Игры с числами

Остаток дня они провели как обычно – вместе, но бесконечно далеко друг от друга. Макисима облюбовал один из диванов у окна и дочитывал подаренную книгу лежа, покачивая босой ногой, закинутой на ногу. Гиноза работал рядом на полу, держа ноутбук на коленях и прислонившись к диванным подушкам, – почему-то так меньше болела спина. Когда за окном сгустились сумерки, и в гостиной одна за другой зажглись лампы, Макисима тронул его за плечо и жестом попросил снять наушники. Гиноза спустил их на шею, выключил грохочущую музыку. В доме было тихо, уютно всхрапывал Дайм и позвякивала посуда в столовой: Кейс с помощью дронов заканчивала приготовления к праздничному ужину. – Уже нашел "Сивиллу"? – спросил Макисима, подперев голову. Это был его обычный вопрос, на который Гиноза обязательно отвечал – в зависимости от настроения, неумелой шуткой или обстоятельными серьезными объяснениями; Макисима, обладавший удивительным даром располагать к себе людей, вытянул из Гинозы признание в самой настоящей одержимости Системой и ее поисками в первую же их случайную встречу. На этот раз он не ответил. Пальцы вернулись на клавиатуру и набирали строчки бессмысленного кода, выдавая неведомую диаграмму соматического автосканирования на трех языках сразу. Он не мог поверить, что разгадка все это время была у него прямо под носом. "Распределенная параллельная обработка данных серверами по всему городу", "Идеальная Система, неполадки в которой исключены", все эти лозунги Министерства здравоохранения не лгали. Замеры и оценка психопаспортов граждан по всей стране требовали невероятных вычислительных мощностей. Естественно, это было невозможно без распределения работы между рядом узлов. Сканеры по всему городу, авторизованные консультанты, доминаторы... Гиноза учитывал, что данные распределены по Сети, но на деле они кочевали с места на место. Единственная точка, через которую проходил каждый вид данных Системы – хотя бы единожды, без всяких исключений – башня Министерства здравоохранения. Если предположить, что там скрыта никому не известная автономная система, отвечающая за все процессы обработки и вычисления внутри "Сивилы", то все сводилось воедино. – Нашел, – наконец ответил он хриплым после долгого молчания голосом. – Не понимаю, почему об этом еще никто не догадался. – Ты же догадался. Рассказывай, я умираю от любопытства. Гиноза покраснел от удовольствия, нахмурился и пристукнул по клавише, выведя на экран картинку. – Здесь. Если все действительно выполняется одной системой, ее производительность превосходит возможности всех современных технологий. Кроме того, нет никакого смысла содержать все в одном месте. Слишком высок риск с точки зрения безопасности… Но, скорее всего, у них не было другого выхода – если существование такой системы хотели скрыть. – Хочешь сказать, Система "Сивилла" расположена в башне Нона? – Да. Вот через этот транслятор проходят все данные киматического анализа. Плюс ко всему, истинный объем потребляемой энергии в этой области скрыт. – Потрясающе… – проговорил Макисима сквозь зевок. – Я всегда знал, что ты гений. Гиноза водил пальцем по экрану. – Наиболее сильным потреблением энергии в башне обладают две зоны: вершина башни и ее основание. На крыше находится радиовышка, поэтому гигантский расход энергии вполне объясним. С другой стороны, информация о подземных уровнях недоступна даже с терминала самой башни. – Ты его взломал? – Они ничего не заметят. На карте показаны четыре подземных уровня, видите? А на старых чертежах Сенгудзи здание уходит вглубь на двадцать. Значит, "Сивилла" не на крыше. Но все это не имеет значения. Нам не попасть ни туда, ни туда. – Вряд ли внутри будет охрана кроме полицейских дронов. – Шлемы. Мы можем использовать их на ком-нибудь из латентных преступников, – помолчав, сообразил Гиноза и глянул за плечо. Макисима смотрел на него с удовольствием. Выдержал паузу и вдруг прыснул, как мальчишка. – Прости, но ты сейчас… такой серьезный. Гиноза приподнял двумя пальцами оправу и сжал переносицу, закрывая глаза. – Ни о чем больше не хочешь мне рассказать? – Нет. – Мне уйти? Ты уйдешь сам, когда я тебе надоем, подумал Гиноза. И я никогда не найду тебя. – Гино, – со смешком укорил Макисима. – Это я должен на тебя обижаться. Гиноза обернулся к нему всем корпусом. – Что? Почему? – Потому, – Макисима немного напряженно улыбнулся и без обиняков спросил: – Ты нашел мне замену? – Это мое дело. Они смотрели друг другу в глаза несколько долгих секунд. Гиноза не выдержал первым и отвел взгляд. – Ты прав, – спокойно заметил Макисима. – А я вправе обидеться на твое молчание. Но я с тобой разговариваю. Гиноза сгорбился над погасшим экраном. Между лопаток, как горячая ладонь, упирался давящий взгляд. – Нельзя войти в одну и ту же реку дважды, однако с книгами это на руку, – снова подал Макисима голос, словно продолжал прерванный разговор. Гиноза нахмурился. – Вам не понравилась книга? – Мне нравится эта книга, как понравятся тебе анемоны в твоем саду. Весной ты будешь любить эти цветы не меньше, чем любил те, что умерли осенью. – Так вы уже читали ее? – сообразил Гиноза, подавив желание обернуться. – В Осо прекрасная библиотека, иначе я бы не стал преподавать там. Ты ведь не расстроился? Не надейся, мрачно подумал Гиноза и сохранил информацию. Отключился от Сети, снял наушники, очки и потер запястьями уставшие глаза. Прижался лбом к переплетенным пальцам. На сегодня работа явно была закончена, и он не представлял, чем теперь занять себя, чтобы не думать об уходящем дне, о мертвом Мидо и слишком живом Ко. – Все, что создается плотью, умирает, как и она сама; все, что создается разумом, нетленно, как сам разум, – задумчиво произнес Макисима. – Помнишь работы Орьё Роичи? Гиноза без интереса покачал головой, но весь подобрался. Макисима задал один из тех вопросов, которые не только приводили в замешательство; за ними обычно следовали просьбы вроде "мне нужен нитроглицерин, ты ведь знаешь, что это такое?" или "найди мне хорошего патологоанатома из практикующих, у нас полчаса", как будто Гиноза был не программистом, а личной поисковой системой Макисимы Сёго. – Его дочь обучалась в нашей академии, весьма одаренная девочка. Очень страдала из-за смерти отца. Он умер от инсульта на почве недостатка позитивного стресса. Макисима с улыбкой помолчал, наслаждаясь эффектом. – Побочный эффект чрезмерной борьбы со стрессом, – вспомнил Гиноза. – Благодаря Системе его мечта о здоровом сознании для человечества претворилась в жизнь, пусть и иным способом. В итоге его миссия была выполнена, и жизнь потеряла смысл... Не боишься потерять смысл своей жизни, Гино? Гиноза не ответил. Макисима ненадолго отвлекся на свою пустяковую просьбу – отыскать латентного преступника "со склонностью к насилию из мести, возникшей на почве личных отношений" и пустился в рассуждения о смысле жизни, нимало не беспокоясь, слушают его или нет. Гиноза знал это наверняка, и дело было не только в печальном опыте с "Игрой Энджи". Макисима мог беседовать сам с собой часами, потому что не нуждался ни в ком и ни в чем, кроме собственного "я". Даже книги были для него не более чем способом убить время. Он был смертельно скучающим человеком, отвергнутым обществом. Гиноза узнал об этом благодаря случаю, который перевернул его собственную жизнь. В самом начале их дружбы, когда совместные обеды и даже завтраки стали чем-то самим собой разумеющимся, а Кейс обновила сообразно вкусам молодого преподавателя искусствоведения обстановку одной из гостевых спален, Макисима захотел обучиться основам программирования. Гиноза потратил полдня, объясняя простейшие вещи доступным, как ему казалось, языком. Он увлекся, и внезапно посреди собственного монолога с удивлением и раздражением заметил, что Макисима не слушает, а наблюдает за ним из-под ресниц – разглядывает лицо, следит за пальцами, как играющая кошка. Он сбился с мысли, и в наступившем молчании Макисима поинтересовался, зачем Гиноза носит очки, без которых прекрасно видит. В тот раз они не поссорились, но Макисиме понравилось отвлекать его от работы всяким вздором. В каждой новой размолвке Гиноза винил себя. Его уровень стресса успел вырасти на целых четырнадцать пунктов, прежде чем он догадался, что Макисима убивает скуку игрой на его нервах. Гиноза, как и раньше, находил по просьбе Макисимы самых неожиданных специалистов – от знатоков восточных единоборств до ушедших на заслуженный отдых ученых и так называемых людей искусства, обеспечивал ему полную анонимность на виртуальных переговорах, но свел все общение лишь к этим, подчеркнуто деловым, отношениям. Макисима почувствовал, что как другу ему не рады, и пропал на долгое время, а когда однажды утром как ни в чем не бывало появился на пороге, Гиноза понял, что по-настоящему соскучился. Они провели замечательный день. Пока Макисима читал, делая заметки на полях, Гиноза ползал перед разложенными на полу чертежами, заполучить которые мечтал несколько лет. Помочь ему сумел, как ни странно, Макисима, водивший дружбу с основателем строительной компании "Тейто" Сенгудзи Тоёхисой, стариком с полностью искусственным телом и удивительным хобби – охотой. Случайно об этом проговорившись, Макисима заверил, что Сенгудзи "убивает" дронов при помощи давно вышедшего из употребления огнестрельного оружия исключительно ради развлечения и туманно пояснил, что его старинный друг – фигура публичная и будет признателен, если об этой его слабости никто не узнает. Гиноза и думать о нем забыл; он вспомнил про чудаковатого охотника, когда выяснил, что компания "Тейто" строила башню Нона, принадлежавшую Министерству здравоохранения и социального обеспечения. Макисима вывалил на обеденный стол кипу лиловых от туши бумажных чертежей, устроился в своем любимом кресле перед камином и раскрыл прихваченный с работы новенький том. Спустя час возни с непривычным материалом Гиноза убедился, что подозрения его были небеспочвенны: башня Нона уходила под землю не на четыре, а на целых двадцать уровней. Это ни о чем пока не говорило и могло объясняться недочетами в работе инженеров-конструкторов или проектировщиков, но Гиноза пополнял коллекцию подозрительных мест в городе с той же страстью, с которой собирал монеты. Он отказался от обеда, а затем и от ужина, решив перекусить без отрыва от дела, чего обычно себе не позволял, и устроился за кухонным столом с сэндвичем. Пальцы левой руки скользили по клавиатуре, набирая строчки кода, словно сами собой, решения находились прежде, чем он успевал сформулировать новую задачу. Ему хотелось воссоздать обновленную башню полностью, от радиовышки до самого нижнего, минус двадцатого уровня. На это должно было уйти немало времени, но его все равно девать было некуда. Пока Макисима пропадал неизвестно где, Гиноза умудрился разобраться со всеми зависшими правительственными заказами и довести свои текущие дела до безупречного состояния. Когда Макисима заскучал и явился на кухню со своей книжкой, Гиноза отрывисто потребовал не мешать. Макисима сам приготовил себе чай, уселся напротив с вазочкой печенья и чашкой и попытался завести очередной схоластический спор, но Гиноза его не слушал, хотя из вежливости снял наушники. Он закончил часть сценария, потянулся, чрезвычайно довольный собой, и встал за минералкой. С наслаждением осушил всю бутылку, утерся запястьем и в ответ на серьезный сосредоточенный взгляд посоветовал следить не за ним, а за своим психопаспортом. Макисима улыбнулся, будто забавной шутке, и попросил принести ему портативный сканер. Спустя полминуты Гиноза сверлил взглядом цифры на дисплее и не верил собственным глазам. Почти белоснежный тон плюс ровно двадцать пять против его восьмидесяти шести и трех десятых – он сообразил проверить исправность прибора на себе. Макисима развернул его побелевшие пальцы, сжимающие сканер, и приставил датчик к левой стороне своей груди. Закрыл глаза. Его лицо было неестественно спокойным, как у мертвого. Перевернутое число на дисплее обновлялось через равные промежутки, словно сканер вел обратный отсчет. Девятнадцать, тринадцать, семь... Гиноза растерялся. Он переводил взгляд с дисплея на лицо Макисимы и обратно и ничего не понимал. Три, два. Когда замерцал "ноль", совершенно сбитый с толку Гиноза потребовал объяснений. Что это – какой-то фокус, розыгрыш? Глупая шутка. Гиноза покраснел. Он не переносил, когда над ним смеялись, некрасиво терял контроль над собой и прекрасно знал об этом, но ничего не мог поделать. Макисима молчал. Гиноза бросал в его спокойное лицо какие-то грубости, размахивая злосчастным сканером; даже, кажется, повысил тон и опустился до оскорблений. Сдернул очки, чтобы протереть, и тут же забыл о них. Его всего перекрутило от злобы, по-детски искренней зависти и обиды. Гиноза давно подозревал, что Макисима латентный преступник, наслаждался этим знанием и собственным превосходством, и сейчас чувствовал себя обманутым. Макисима открыл глаза и заткнул ему рот – плавно и точно вскинутой рукой. Толкнул к холодильнику. Гиноза стукнулся затылком, спиной и выронил сканер. Не отпуская его, Макисима положил левую руку ему на пах. От неожиданности и нелепости происходящего Гиноза не сопротивлялся. Безмолвно таращась, коротко выдыхая носом, он позволил трогать себя через ткань брюк. Макисима улыбнулся и отнял ладонь ото рта. Обвел раскрытые губы и втолкнул два сложенных вместе пальца. Гиноза обмер от изумления и ужаса, хотел высвободиться, но рука внизу прижалась теснее – и он понял, что возбужден. Пальцы Макисимы проникали в рот медленными скользящими толчками. Он не двигал давящей на пах ладонью и неотрывно смотрел в глаза. Щеки Гинозы горели, как от пощечин. Никто раньше не прикасался к нему так, не делал с ним… такое. Он не понимал, что происходит, но напряжение таяло с каждой секундой. Расслабленно, едва осознанно он шевельнул языком, лизнул твердые подушечки. Неловко, с замирающим сердцем, пососал. Хороший мальчик, – прошептал Макисима, уступая инициативу, позволяя самому забирать глубже, двигая головой, облизывать и снова сосать с почти неряшливой жадностью. Пальцы Макисимы пахли его любимым бисквитом. Сам он словно не имел собственного запаха, как дистиллированная вода, даже духи на нем не изменяли свой чистый оттенок. Интуитивно не прикасаясь к его запястью, Гиноза завел руку за спину, прижал дрожащую ладонь к обшивке дверцы. Расслабил плечи, ощущая во всем теле звенящую легкость. Он впервые видел так близко лицо Макисимы и не опускал потяжелевшего взгляда, хотя это давалось нелегко. С тихим отстраненным удивлением, словно внезапно прозрев, Гиноза понял, что Макисима красив. Чистая кожа, резкие, почти хищные черты, изящно-женственный изгиб верхней губы, уголки рта слегка опущены. Пряди очень светлых, почти седых волос, в беспорядке разбросанных поверх небрежно расстегнутого воротника, казались скользкими, как шелк. Глаза будто светились изнутри, но были холодными и напоминали замерзший вересковый мед. Когда Гиноза был готов кончить, Макисима с той же улыбочкой убрал и ладонь, и пальцы. Неторопливо вытер об его футболку. Гиноза остался стоять с раскрытым ртом, униженный, заведенный до предела, с забытыми очками в дрожащей руке. Он был готов провалиться сквозь землю от стыда, но мог думать только о том, что хочет еще. Макисима подобрал сканер, небрежно приставил, замерил коэффициент и продемонстрировал результат: семьдесят пять и восемь десятых. Тон очистился, сменив оттенок с темно-голубого на цвет морской волны. Гиноза ошеломленно молчал. Макисима приложил ладонь к его неровно вздымавшейся груди и сказал, что причина всех проблем не здесь. И даже не здесь, – рука снова легла на пах, и Гиноза, глотая стон, вжался в дверцу холодильника. Макисима задержал ладонь ровно на столько, чтобы снова заставить балансировать на самом краю оргазма, отпустил и вернулся к прерванному чаепитию с таким видом, будто не случилось ничего из ряда вон выходящего. "Не здесь и не здесь"... А где? – выговорил Гиноза. Жуя кусочек размоченного в чае печенья, Макисима аккуратно опустил чашку на блюдце и постучал пальцем по виску. Объяснений он так и не получил, но впервые проспал шесть часов подряд – после того, как заперся в ванной и торопливо довел себя до разрядки способом, к которому не прибегал уже давно, предпочитая контролировать половое влечение одобренными "Сивиллой" методами. Макисима не возвращался к этой теме, и следующий шаг спустя неделю мучительных колебаний пришлось сделать Гинозе. Выяснилось, что Макисима не видит ничего для себя интересного ни в виртуальном сексе, ни в интимных отношениях в реальности; но он с легкостью согласился избавлять Гинозу от напряжения с помощью "позитивного стресса", как сам это называл. Подвергание стрессу постепенно превратилось в своеобразный ритуал, и со временем Гиноза перестал проверять свой тон трижды в день и даже отказался от рекомендованной министерством здравоохранения профилактики и визитов к виртуальному психологу. Изумляясь собственному падению, он с отчаянной решимостью приговоренного отдавал Макисиме все, что тому было нужно – не физическая близость, не власть над его телом, а безграничная власть над его волей. Именно это позволяло сбрасывать чудовищное напряжение и улучшать оттенок, иногда вовсе не получая физиологического облегчения: осознание, что от тебя ничего не зависит, полная беспомощность и подчинение. Освобождение и очищение через самоуничижение, добровольное насилие над собой, от которого Гиноза, попробовав раз, не смог отказаться. Это напоминало зависимость от визуальных наркотиков – они давали видимость того же эффекта; латентные преступники злоупотребляли ими, вызывая у Гинозы стойкую неприязнь, несмотря на собственную причастность к производству и сбыту. Сейчас он ненавидел себя, презирал за слабость – и как никогда был в себе уверен и умиротворен. Он привык жить в мучительном и сладком ожидании и боялся не своей зависимости, а того, что однажды Макисима так же легко, как появился, исчезнет из его жизни. Возможно, он даже был счастлив – почти. Где-то глубоко внутри, после страха потерять Макисиму, зрело другое, пока слабое опасение – страх привыкания. До сих пор с ним не были жестоки сверх меры, не причиняли вреда, по крайней мере, физического, в этом не было нужды. Но Гиноза опасался, что рано или поздно захочет пойти дальше – и разочаруется, не получив желаемого. Он боялся, что снова останется один на один с собой, как это произошло сегодня, когда образ Макисимы, беспомощного в его руках, вызвал тягостное недоумение, а боль, причиненная случайным напоминанием о существовании Когами, никуда не исчезла. – Ужин, – объявила Кейс. Гиноза вскинулся, едва не опрокинул ноутбук, но успел его поймать. – Господин желает еще чего-нибудь? Он мотнул головой. Провел вздрагивающими пальцами по лбу, снимая остатки тяжелой дремоты. Кейс исчезла с осуждающим, как ему показалось, потрескиванием. Тайком от себя Гиноза побаивался созданного им искусственного интеллекта и даже отключал систему на ночь, а в качестве будильника использовал смартфон. Кейс упорно отказывалась общаться с почти постоянно живущим в доме гостем; Макисима посмеивался и называл себя "не одобренным госпожой Кейс латентным другом". – Ты звал меня, пока спал. Опять кошмары? Гиноза обернулся, облокачиваясь на диванную подушку. Макисима с улыбкой похлопывал книжкой по колену, сидя с откинутой на спинку рукой. Он успел переодеться и выглядел, как всегда, прекрасно, но казался слишком задумчивым и одновременно слегка взбудораженным, как будто выпил вина. Гиноза кое-как нацепил очки, закрыл ноутбук. Поднялся, разминая затекшие ноги, и с сомнением оглядел свою домашнюю одежду. – Брось, – отмахнулся Макисима с такой беспечной грацией, что Гиноза снова им залюбовался. – К черту церемонии. Я зверски голоден, а ты всегда прекрасно выглядишь. Гиноза бросил приглаживать волосы и слабо улыбнулся.