Моя Вселенная

Хэй, Люси, почему ты смотришь на меня так испуганно и непонимающе, точно и правда не догадываешься, как меня волнуешь. Глупышка, сама же виновата. Что это у тебя под шарфом, извини, но ты же сама знаешь, как не люблю, когда пытаешься от меня что-то утаить. Так что не обижайся, когда найдешь этот дурацкий розовый кусок ткани сожжённый в корзине с мусором за домом. Твоя оголенная шея такая нежная, разве что изувеченная этими уродливыми узорами засосов. Их оставили не мои губы, не мои руки касались тебя везде, где нельзя, и боль в твоих прекрасных глазах томится уже целую неделю от очередного придурка, который к тебе теперь и на йоту не приблизится после дружеского разговора моего кулака с его челюстью. — Люси, — медленно провожу кончиками холодных пальцев по контурам твоей изящной шеи, несильно сдавливая пульсирующий омерзительно красным синяк, по краям расползшейся посиневшей кожей с черными мелкими пятнами, отчего ты невольно хватаешь ртом воздух и на секунду зажмуриваешь глаза, нервно цепляясь руками за простыню. — сильно болит? Ты вздрагиваешь от моего неестественно тихого, ласкового голоса и отводишь взгляд в сторону, еле заметно мотая головой. Делаю вид, что поверил и провожу ногтем по синяку, отчего ты с трудом проглатываешь ком, подступивший к горлу, и закусываешь нижнюю губу с немым выкриком. Прости Люси, но я не терплю твоей лжи. И зачем что-то скрывать от младших братьев, мы ж чрез меру любопытные засранцы, чем больше таишь, тем больше вытряхиваем и находим способы докопаться до самых сокровенных тайн. Хотя, я ведь не такой, да Люси? Дурашка, я все равно знаю о всех твоих похождениях и парнях, с которыми встречаешься, даже узнавать ничего не приходится, сами со мной со всем делятся, глупые послушные и затравленные псы. Дурной вкус у тебя на парней, сестренка. А ещё ты всё веришь их пылким словам о том, что в больницу они попадают из-за несчастных случаев, брошенных из окон горшков или лестниц, на ступеньках которых им вдруг самим ни с того, ни с сего нестерпимо хотелось поскользнуться — погода, видите ли, располагала. Уверена, что это ты приносишь неудачу, хотя самая большая в их жизни неудача была счастьем познакомится поближе с твоим заботливым младшим братиком. Наивная. А я ведь никому тебя не отдам, слышишь? «Люси моя, моя, моя…» — Стинг… — Слышу твой приглушенный, чуть дрогнувший голос, что прерывистым дыханием опаляет моё лицо. Мы слишком, слишком близко, но я совсем не желаю останавливаться и всё не могу перестать вдыхать запах твоих приторных духов, настолько сладкий, что я от них уже почти что пьяный. — Пусти… Ощущаю, как ты ладошками уперлась в мою грудь, почти ощутимо больно, с напряжением, проступающим узорами вен на твоих руках, вцепилась в кофту своими ноготками, прям как маленький, пугливый котенок, что забрался на дерево, до смерти боясь высоты. Твои широко распахнутые глаза цвета горького терпкого шоколада смотрят на меня с ужасом, отчего каждой клеточкой тела я ощущаю резкую вспышку боли. В висках стучит, а в глазах начинает расплываться твой яркий точеный силуэт. «Почему ты смотришь на меня так, а Люси? Я ведь твой брат, ты всегда доверяла мне, так что теперь не так?» — Люси, это невыносимо, — наклоняюсь к твоему ушку, проводя языком горячую влажную дорожку по ладьевидной ямке*, чувствуя, как по твоему телу растекается приятная дрожь.— Ты такая жестокая. — Сдавленно выдыхаю в изгиб шеи, хрипло и с такой опустошающей безнадёжностью, точно тону; тону в тебе полностью, захлебываясь в этой боли из совершенно ненужных тебе чувств. Ты нервно выдыхаешь и вопросительно смотришь на меня, приподнимая вверх свои тонкие брови. На твоем милом личике так и читается искренняя тревога и желание защитить меня от всех демонов, что в детстве сидели под моей кроватью и пугали по ночам. Ты больше не боишься, но, по-прежнему упираешься кулачками в мою грудь. — Ты…ты о чем вообще? Если обиделся на что-то, то я… — Ты так искренне не понимаешь моих чувств, что прямо сейчас хочется сорваться и плевать, что будет потом! — Скажи, ты доверяешь мне? — Да. — Твой взгляд полон серьезности и неподдельного доверия, даже сейчас, когда ты находишься подо мной, ты все равно доверяешь мне и это разрывает меня на части. — Конечно, доверяю. Мы же семья. — Твои губы трогает легкая нежная улыбка. Эта улыбка мне знакома. Ты и в детстве мне так улыбалась, когда хотела успокоить. У нас всего год разница в возрасте, но не смотря на это, ты всегда относишься ко мне, как к ребенку. Мне уже семнадцать, черт возьми, а ты… Ты… Обхватываю руками твои плечи и сильно прижимаю к кровати, резко целуя тебя в губы. Сладко… Чувствую, как ты начинаешь сопротивляться, со злостью прикусываю зубами твою мягкую губу, проникая глубже. Ах! Я никогда еще не испытывал подобного. Твои губы, несомненно, лучшие! Точно сладкий тягучий мед растекается по языку, смешиваясь с горьким вкусом помады насыщенно-розового оттенка, что просто идеально сочетал в тебе твою сексуальность и естественную, очаровательную наивность. — Я люблю тебя, — выдыхаю тебе в губы, немного восстановив дыхание, — всегда любил. Ты молчишь, прерывисто дыша. В твоих глазах отражаются смешанные чувства. Дрожащие руки тянуться к лицу и до моих ушей начинают доходить тихие всхлипы. «Люси не плачь, прошу! Я…мне невыносимо смотреть на твои слезы. Я сделаю, все что угодно, только не плачь…» Чувствую, как тебя всю бросило в дрожь от моих прикосновений. Но я вопреки всему лишь сильнее обнимаю тебя, зарываясь носом в золотистые мягкие пряди и шепчу слова, понятные сейчас, наверное, лишь мне одному. — Нет… Это неправильно… — Слышу дрожащий голос и ощущаю, как кофта постепенно становится мокрой от твоих слез, — Так нельзя… — Удары твоего сердца становятся все сильнее, в этой тишине я отчетливо слышу каждый сильный толчок по ребрам, эхом отдававшийся в ушах. «Не бойся, Люси, я всегда буду рядом.» — Плевать. — Я нежно целую тебя в губы. — Ты моя, Люси.