть их тела, а не часть одежды. Накидка с шорохом упала на примятую листву. Леголас запустил одну руку в волосы менестреля. Линдир, кусая бледные тонкие губы, провел руками по дереву, кончиками пальцев ощущая твердую, неприветливую кору и пульсирующую под этой корой жизнь. Леголас прижал его к себе. - Такое ощущение, будто ты еле живой... - тихо сказал он. Линдир действительно так выглядел: полузакрытые, закатившиеся, как в лихорадке, глаза, чуть приоткрытые, бледные губы, едва заметное дыхание, откинутая назад голова словно не держалась на плечах, а слабое обессиленное тело, которое Леголас держал в руках, было похоже на большую куклу. Линдир слабыми пальцами взялся за ремень Леголаса на поясе. - Ты знаешь, - тихо проговорил он, уже едва держась на ногах, кое-как цепляясь левой рукой за кору, - я всегда словно растворяюсь, когда чувствую твои прикосновения... Леголас, чуть улыбнувшись, уложил его на траву. Линдир, тяжко вздохнув, положил затылок на извивающийся корень, чувствуя пальцами прохладную росу на траве. Леголас скинул с себя ремень, расстегнул одежду и присел на бедра менестреля, отчего тот вцепился пальцами в траву. - О Эру... - прошептал Линдир, чувствуя, как под ногти забивается сырая черная земля. - Так ведешь себя, - усмехнулся Леголас, гладя его тыльной стороной ладони по груди, - словно в первый раз... - Для меня каждый раз, словно первый, - тихо ответил Линдир, стараясь не смотреть на принца. - И вряд ли я когда-нибудь сумею вдоволь насладиться тобой так, как ты наслаждаешься мной. Трандуилион ласково улыбнулся и коснулся шеи менестреля. Он любил это кроткое изнеженное создание, напоминающее утонченный хрусталь. Любил и владел им. А Линдир был готов идти за ним в огонь и в воду, не страшась ничего. Он каждый раз впускал его в себя без сопротивлений, без сожаления, тихо скуля и извиваясь под ним, разрывая траву и говоря что-то бессвязное. Но от этого он делался еще прелестнее, чем был. Такой беспомощный, кроткий и подчиняющийся только ему. Линдир тихо охнул, почувствовав принца в себе, а тот начал размеренно в нем двигаться. Шуршала листва, терзая слух и заглушая легкие стоны и едва слышные вскрики Линдира, который вцепился в плечи Леголаса. Он чувствовал его в себе, как тот двигается в нем, легко и плавно, не причиняя боли. Мысли у Линдира путались, превращаясь в бесформенное нечто. Они вдвоем сливались в единое целое. Разум, всегда ясный и чистый, теперь отказывался служить, да и мозг словно решил оставить тело и больше им не управлять. Руки не слушались, ничто не слушалось кроткого менестреля. Одна только душа внутри ликовала и радовалась. Радовалась тому, что происходило с телом, пила наслаждение, даруемое принцем Лихолесья. Линдир лежал, словно в забытьи, лишь короткие и легкие стоны-вскрики давали знать о том, что сейчас с ним происходит, что он испытывает, чувствует. Леголас прижался губами к его губам, проникая языком внутрь. Линдир охотно его пустил, отвечая на поцелуй. Тело становилось слабее с каждым новым толчком. Голова менестреля металась то туда, то сюда, словно на пуховой подушке, не зная, как еще больше получить наслаждения, он подался вперед. Леголас шумно дышал ртом, облизывая пересохшие губы, делая толчки более резкими, проникая глубже и глубже, запуская пальцы в шелковые волосы менестреля. Линдир взвыл, сам не зная от чего. То ли от наслаждения, то ли от того, что Лас его случайно сильно дернул за волосы и выдрал у него несколько волосков. Все происходило как всегда: сначала медленно и более нежно, затем резко, немного грубовато, но более страстно. Линдир, ощущая на груди жаркое дыхание любимого и желанного эльфа, зажмурился, чувствуя как теплая жидкость выплескивается в него. Та же жидкость стекала и на жухлую листву. Леголас встал, бегло застегиваясь и тяжело дыша. Линдир, накрыв себя своей же накидкой, остался лежать на спине, обессилено раскинув руки и закрыв глаза. Вид его был очень странный, но одно Леголас знал наверняка: Линдир был удовлетворен, об этом говорило его безмятежное и умиротворенное лицо. Леголас, затянув пояс потуже, прилег рядом с ним и, вытянув длинные ноги, уперся ими в корни дерева. Линдир положил ему голову на грудь, чувствуя под щекой изысканный шелк, а под ухом - частое сердцебиение эльфа.       Вот они - двое Перворожденных, бессмертные Дети Единого Эру Илуватара - расслабленные, уставшие, напившиеся ласки и любви по самое горло. Один - золотоволосый, светлоглазый, гибкий и зоркий, легкий и чуткий, мгновенный и проворный. Другой - темноволосый, кареглазый, кроткий и беспомощный, в руках своего дорогого друга, который стал для него чем-то бОльшим. Даже больше, чем просто любимым... Леголас смотрел на него сверху вниз, а затем снова смело запустил руку за спину и вытащил клинок. В другой раз Линдир среагировал бы мгновенно, но не теперь. Он поднял руку, но тут же опустил ее, ведь у него совсем не было сил. - Воткни обратно, - слабо попросил он. Леголас усмехнулся, проводя пальцем по острию. - А ты пообещаешь, что не будешь им пользоваться? - Условие поставить мне решил? - Линдир устало вздохнул, смотря на свои ногти, под которые забилась черная земля. Будь то человек, он немедленно стал бы очищать их, но что эльф... Эльфы любят и охраняют природу. Каждая часть ее всегда находится в них самих. - Нет, не условие, - невозмутимо сказал Леголас. - Это просто моя самая большая просьба. Я не думаю, что она сложна для тебя, Линдир. Я хочу слушать твое ласковое пение, а не свист твоего клинка, когда он будет рассекать воздух. - Знаешь, это как-то странно. Я тоже должен уметь защищаться, а я сейчас слабее бескрылой птицы, - Линдир слабыми руками прижался к эльфу. - Но если ты просишь... Хорошо, я не воспользуюсь им. Отдам Владыке Элронду. Где-то вскрикнула птица. Леголас резко вздернул голову, но не поднялся. - Как думаешь, - Линдир взглянул на него, касаясь пальцами шелковый золотых волос, - благословил бы нас Эру?... - Не знаю, - честно ответил Леголас, провожая вскрикнувшую птицу задумчивым взглядом. Уже смеркалось и тени накрывали и без того темное Лихолесье. - Да и кто может знать, кроме самого Илуватара... Линдир вздохнул. - Лас... Скажи мне, только честно... Почему ты выбрал именно меня? В Ривенделле ведь столько менестрелей, по пальцам не перечесть, в том числе и девушек, а ты из всех выбрал именно меня. Почему? Леголас проникновенно улыбнулся. Линдир смотрел на него покорным, ласковым и терпеливым взглядом, ожидая ответа. Он коснулся его тонких губ. - Когда тебя я увидел, мгновенно все остальные стали мне неважны. Ты со своей лютней в красивых руках, твой звонкий голос, твои песни... Кто-кто, а я устоять не смог. Никогда бы не смог. Непорочный цветок, никем не тронутый... Все остальное перестало быть хоть сколько-нибудь важным. И я перестал замечать кого-то, кроме тебя. Ты запал мне в душу. Твой голос... И твоя песня... "Когда менестрель берет в руки клинок"... Они и ты навсегда останутся в моем сердце. Линдир покорно закрыл глаза, проводя по талии туда и обратно, чувствуя под пальцами мягкую изысканную ткань. - Теперь ты мне скажи, почему пришел, когда я тебя позвал? Ведь ты знал, что так все обернется, - промурлыкал Леголас, чувствуя как скользят руки менестреля. - Вовсе нет, - тихо ответил Линдир. - Мой долг, моя обязанность - идти к тем, кто меня зовет. Я подошел бы к любому. - Хорошо,- согласился Леголас. - Тогда я поставлю вопрос по-другому. Почему ты решил отдать мне себя и свою любовь? Я не просил. - Но ты был не против, - ответил Линдир, касаясь пальцами руки, словно играл на лютне. Леголас прищурился. - Сказал так, словно спишь со всеми, - холодно сказал он. Линдир сжал его пояс. - Ты хотел меня. Ты любишь меня. Ты позвал меня ночью, захотел остаться со мной наедине. Знай, Леголас, я почувствовал. Битвы это, может, и хорошо, но они притупляют ощущения и чувства так же, как и кинжалы. Не о страхе говорю и не об осторожности, их битвы только укрепляют. А о любви. Любовь и жажду ласки они затупляют. У кого-то сразу, у кого-то постепенно. И ты бы почувствовал мой трепет, когда я шел к тебе, прижимая к себе свою лютню, подавляя страх. Зачем? Зачем ты меня позвал? Для чего? Кто я такой, чтобы принц Лихолесья желал со мной о чем-то говорить? Ведь я - ничто! А ты меня позвал, и я терзал себя вопросом, пока шел. Но стоило мне тебя увидеть - я почувствовал. И стало мне легко и страшно одновременно. Я никто.... Никто. По сравнению с тобой, я ничтожен... А ты потянулся ко мне. Внутри у тебя все пылало, но снаружи оставалось спокойным и холодным. Я потому на следующую ночь и решил тебе отдать себя... Нельзя оставлять любовь без ответа. Особенно любовь эльфа. Он может умереть от неизлечимой тоски, если вовремя не спасти - не спасет ничто! Поэтому я подарил тебе себя. И после этой ночи, беспамятно влюбился, как маленький ребенок. Сколько дней и ночей корил я себя потом за этот поступок. Ничто я. Никто и ничто! Я недостоин даже дышать любовью в твою сторону, а ты был во мне. А я лежал с тобой в одной постели. Больше, чем просто лежал, я любил тебя, а ты - меня. Позор - вот что покрыло меня тогда. Позор и стыд. Настолько плохо мне было, что я уже подумывал о том, чтобы сгореть в Ородруине. Что меня останавливало... Владыка Элронд и только он, хотя он не знал. Возможно, догадывался, но мне это не ведомо. Я проклинал себя. И молил Илуватара, чтобы наши с тобой дороги никогда больше не пересеклись. Может быть, Эру специально свел нас тогда. Или же посмеялся надо мной и вновь привел тебя в Ривенделл. И снова я лег под тебя, без памяти влюбленный. Я не думал ни о чем, кроме тебя, не чувствовал ничего, кроме твоего дыхания, не слышал ничего, кроме твоих речей. Как и в первый раз я потерял разум, когда остался с тобой, когда ответил на поцелуй и снова впустил тебя. А потом клялся себе, что больше не потеряю голову. Ошибался. Пока не понял, что терять голову я буду всегда. Теперь всегда. Я теряю себя, когда ты меня целуешь. Я не управляю собой. Я чувствовал и чувствую поныне жар твоего тела и твое желание быть со мной, любить меня и... властвовать надо мной. А я... А что я? А я рад терять разум и быть тебе покорным. Хотя знаю, все равно знаю, что я ничтожество. И все равно, назло себе, я приезжаю к тебе, прекрасно зная, что меня ждет... И я не знаю, благодарить мне Эру... или все же... Это просто его насмешка надо мной... Леголас спокойно и молча слушал менестреля, изливающего свою душу, слушал плавные переливы его нежного и тихого голоса, чем-то отдаленно напоминающие пение птиц. Леголас глубоко вздохнул. - Ничтожество... Насмешка... Как же ты строг к себе, - сказал он тихо. - Ты не представляешь, как ты ошибаешься. Я думаю, что Эру тут вовсе не при чем, да и вряд ли бы он стал насмехаться. Ты вовсе не ничтожество, Линдир. А самое прекрасное и кроткое создание, что довелось мне услышать и увидеть. Не будет никого в моей жизни более важного, чем ты. Если бы ты был ничтожеством, скажи, позвал бы я тебя? Отдал бы я себя? Нет. Ты стал тем, кого я буду желать вечно. Даже если ты подаришь мне ласку на целых сто лет, не отходя от меня, не давая мне ни минуты свободного вздоха, я буду жаждать тебя все больше и больше. Ничтожество? Не-ет. Ты не ничтожество. Ты - самое прекрасное, что видели мои глаза. И не только глаза... Он коснулся губ менестреля, словно выпивая последний поцелуй. Линдир потянулся к нему, запутавшись пальцами в золотых волосах, прижимаясь к принцу грудью. - Мне оказана великая честь, - пробормотал он, кладя голову Леголасу на плечо. - А мне кажется, что стыд меня паутиной оплетает. А ведь столько раз уже было... И каждый раз, словно первый. Теряю голову, как мальчик, а ведь мне уже далеко за двести. Леголас улыбнулся, прикрыв глаза. Правду говорят: "То, что бывает в первый раз, запоминается навсегда".       Это врезается в память и остается там до смерти. Первая битва, первый поцелуй, первая любовь... Первая постельная ласка... Как выгибался на твердом ложе Линдир, отползал на спине назад, пытаясь уйти, и невольно сам давал в себя войти. Покорный, преданный и кроткий. Он всегда был и всегда будет таким.       Менестрель устало и сонно сомкнул глаза, обнимая эльфа за талию, свернувшись комочком, как маленький котенок, под боком того, кто защитит его. Даже ценой собственной жизни.