Игры с числами

Гиноза слабо выпростал руку из-под одеяла, нашарил смартфон. Высветил экран и со стоном зажмурился. Под веками остались слепяще-яркие цифры: 02-45. В доме стояла тишина, даже привычного храпа Дайма в ногах не было слышно. Гиноза разлепил мокрые ресницы, сощурился, привыкая к приглушенному желтому свету автоматического ночника. Скосил глаза влево. Увидел столик – бутылка минеральной воды, стакан. Баночка с таблетками от головной боли и очки. Под очками белел квадрат бумаги. Гиноза потянулся за ним, не отрывая свинцовый затылок от подушки. Бумажные записки вместо электронных сообщений ему писал только Макисима. Игнорируя планшет, оставлял стикеры на холодильнике, если Гиноза запирался у себя в кабинете и работал всю ночь, иногда с десяток сразу – "Передай Кейс, завтрак был восхитителен", "Выгулял Дайма, лапы вымоешь сам", "Задремал на веранде, и до меня долетел вдруг от боярышника горький и сладкий запах миндаля. Я заметил на цветах маленькие пятнышки, слегка окрашенные в кремовый цвет, под которыми, мне казалось, и должен был скрываться этот запах, подобно тому, как вкус миндального пирожного скрывается под пригорелыми его частями. Надеюсь, это не вредители", вместо подписи – кошачий усатый смайлик. Несколько раз писал самые настоящие письма; большую часть Гиноза даже не дочитывал до конца, но хранил файл со стопкой исписанных небрежными иероглифами листов в ящике стола рядом с коллекцией монет. "Спасибо за прекрасный вечер" Гиноза хмуро разглядывал смайлик, потом на всякий случай проверил, нет ли продолжения на обороте. Понадеялся малодушно, что Макисима ушел. Он часто уходил, не попрощавшись, изредка названивал с неопределяемых номеров и неожиданно появлялся снова, чтобы жить здесь, каждый вечер приезжая якобы с работы и оставаясь до утра. С приходом этой зимы он исчезал на недели. Когда Гиноза вспоминал те холодные безмолвные дни, видел себя возле дивана с ноутбуком на коленях и чувствовал запах кофе, жар камина за спиной и тревожно-сладкое, как в детстве накануне праздника, ожидание. Он наслаждался неожиданным душевным и физическим покоем, понимая, что больше такой возможности не будет. Откуда пришла эта тихая обреченная уверенность, не смог бы объяснить. Гиноза завертел записку в пальцах, прикрыл лицо запястьем. События бесконечно долгого дня и прекрасного вечера немедленно пронеслись нестройной вереницей и оборвались на абсолютно отвратительном моменте. Он со стоном открыл глаза, разгладил скомканную бумагу и бросил на столик. Вытряхнул сразу две капсулы из баночки, разжевал, морщась от горечи, открыл минеральную воду и запил прямо из горлышка. Когда боль и тошнота утихли, часы показывали три пятнадцать ночи. Сон не шел, на то, чтобы встать и проверить, у себя ли Макисима, не хватало духу. Гиноза промучился еще пятнадцать минут и вызвал Кейс. – Господин желает еще раз принять душ? – холодно отозвалась Кейс. Еще раз? Гинозе стало неуютно. Он затеребил край одеяла, сообразив, что переодет в собственную пижаму. И волосы, кажется, до сих пор немного влажные. Он припомнил, что Макисима был очень терпелив с ним, даже заботливо придерживал ему голову и вытирал рот салфеткой. Лучше бы он ушел, с тоской опять подумал Гиноза. – Нет… Спасибо, Кейс… – он провел по лбу и сжал мелко трясущиеся пальцы. – Карта. Кейс, в кармане моего пальто… – Карта памяти на столе в кабинете господина, – перебила Кейс. – Собака господина спит на своем месте. Гость господина покинул дом четыре часа назад. – Спасибо. Деактивация. Гиноза упал на подушку и закрыл глаза. Макисима вернулся девять дней назад. Сначала Дайм вырвал поводок и унесся к калитке, потом из-за ельника вынырнул дом и желтые окна на темном верхнем этаже. Гиноза остановился, выронил охапку собранных замерзших цветов. Было очень тихо, безветренно, только высоко над головой кружилось каркающее воронье. Не отрываясь от окон, он стянул зубами перчатку и зачем-то долго стряхивал с волос и пальто мелкий сухой снег. – Привет, – сказал Макисима и отсалютовал чашкой, едва не расплескав чай себе на колени. – Представляешь, Сенгудзи убили. Гиноза опустился с мокрыми очками в руке на стул, не сняв пальто. – Как убили… Он же… – Шишка-киборг? Для бобиков это не проблема. Несчастный случай на охоте, – Макисима прыснул в чашку, как будто сказал что-то смешное. – Ты что, новости вообще не смотришь? Гиноза выпутал из кармана джинсов платок и стал протирать линзы. – О таком в новостях не говорят. При чем тогда… бобики? Если несчастный… – Песик попался строптивый. Гав! – Макисима щелкнул зубами, Гиноза отшатнулся и едва не упал, но ухватился за край стола. Макисима согнулся от беззвучного смеха, вытирая костяшками пальцев слезинки. Да что с тобой такое, с тихой злостью подумал Гиноза. – Прекрасный пес-стражник оказался нашему Франкенштейну не по зубам, – пробормотал Макисима и нахмурился, разглядывая его лицо. – Ты совсем ничего не знаешь? Гиноза все тер и тер линзы, не отводя остановившегося взгляда. Макисима поскучнел, стал толкать пальцем крошки печенья по грязному кухонному столу. – У него коэффициент зашкаливал, Сенгудзи отстреливал не дронов – и не собак, Гино, не переживай; он охотился на людей, – проговорил он монотонно, как будто цитировал. Гиноза помассировал занывшее вдруг горло. – Я тебе звонил, звонил. Телефон вот купил, – Макисима ощупал карманы, как будто собирался немедленно предъявить покупку, и застыл, сгорбив плечи. Гиноза уронил руку на колени. – Полиция не ведает о настоящем убийце, равно как и о настоящем преступлении. Но ждать осталось недолго. – О каком убийце?.. Макисима помолчал. – О наблюдателе, назовем его так, – он быстро взглянул сквозь упавшие на лицо волосы. Его сухие глаза были красными, как у альбиноса, словно он не спал всю ночь. – Он перерезал заложнице горло опасной бритвой. Гиноза полез проверять свой смартфон и едва не выронил его. – Ты недоступен, – заботливо подсказал Макисима. – Наверное, батарейка села. – Откуда вы все это знаете? Про того… наблюдателя? – Рассказала моя сестренка? – с надеждой в голосе предположил Макисима и опять засмеялся. – Ты ведь у нас такой умный, Гино, придумай что-нибудь сам. Гиноза надел очки и переплел на столе пальцы. Они оба молчали, пока Кейс не зажгла лампы. – Останешься? – попросил Гиноза впервые за все время их знакомства. Макисима со вздохом кивнул, обхватил подтянутое к груди колено и улегся на него щекой. Одетый не по сезону, в одной рубашке, легких укороченных брюках и туфлях он был похож на соседа, который зашел рассказать о смерти любимой собаки. – Сочувствую, – хрипло сказал Гиноза. Макисима приподнял голову, отводя волосы. Гиноза с замершим сердцем смотрел в изумленные веселые глаза и думал: я никогда тебя не предам. – Его звали Кварк, – неожиданно сказал Макисима. – Холеный голубоглазый красавец, талисман школы. Дети, взрослые – все были от него без ума. Я нашел бритву в Симбаси, в салоне бывшей парикмахерской, она лежала в механическом сейфе и совсем не пострадала от воды. Кварк орал на весь школьный чердак. Я совершил убийство, Гино, и ничего не почувствовал. Ничего, только этот омерзительный запах... Я снял свою испорченную одежду и шел домой голым. Думаешь, кто-нибудь обратил на меня внимание? Гиноза смотрел на него, потеряв дар речи. – Ни один сканер, ни один прохожий. Все замечали не меня, они оплакивали своего любимца. Не прошло и недели, как они завели себе нового, ничем не лучше и не хуже прежнего. Всему можно найти замену. Любым отношениям, любым людям. Как ты думаешь, Гино, у тебя получится найти мне замену? Гиноза прочистил горло. – Это было… какое-то животное? Кошка? Макисима не двигался, и Гиноза напрягся. Ожидал, что Макисима напугает его теперь мяуканьем или выкинет еще что-нибудь в подобном роде. Но он просто допил свой остывший чай. – В детстве меня дразнили латентным, – осторожно поделился Гиноза. Макисима не ответил. Той ночью он остался и приснился в первый раз. Макисима трахался с Чхве; его глаза были завязаны широкой белой лентой, волосы покраснели и слиплись от крови. Чхве двигался плавно и размеренно, как маятник метронома, его пальцы крепко сжимали рукоять бритвы поверх кулака Макисимы. Это клюквенный сок, – повернув голову, сказал Макисима голосом Когами, и Гиноза проснулся, как вынырнул, задыхаясь от ужаса и нехватки воздуха. Член болезненно затвердел, сон был пугающе реальным, и непонятно было, что именно вызвало такую реакцию. Потом Макисима пришел, недовольный, растрепанный и сонный, закутанный в одеяло, которое волочилось за ним по полу, сказал, что Гиноза звал его во сне и теперь он не заснет до утра, упал рядом, обнял подушку и немедленно уснул. Гиноза приподнялся на локте и смотрел с улыбкой в спокойное доверчиво-открытое лицо. Его охватило острое сожаление, что он никогда не узнает, каким Макисима был в детстве, не сможет вернуться в прошлое, чтобы подружиться с ним, вместе читать все эти книжки и больше ни с кем не хотеть играть, не подставлять никому свое сердце. У тебя стеклянное сердце, – сказал ему однажды Макисима. Гиноза до сих пор не понимал, удостоился он тогда комплимента или его обидели. Он поворочался с боку на бок и сел, спустил ноги с постели. Потер лицо и снова взялся за смартфон. Номер телефона Когами он до сих пор помнил наизусть, но все равно не удалял из контактов. Дурная примета, – так он себе это объяснял. Он вывел на экран "черный" список, состоявший из двух имен. Во рту опять пересохло. Гиноза сглотнул горькую кислоту и высветил нижнее имя. Пальцы прыгали от волнения, зависнув над дисплеем. Он прижал ко рту кулак, опустил голову. Челка успокаивающе завесила лицо. Он накрутил прядь на палец, потянул. Да ты с ума сошел, подумал спокойно – и ткнул в экран. "Отменить". Трубка мгновенно ожила, завибрировала, принимая сообщения и уведомления о пропущенных звонках, затерянных во времени. Гиноза мелко кусал губы. Взгляд метался по дисплею. Двенадцать вызовов, почти все за последние два месяца, самый последний звонок – вчерашний. Три голосовых сообщения, все от 21 ноября, по одному на каждый прошедший год. Он со стесненным сердцем смотрел на цифры. Не шелохнулся, когда жужжание стихло, и дисплей погас. Глаза сухо горели от напряжения – он разглядывал черный экран с ужасом и отстраненным восторгом только что совершившего чудовищную, непоправимую глупость. Отчетливо представил, как уведомления о доставке сыплются ответным пиликающим дождиком и обрываются стандартным "абонент снова в Сети". Если только Когами не отключил эту функцию. Или сам коммуникатор, с трусливым облегчением подумал Гиноза, потому что сейчас глубокая ночь, и все нормальные люди… Смартфон опять ожил, принимая вызов, вспыхнули часы. Три "тройки", счастливое число. Под ложечкой вдруг засосало от необъяснимого предчувствия неотвратимой беды; потом так же быстро наваждение прошло. Он скользнул по дисплею большим пальцем. Поднес трубку к уху. – Гино? Рука дернулась поправить очки. Он раздраженно потер воспаленные глаза, охватил ладонью рот, слушая неожиданно близкое взволнованное дыхание. Перед тем как ответить, дотянулся до ночника и погасил свет.