Истинные мотивы

Эдвард Сноуден проснулся от звонка на мобильный телефон. Адвокат сообщил, что прибудет к девяти часам, и что у него хорошие новости, которые, однако, по телефону не обсудить. За всё время разговора Сноудена не оставляло ощущение, что он должен спросить адвоката о чём-то очень важном, но только вот о чём – хоть зарежьте, припомнить не получалось. Однако… Это прокол. У него феноменальная память. Без ложной скромности будет сказано. Это всегда ставили ему в плюс на уже бывшей работе. Разумеется, хорошая, даже отменная память для программиста высокого уровня обязательна, - чтобы запоминать без труда десятки вариантов кодирования, сотни возможных «ловушек» и, соответственно, вариантов их обхода, - без хорошей, тренированной памяти здесь никуда. Но и её мало, если ты не просто программист, не просто системный администратор, - ты агент разведки. Но и здесь он выделялся тоже – его способность в любой момент, даже едва проснувшись, «вытащить» из глубины памяти практически любую информацию, - поражала даже видавшее виды начальство. И вот теперь, с такими-то способностями, он не может вспомнить элементарное – то, что хотел сделать вчера, да ещё и очень важное! Как это называется? Возможно, это явление временное – виноваты усталость и нервные перегрузки. Но всё равно мало приятного. Досадливо поморщившись, Эдвард включил электрочайник, - нужно было выпить кофе, поесть и приступать к работе. На часах половина восьмого утра, в девять должен прийти адвокат, и до его прихода хотелось бы успеть кое-что завершить. Из того, что он знал и продолжал узнавать – способов для этого было множество, - можно было сделать вывод: в скором времени – возможно, что и в ближайшие месяцы, - следует ожидать не просто очередной заварушки на границе, а чего похуже, - и грозить это может чем угодно… Чайник тихо щёлкнул, выключаясь. Запивая готовые бутерброды с ветчиной и сыром крепким растворимым кофе, Сноуден снова подумал о своём вчерашнем посетителе – Иване Брагинском. Интересно, сегодня он придёт? Ведь не назвал никакого определённого дня и часа. Наверное, у него не всегда и время-то есть. Но кто же он всё-таки такой? Несмотря на явно напряжённый характер их разговора, этот русский вызывал у Эдварда даже что-то похожее на доверие и, пожалуй, некоторую симпатию. Откуда им взяться-то было, если Эдвард, кажется, накрепко усвоил: «никогда не доверяй русским, они – враги номер один»? А вчера вообще повёл себя в совершенно несвойственной манере: выложил едва знакомому человеку (о его национальности вообще можно не упоминать!) всё, что давило на него уже не первый месяц. Чёрт знает что!.. Плюс, выложив Ивану всё это, он почувствовал вовсе не досаду – вот, мол, разболтался, дурачина, перед заведомым врагом, - а неимоверное облегчение. В последние два года – после того, как Эдварда угораздило всё осознать, - у него страшно болел желудок – будто в нём плескалась густая горячая смола. Боль проходила от большого количества спазмолитиков, и поначалу, когда он ещё не понимал, из-за чего его так скрутило, - он глотал лекарства пачками. Зато когда до него дошло – он неожиданно для себя отказался от них. Почему – он и сам толком понять не мог. То ли наказать решил себя таким образом за причастность к творившемуся под маской демократии, - то ли по каким-то другим причинам, - но факт оставался фактом. К боли он привык и даже научился извлекать из неё практическую пользу: она не позволяла ему отвлекаться, то и дело напоминала – «мало времени». Так вот после вчерашнего разговора с Иваном боль утихла, - не ушла совсем, но стала заметно слабее. Хотя и заметил он это далеко не сразу – наверное, несколько часов понять не мог, чего ему привычно не хватает. Странные вещи происходят с ним с тех пор, как он оказался здесь… Но лучше об том не думать – во всяком случае, пока. Пора браться за дело. Растворив в кружке горячей воды порцию бульонного порошка, Эдвард включил ноутбук и погрузился в работу. Разумеется, нагоняй за проваленное «элементарное» поручение не заставил себя ждать. Шеф позвонил ни свет ни заря, с ходу забросал Альфреда вопросами, но удовлетворяющего ответа не получил практически ни на один и несколько минут полоскал подопечному мозги злобной отповедью. Испытывая сильнейшее желание послать своего босса далеко-далеко, Америка только скрипел зубами. Угораздило же заполучить в начальники, как сказал бы Россия, «сказочного долбо#ба». Вот лучше и не скажешь. Если с завидным упорством выставляет себя натуральным клоуном, у которого даже дробовик и тот в цветочках! А потом ещё хватает ума удивляться, а то и возмущаться, почему его именно клоуном и считают. Ругаясь, Америка выбрался из кровати и отправился в душ. Совершенно напрасно он вчера напился – уснуть помогло, конечно, но снилась такая дрянь, что лучше было бы ему вообще не ложиться. Да к тому же тягостное ощущение, преследовавшее его в последнее время, всё равно никуда не делось, к тому же ко всем неприятностям прибавилась ещё одна: разболелась голова, а во рту поселился затхлый привкус. «Как кошки нагадили», - так, кажется… Душ помог, но лишь отчасти. Собственное отражение в зеркале тоже ничем не порадовало. Бледная кожа приобрела сероватый оттенок и выглядит так, словно он не умывался неделю, хотя умывался только что. Под глазами не просто круги, а какие-то вялые припухлости, - похоже, мешки наметились, этого ещё не хватало, - а сами глаза красные, почти как у Пруссии. Только, в отличие от Гилберта, ему это подходит как корове седло. Вид в целом какой-то набычившийся, волосы мокрыми сосульками свисают на лоб… Куда это годится, он супердержава или забулдыга из подворотни? Причёсываясь, Америка пытался подвести итоги. Вчерашний визит к России оказался бесполезным, впрочем, этого и следовало ожидать. Он и шёл-то туда, особо на успех не рассчитывая, скорее для проформы, чтобы было, о чём отчитаться… Да тьфу ты, чтоб оно всё провалилось! Альфред неприязненно уставился на себя в зеркало: - А ты тоже хорош! «Отчитаться»… За кого тебя держат, до сих пор не понял? Кем ты был и во что превратился, ясно тебе? Или ещё нет? Ещё что-то поубедительнее нужно? Придурок, баран надутый! Причём, надутый во всех смыслах, - обманули тебя, как последнего кретина, использовали в своих интересах! Видеть тебя не могу! Зеркало – широкое, прямоугольное, в треть стены величиной, - и отражение Альфреда вместе с ним, - вдруг раскололось надвое ломаной серебристой трещиной. Джонс на несколько секунд замер, как будто врос в пол, затем всё-таки очухался и поспешил убраться из ванной, чувствуя, как по спине стекают струйки ледяного пота. - Вы знаете, что эта скотина собирает пресс-конференцию двенадцатого июля? - В курсе. - Нет, как замечательно: все вокруг в курсе и никто ни черта не может сделать! – начальство опять понесло. – Тогда для чего вы здесь вообще находитесь, - для красоты?! Что прикажете делать – вас всех поувольнять к чертям собачьим или самому повеситься?! Сказать, что второе было бы куда лучше, потому как ты, придурок, всех вокруг достал по самое некуда, помешала лишь многолетняя, глубоко засевшая установка: что бы ты ни думал, какие бы эмоции ни кипели внутри, - молчи. Хотя иногда держаться было совершенно невозможно. - Ты хотя бы представляешь себе, что он может наговорить? – шеф, почувствовав, что вот-вот запыхается от ярости, перешёл на ласковый полушёпот. – И чем это может обернуться? - Но мы не можем каким-то образом это предотвратить. Во всяком случае, пока. Он находится на нейтральной территории, которая формально не подчиняется России и российским законам. Да даже если бы и подчинялась… - Потрясающая наивность! – перебил раздражённый шеф. – Вы и в самом деле считаете, что российские власти не нашли бы при желании способ как-то повлиять на ситуацию?! - Я, собственно, о том же самом, - терпеливо продолжил собеседник, мысленно нахлобучивая шефу на голову ночной горшок – разумеется, с содержимым. – Русские стали необычайно наглеть в последнее время. А уж этот случай вообще за гранью. Они же нам откровенно показывают фигу, во всеуслышание, на весь мир, причём, намеренно. Решение предоставить Сноудену политическое убежище они, можно сказать, уже приняли, - только его просьба требуется. Учитывая, что деваться ему просто некуда, - сами знаете, мы перекрыли ему все возможные пути, - он их всё же об этом попросит. - Ну всё, им это с рук не сойдёт! – шеф с грохотом выдвинул ящик стола, едва не выдернув его из пазов, достал ничем не примечательный пластмассовый белый флакон без этикетки, вытряхнул на ладонь две маленькие таблетки, проглотил и запил водой из стакана. На лбу выступила обильная испарина, и он отёр её бумажной салфеткой. Отдышался и заявил: - С вами со всеми и так каждый день как на иракской границе, - теперь ещё и это!.. – прошёлся снова салфеткой по взмокшему лицу, скомкал её и швырнул в корзину для бумаг. И тяжело уставился на собеседника: - Крутись, как хочешь, задействуй, кого считаешь нужным, но чтобы пресс-конференция не состоялась, понятно? Отметив, что вопрос об экстрадиции уже не на первом месте, намного важнее не дать Сноудену наболтать лишнего, причём, любой ценой, собеседник прекрасно понял, что имело в виду начальство. Но на всякий случай уточнил: - Если я правильно понимаю… - Правильно. Иди. Потом доложи. - Но сделать это будет не так просто. - Я разве спрашивал, просто это будет или нет? Я сказал – подключай все силы и любых людей. Но результат должен быть. - Понял. - Тогда чего тут околачиваешься до сих пор? – колючий блеск в глазах начальства явственно говорил, что себе дороже будет находиться тут дальше. Когда шаги за дверью стихли, шеф ещё пару минут сидел молча, бездумно глядя на ряд разнокалиберных кубков в застеклённой витрине у стены, потом взялся за мобильный телефон «спецсвязи» во внутреннем кармане пиджака. Выйдя из кабинета, подчинённый, явно находившийся лишь на ступень ниже высшего начальства, неспешным шагом уверенного в себе человека прошёл по коридору, кивая или коротко отвечая на приветствия. Затем спустился в лифте в один из цокольных этажей и снова двинулся по коридору, вдоль безликих дверей, выкрашенных в серый цвет, - разнились на них лишь номера на маленьких металлических табличках. Из-за дверей доносились приглушенные голоса – и работающих здесь людей, и из включённых телевизоров. В подземных этажах вентиляция работала из рук вон плохо, несмотря на вроде бы новейшее оборудование, постоянно что-то барахлило по неизвестным причинам. Потому в тёплое время года духота стояла ещё та, и кондиционеры мало помогали, в холода же здесь точно так же мало помогала система отопления, - людям приходилось сидеть в верхней одежде, чтобы не замёрзнуть. К тому же постоянный гул, шедший из лифтовых и вентиляционных шахт, давил исподволь, но изрядно. В последние несколько недель здесь приходилось бывать довольно часто. Ещё поворот – и вот нужная дверь, такая же безликая, с одним лишь номером на блестящей металлической табличке. За дверью открывалось довольно просторное помещение, уставленное по периметру столами и стандартными офисными креслами. Все кресла в данный момент были заняты – шла полным ходом работа, которую недавно так громко обнародовал бывший сотрудник Эдвард Сноуден. При виде начальства со своего кресла поднялся явно старший в этом бедламе и подошёл для разговора. - Как? – коротко вопросил новоприбывший. - Не ахти, если честно, - развёл руками собеседник. – Делаем всё, что можем. Почему вы просто не позвонили? Вопрос был проигнорирован. - Мне нужно несколько минут. - Пожалуйста, но… Не обращая внимания на то, что ему говорят, неожиданный посетитель прошёл к освободившемуся компьютеру и сел в кресло. Ему понадобилось не более трёх минут, чтобы убедится: Сноуден хорошо постарался, возни своим бывшим коллегам он оставил на много месяцев вперёд. А бывшему начальству – головную боль на годы. - Продолжайте, - кивнул он администратору, теперь занимающему место Сноудена, и вышел. Ещё вчера вечером Иван Брагинский не сказал бы точно, было ли его обещание Сноудену прийти ещё раз личной инициативой или служебной необходимостью. Зато сейчас никаких сомнений на этот счёт у него не было. Вообще-то это было не особо хорошей идеей, - людям не следует знать о воплощённых странах, по крайней мере, пока. Разумеется, рано или поздно всё равно узнают – намёков уже сейчас хоть отбавляй, - но чем позднее это произойдёт, тем лучше. Достаточно того, что определённый круг людей – хоть и весьма ограниченный, - уже это знает. Правители стран, премьер-министры и министры обороны. Вроде бы немного. Но, учитывая, что воплощённых стран в мире – более двухсот, а точнее, двести шестьдесят две, - получается, что в курсе, грубо говоря, семьсот восемьдесят шесть человек. Не так уже и мало, оказывается. Конечно, странам не возбранялось, не раскрывая себя, показываться людям и даже общаться с ними. А во времена боевых действий они и вовсе находились на линии огня сами, считая это своим долгом. Однако люди бывают очень проницательны. И кое-кто способен догадаться, что перед ними – не простой человек. Случалось, что и догадывались. Когда-то давно, ещё в войну, самого Россию «вычислили» люди из дивизии, в которой он воевал под Сталинградом. Их было всего двое. Оба выжили, дожили до глубокой старости, так и не рассказав никому ничего о своей догадке… Особую категорию в плане «распознавания» составляли маленькие дети, которые, как известно, намного чувствительнее взрослых, - и ясновидящие, которых, конечно, не так много – именно настоящих, а не шарлатанов. Так что риск оказаться раскрытым был всегда. И, дабы свести его к минимуму, лучшим выходом считалось ограничить контакты с людьми. Если, конечно, таких контактов не требовала работа. Сноуден – именно работа, но ведь обязательным был только первый, вчерашний визит. Все последующие, не согласованные с начальством, - уже личная инициатива. Что самое интересное – у Ивана явно была потребность в повторном визите, и оформилась она уже тогда, когда Эдвард спросил его, не придёт ли он ещё. Почему? Этот человек вызывал у Брагинского интерес и смутное, какое-то болезненное беспокойство. Агент, пусть и бывший – вражеской разведки, в котором, возможно, проснулась совесть и желание хоть как-то загладить вину за уже сделанное. Явно его что-то гложет, такое, о чём он не может говорить. И, чтобы заглушить это хоть немного, он готов рисковать. Человек, которому всё равно до конца поверить не сможешь, но чья судьба тебе небезразлична. И, раз уж он находится на твоей земле, ты обязан его защитить. Защитить, вот именно. Частично беспокойство именно отсюда. Вчера, направляясь к двери комнаты Сноудена, Иван «сфотографировал» по меньшей мере, двоих подозрительных субъектов, околачивающихся в коридоре. Разумеется, вдвоём они не держались, крутились кто в вестибюле, кто в буфете, кто заходил в коридор и волочился вдоль дверей. Всё это в разное время, с большими промежутками, но цель их присутствия была очевидна. Конечно, пока они Сноудена не вычислили, не знают, в какой именно комнате он обосновался. Тем более он и не выходит оттуда. Но выяснить это – вопрос дней. А, учитывая, какой костью в горле бывшему начальству и Госдепу он стал, с ним наверняка не слишком нежно обойдутся. Вовсе не обязательно даже его вывозить, Иван отдавал себе отчёт, что при таких ставках Эдварда предпочтут просто убрать. Способов для этого, в конце концов, много. Негласную охрану обеспечили, само собой, как только Иван доложил о своём наблюдении Президенту. Этих «джеймсбондов» под благовидным предлогом вышвырнут, понадобится – и ускорение придадут, но всё же… Иван принял решение.