Новые Старые Сказки

      Хилый мост действительно оказался хилым. По правде говоря, его даже сложно было назвать мостом, не то что хилым. На деле это были висевшие в воздухе каменные глыбы, не внушавшие какого-либо доверия. Однако Ата вполне легко и спокойно, перепрыгивая с одного камня на другой, несмотря на приличное расстояние между ними, добралась до противоположного края обрыва, как ни в чем не бывало. Да, ей не впервой было проходить по нему. А вот Генри такой мост видел впервые в жизни. Так что ей пришлось возвращаться и помочь ему. В итоге у них ушло на этот переход гораздо больше времени, чем ожидали потратить Ата и Карр: Генри, взглянув еще раз на мост, открыл в себе страх перед высотой – у обрыва, казалось, не было дна, одна лишь тьма, готовая поглотить любого, кто оступится.       Другая часть дня прошла без подобных потрясений: одни лишь открытые просторы представали перед их взорами. Дорога петлей уходила вдаль, огибая невысокие холмы, пересекая речушки, где-то обрываясь и начинаясь неподалеку.       Она шла, держа его за руку. Он был совсем не против. Ата походила на его сестру, которой ему не хватало. Тот же рост, тот же возраст, даже, казалось, черты лица были те же.       – Моей сестре было столько же, – сам того не ожидая вслух произнес он.       – Что?       – Когда она умерла, – не поднимал он взгляда.       – Столько же, сколько мне сейчас? – удивилась она, а он кивнул. – Мне казалось, вы столько не живете.       – До восемнадцати? У нас и до ста доживают! – гордо произнес он. – А у вас что, нормально стареть к двадцати? Хотя ты не похожа на старуху.       Ата засмеялась.       – Нет, просто мне не восемнадцать.       – А сколько?       – Это не прилично – спрашивать у девушки ее возраст, – в шутку отчитала она его. – Значит, люди у вас живут столько же, как и у нас. До ста... Как мало все-таки, хотя некоторые умирают и раньше... – пробормотала она.       Они говорили еще о многом. Ата рассказала ему о ватных облаках, оставленных позади, о Темном Лесе, ждущем впереди, о Долине, называемой порой Пустошью, по которой они и шли. И о многом другом, о чем он решался спросить. И сам он рассказал о том, что не помнит своего сна, помнит лишь вишневый запах.       Солнце в этот день также село рано, и темнее от этого, казалось, не стало. Но к этому времени путники уже устроили себе привал.       На следующий день, как только Солнце вернулось к своему правлению, они продолжили свой путь по извилистой дороге.       Та же Пустошь продолжала их сопровождать. Как вдруг день, не обещавший ничего не обычного, стал удивительным: издалека разнесся скрежет и рокот. Генри тут же обернулся на звук.       – Опять это, – практически фыркнул ворон. – Видно его только издалека, а столько шума от него! Видимо, он еще не дошел до нашего мира.       Вдали на линии горизонта двигалось нечто огромное, хоть и казавшее крохотным на таком расстоянии. Это нечто шло, словно переваливалось с боку на бок, готовое в любой момент развалиться на части, из которых было скомкано. Оно шло, оставляя после себя след из черного дыма. Оно скрежетало, рокотало, пыхтело...       Это могло быть только одно.       – Ты знаешь, что это? – поинтересовалась Ата, увидев его восхищение.       Генри молча кивнул, а потом прошептал, словно если бы сказал чуть громче, это нечто могло исчезнуть:       – Ходячий Замок...       – Замок? Не очень-то и похоже, – продолжил ворон тем же недовольным тоном.       И наконец, они дошли до развилки, «украшенной» черным гниющим деревом, с поломанными указателями.       Болота.       Темный Лес.       Простояв в раздумьях совсем немного, ведьма выбрала правый путь. Они направились к Лесу. Но в скором времени, Ата застыла. Она еще долго простояла без движений, не спуская взгляда с опушки, до которой еще было далеко. Генри посмотрел в ту же сторону, что и она, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь среди сплетшихся серых ветвей и корней гибнущих деревьев, что могло привлечь ее внимание.       – Ата?       – Пожалуй, будет лучше пойти через болота, – и она направилась обратно к развилке.       Бросив последний взгляд в сторону Темного Леса, Генри, как и Карр последовал за ведьмой. Лес не внушал доверия. Но лучше бы они пошли через него, решил мальчик, когда они оказались на болотах. Карр молчал, следуя за своей подопечной, но по его взгляду было видно, что он не доволен ее выбором.       – Мы ведь могли пойти и через лес? – поинтересовался Генри, после того, как чуть не свалился с очередной кочки. Он остался на ногах лишь потому, что ведьма крепко его держала.       – Могли, – кивнула Ата.       – Но пошли через болота, – снова кивок. – Но почему?       Ата остановилась и с улыбкой произнесла, невольно сжав его ладонь сильнее:       – Поверь, так будет лучше.       Генри оглядывался по сторонам: пустое болото угнетало, серая дымка витала над ним, редкие деревья не радовали глаза, а лишь наоборот погружали во мрак. Болота буквально вытягивало жизнь, он это чувствовал, он понимал это. Он видел, как устают его спутники, какого труда им стоит идти по болоту, и ему самому с каждым мгновением становилось все сложнее идти.       В скором Генри заметил дом и обрадовался: можно будет погреться, поесть, поспать, побыть на ровной поверхности, но как только он направился к дому, Ата дернула его за руку.       – Присмотрись, – предостерег ворон. Генри последовал его совету.       Дом был деревянный, небольшой, с соломенной крышей. Ухоженный и прибранный. Из трубы валил дым. Это был обыкновенный и уютный дом, если не учитывать несколько НО: он стоял посреди мрачного болота – раз; вокруг него был забор из костей – два; и три – дом встал, и стало видно, как он, покачиваясь, размял свои курьи ножки и сел обратно.       – Что... что это? – от удивления Генри отшагнул, вырвав руку из ладони Аты, указав в сторону дома.       – Избушка на курьих ножках, – начала пояснять Ата. – Вполне обычный дом для ведьм, проживающих на болотах или в лесах. Первый такой дом принадлежал ведьме Яге, говорили, что у нее одна нога была сплошь из костей, именно поэтому она предпочитала летать в ступе, а не на ме... – она посмотрела себе под ноги, – ...тле... Волшебной пыльцы мне в глаза! – словно выругалась она.       Ворон сел ей на плечо и также взглянул вниз.       – И опять ты вляпалась в не пойми что, – вздохнул он и хлопнул крылом ей по затылку. – Внимательней надо быть.       – Знаю.       – Что ж, я за подмогой, – и ворон взмахнул крыльями. – Присмотри за ней, пока меня нет.       – Что случилось? – поинтересовался Генри.       – Я в ловушке, – спокойно ответила Ата, провожая друга взглядом, а после указала вниз, на свои ноги, объясняя ему. – Видишь?       Генри взглянул. Болото постепенно поглощало ее. Нет, она не тонула в нем. Скорее уж болото поднималось по ее ногам, уже дойдя почти до колен и поглощая ее мантию. Ата покрывалась мутью мерзкого серо-зеленого цвета.       – Всегда попадаюсь в подобное.       – И что теперь с тобой будет?       – Я просто покроюсь этой жижею и застыну. Всего лишь стану статуей.       – Станешь статуей?! – ужаснулся Генри. – Может, ты попробуешь выбраться?       – Это сделает только хуже.       Чтобы доказать это, Ата попыталась выдернуть из жижи ногу, а в следующее мгновение Генри увидел, как муть сразу достигла пояса.       – А с помощью магии?       – Карр вроде говорил, что ведьма из меня никакая, – напомнила она, залезая в свою суму. – Но магия тоже лишь ухудшило бы мое положение... Вот! – возликовала она, вытащив серый потрепанный колпак, и протянула его ему. – Надень.       – Что это? – спросил он.       – Шапка-невидимка.       – Шапка-невидимка? – донеслось из пустоты: Генри уже надел ее. – Зачем она мне? Надеюсь не для того, чтобы проникнуть в тот дом? Ух ты! – он взглянул на свои руки, которых не видел, вернее, видел, но они были какими-то прозрачными. – Я словно призрак!       – Тише! – шикнула она на него. – Это избушка на курьих ножках. Значит, в ней живет ведьма. А я в ее ловушке, то есть, она скоро явится. Спрячься подальше и сиди тихо.       И Генри ее послушал: он спрятался неподалеку, хотя это было сложно, и стал наблюдать. Ата полностью покрылась жижей, постепенно застывая и, в конце концов, обратившись в подобие статуи. И вот, когда настал этот момент, как она и говорила, появилась ведьма.       Но на ведьму она не походила (хотя и Ату нельзя было таковой назвать – разве что только по шляпе). В его представлении ведьма – это скрюченная иссушенная старушка с острым длинным носом, который украшает бородавка. Кожа должна быть сухая, потрескавшаяся и, может, даже зеленого цвета, лицо покрыто морщинами, а пальцы заканчиваются ужасающего вида когтями. Однако все было не так, как он себе рисовал: это оказалась молодая женщина – Генри ни за что бы не сказал, что она ведьма, возможно, добрая волшебница или крестная фея, или даже принцесса сказочного королевства... Но никак не ведьма! При виде застывшей Аты, подошедшая осклабилась такой улыбкой, что все сомнения Генри исчезли. Мерзкий хохот, даже не так – мерзкое хихиканье. Довольство и злорадство. Торжество. Она ходила вокруг попавшей в ловушку, называя ее глупой-глупой, «несчастной», делая вид, что жалеет ее, но не скрывая своего триумфа.       И тут она застыла. Вдохнула поглубже. И вновь на ее лице заиграл оскал.       Она исчезла. И в следующий миг холодная рука схватила его за плечо, вонзаясь когтями. Другой рукой ведьма сорвала с его головы шапку. Ужас охватил Генри, лишая его голоса и сил сопротивляться.       – Милый-милый мальчик, – проговорила ведьма, держа его железной хваткой и уводя к своему дому.       Оказавшись внутри избушки, взглядом мальчик наткнулся на... множество всего, от чего ему стало только хуже, хотя выворачивало его уже от одного витавшего в воздухе запаха – гнилая вонь. Запоминать все увиденное он не хотел, да и если запомнил, то вмиг предпочел забыть. Банки, заполненные невесть чем, – глазными яблоками, внутренностями, животными и насекомыми. Изуродованная птица, будучи одной из пленниц стеклянных камер, даже моргнула ему, хотя уже сгнивала. На одной из стен висело обилие ножей с различными лезвиями и рукоятями, словно рассчитанные на разных мясников – от великанов до лилипутов. По избе тут и там валялись обглоданные кости, а с подоконника запыленного окна немигающим взглядом ярко-зеленых глаз на него глядела черная кошка. Генри не сразу понял, что это было чучело.       Ведьма что-то напевала, готовя печь, разжигая в нем пламя. И совсем не беспокоилась, что оставила мальчишку. Но у нее не было причин волноваться: Генри был скован страхом, ужасом и, самое главное, колдовством. Он не мог пошевелиться – и стоял как истукан; не мог и слова сказать – молчал, как рыба. Невидимые путы стягивали его руки, привязывая их к ногам, и то же колдовство держала его рот на замке.       Наконец, она закончила, взмахнула рукой, кривя пальцами, словно управляла марионеткой. И марионеткой этой был Генри – он зашагал, вначале неуверенно, а затем резко, словно деревянный солдатик, не способный согнуть конечности. С грохотом он уселся на стул за столом и с шумом положил руки на подлокотники.       – Милый-милый мальчик, – заговорила ведьма, усевшись напротив него, пока в печи разгоралось пламя. – Ко мне так давно никто не приходил.       – Что тебе успела рассказать эта девчонка? О нас, ведьмах, – протянула она, постукивая пальцами по столу, один из которых – указательный – украшал железный коготь. – Весьма высокомерно с ее стороны называть себя последней, не считаешь?       Генри молчал. Казалось, если он с ней заговорит, то она его тут же съест. Хотя, судя по печи, все же собиралась. Может, не сейчас, но чуть позже уж точно.       – О, так ты меня боишься, – притворно пожалела она его. – Ну, это понятно: я – деткоежка, признаюсь. Но почему тогда ты якшаешься с этой нахальной девчонкой? Это в моей природе – есть детей, но не в ее. Хотя, да, детей она не ест. Но очень-очень, – ведьма потянулась вперед, облокотившись о стол и упершись подбородком в сплетенные пальцы, – ну просто очень-очень любит убивать маленьких мальчиков. Даже брата не пожалела.       Она расплылась в ехидной улыбке, глядя на него.       – Не веришь? А ты спроси. Нет, не выйдет – ты уже не сможешь ее спросить: я же тебя съем, – задумалась она. – Тогда, может, подумаешь и вспомнишь?       Ведьма провела рукой по волосам и нашла в них вплетенное черное перо.       – Воронье перо – знак того, что была убита родная кровь. Я убила сестру, вот и ношу. Она заслужила. Зависть, – протянула она, – зависть заставила ее меня околдовать и превратить в лягушку. Благо, я нашла какого-то принца-глупца. Он поверил в мои россказни о том, что я несчастная принцесса, и помог избавиться от заклятья. Ценой своей жизни, конечно. И своих братьев, и отца, и всего королевства. В общем, моя сестра заслужила своей смерти. А вот ее братец – нет. Это был обычный мальчик. Такой же как ты.       Тихо посмеиваясь, ведьма глядела на него и в какой-то момент облизнулась, смачно причмокнув губами. И вдруг сказала:       – А ведь ты, наверно, даже имени ее не знаешь? После того, что сделал ее отец, ни одна ведьма не называется именем, данным ей при рождении.       Ведьма резко замолчала. Пламя потрескивало в печи. И в какой-то момент она встала из-за стола со словами:       – Что ж, готово. Пора отправляться в печь, – вновь оскал украсил ее лицо.       И, напевая и бурча что-то себе под нос, ведьма начала приготовления к своей трапезе: нашла кастрюлю, вымазала ее маслом, разрезала какие-то травы и что-то похожее на овощи. А потом, держа в руке нож, оглядела связанного Генри с ног до головы и заключила:       – Для меня ты староват. И весь в печку не поместишься. Придется резать, – печально вздохнула она. – А я так люблю слышать вопли готовящихся детишек.       Ведьма наклонилась, нависла над ним, направив острие лезвия ему прямо в грудь. Но в тот самый момент, когда он уже был готов распрощаться с жизнью – хотя начал это делать еще, когда она схватила его там, снаружи, – и начался хаос.       В начале, словно взявшись из ниоткуда – двери и окна были заперты, – в избушку без единого шума (даже не было слышно, как шуршат его крылья) ворвался Карр и вцепился ведьме в ее болотно-зеленого цвета волосы. Та заверещала, крича во весь голос: «Треклятая птица!», – и размахивая ножом. И это картина – порхающая птица, срывающая клочки волос с головы соперницы, отмахивающейся от нее ножом, – показалась Генри смутно знакомой. Но не успел он этому придать значения, как затрещала дверь.       Бум! Бум! Бум! Стучали по ней, стараясь ворваться внутрь. И вот дверь поддалась, сорвалась с петель, провалилась с грохотом внутрь. Две фигуры – женская и мужская. С топором наперевес один накинулся на ведьму; его спутница, прежде чем присоединиться к нему, провела ножом, изогнутым, как серп, над головой Генри, словно если бы перерезала веревки. И Генри почувствовал, как сковывающие его путы исчезли. Впервые за долгое время он смог пошевелиться. Не успел он опомниться, как перед ним возникла Ата, схватившая его за руку и потащившая вон из избушки.       Он не видел, что случилось дальше, но слышал, а потому мог предполагать. Он слышал крики и хохот ведьмы. Лязг орудий – те две фигуры, как заметил он, были достаточно вооружены. Он увидел, как вдруг избушка встала на свои курьи ножки, а потом содрогнувшись, свалилась оземь. Видел, как забор из костей, изогнулся, словно его притягивали внутрь. И некоторые по неслышимому велению, словно копья, сорвались с мест и вонзились в деревянную избу, пронзая ее также легко, как ножи масло.       В какой-то момент, Ата отвела его взгляд от избы, обхватила его, обняла, словно защищала (не могла такая убить родного брата, промелькнула мысль в его голове), и отпустила лишь, когда все затихло.       – Ну как ты? – поинтересовалась одна из спасителей, улыбнувшись ему, а ее спутник тем временем помог встать Ате. – Цел? – и, не дожидаясь ответа, осмотрела его.        «Последняя» ведьма, наконец, решила себя оглядеть и отряхнуться от остатков ловушки – серо-зеленых пятен.       – Почему ты всегда находишь на свою голову неприятности! – возмутился объявившийся ворон, клюнув подопечную в шляпу.       – Мое имя Гретель, – тем временем представилась охотница.       – Гензель, – склонив голову, назвался и ее спутник, подойдя к ним.– Мы охотники на ведьм.       Генри, услышав знакомые имена, с удивлением посмотрел на них.       – Вижу, ты о нас слышал, – снова приятно улыбнулась ему Гретель.       – Да! – не сдержал он радости, мгновенно забыв о недавнем страхе. – Я...       Но тут он увидел испуганный взгляд Аты, стоявшей за ними, как она размахивала руками, скрещивая их перед собой и прикладывая к губам пальцы, – немой призыв молчать. Не сболтни лишнего!       – Да, очень много! – спохватился Генри. – Когда вырасту, хочу быть, как вы!       Брат с сестрой не обратили внимания на его запинку. Гензель, потрепал мальчишку по волосам.       – Ну что ж, одну ведьму ты уже помог убить. Неплохое начало, – заверил он.       Ата облегченно вздохнула и вернулась к прежнему занятию.       Она сняла свою шляпу, разглядывая ее со всех сторон, а в какой-то момент отряхнула. В ее волосах было вплетено черное перо. Генри заметил его и застыл.       – Генри, ты в порядке? – поинтересовалась Ата, увидев его остолбенение.       Но он молчал. Сомнения, посеянные ведьмой, не стремились его покидать и уже имели основания быть правдой. Ее слова отдавались в его памяти эхом, складываясь в вопрос, желавший выбраться наружу и, как чувствовал Генри, уничтожить все. Но он все-таки не смог сдержать слова внутри себя и произнес:       – Так это правда? – его голос дрогнул. – То, что сказала ведьма, – это правда?       Все трое взглянули на него.       – Конечно, ложь, а не правда, – ответил за всех Гензель. – Все ведьмы лгут.       – Что «это»? – тем не менее, несмотря на ответ друга, уточнила Ата. – Мы ведь не знаем, что она тебе сказала. Генри заглянул ей прямо в глаза и спросил:       – Это правда, что ты убила собственного брата?       На болотах и так было не особо громко, но теперь тишина поглотила даже те звуки, что там обитали испокон веков.       Брат с сестрой переглянулись. Ата была в смятении. Генри ждал ответа.       И в следующее мгновение его щека уже горела от звонкой пощечины.