stories

Кенсу с неудовольствием открывает глаза из-за назойливых солнечных лучей и шарит рукой практически вслепую, пытаясь отыскать в другом конце кровати своего парня. Которого, конечно же, там не находится. Кенсу недовольно бурчит себе под нос проклятье про людей-жаворонков и только потом понимает, что искомый им Ким Чонин стоит в дверях и нагло улыбается. Чонина до поломки внутреннего мимиметра умиляет сонный и бурчащий что-то свое Кенсу. С утра он выглядит еще безобидным и беззащитным, к трем часа дня превращаясь в заботливо-ворчащую мамашку с комплексом чересчур любящей бабули. Кенсу ненавидит эту черту своего парня – просыпаться ни-свет-ни-заря и до пробуждения старшего успеть переделать сотню бесполезных и полезных дел, ведь До так хочет просыпаться в теплых, душащих объятьях, а не начинать утро с традиционной подушки в лицо Киму, когда тот начинает ржать от неповоротливости хена. Чонин прекрасен утром, уже бодрый, но все еще обнаженный по пояс. В своих пижамных штанах, которые Кенсу снимает с него уже выученным, даже немного профессиональным движением, чтоб сделать глубокий минет. Он даже не краснеет, беря в рот крупную розовую головку, стирая капельку смазки. А Чонин сверху только гортанно стонет. Еще один пункт ненависти к жаворонкам – с утра у Чонина красивый хриплый голос (еще более хриплый, нежели обычно), от которого мурашки бегут стаями по позвоночнику, посылая импульсы прямо в пах. Кенсу любит сонного Чонина, потому что это поистине редкое зрелище. - Мой маленький Пороро-чан проснулся? – улыбается Чонин, а Кенсу уже рыщет на кровати в поисках заряда. Только не успевает – Чонин валится к нему на кровать, придавливая всем телом. – Доброе утро, малыш. Хриплый голос над самым ухом возвращает воспоминания о вчерашней ночи, слишком пошлой и страстной для их обычного состояния. Кенсу только потом вспоминает и разглядывает свои запястья с почти синими полосами от атласной ленты. Чонин привязывал его к кровати? Кенсу смотрит дальше, разглядывая и себя и любовника. Кожа хена чиста, как у младенца, а вот у младшего красными пятнами по всей шее расцветают засосы, которые ближе к вечеру станут еще ярче. Кенсу даже не краснеет, хотя прекрасно знает, сколько стоит матовая кожа его парня. Его любимого Кая, модели со всех обложек. - Мой малыш вспомнил? – хитрая широкая улыбка озаряет лицо младшего. – Болит что-нибудь? Кенсу не понимает. А потом очередное воспоминание врезается в каменную стену осознания и разбивает её вдребезги. Чонин выпорол его. Выпорол до кровавых полос на заднице. А Кенсу даже больно не было, он только оттопыривал попку и требовал еще. Как ему было блядски хорошо, когда Чонин гладил его горящую задницу, а затем насаживал на свой член до основания. - Это не заживет к понедельнику, - констатирует факт Кенсу. Он вертится возле большого зеркала, пытаясь понять, насколько все плохо. Ладно – полосы за запястьях он сможет скрыть длинным свитером, а вот просидеть несколько часов на пострадавшей попе он навряд ли сможет. Тяжела участь офисного планктона. - Хочешь, оппа поцелует, где болит. И все сразу пройдет, - Чонин подходит сзади и прижимается грудью к голой спине. Его член аккурат упирается в пострадавшую задницу. Но его ничуть не смущает. Потому что, когда Кенсу перед ним абсолютно голый, думать невозможно.