***
— Какой любезный молодой джентльмен, — озадаченно пробормотал Кевин, снимая шлем с перископом. — Не испугался нашего присутствия, да ещё и дорогу указал. — А вот я ни капельки не удивлён, — промолвил сердито Гарри. — Ты ведь уже второй раз ведёшь нас не в ту сторону! Второй раз, Кевин! Так нельзя! — Ну, извините, только не я в этом виноват, а паршивая погода! Если бы не этот снежный ураган, мы бы уже давно были в Париже и лакомились местными багетами. Кстати, Арчи, — обратился ирландец к Артуру. — Спасибо за перевод. Я и не знал, что ты владеешь французским! — Рад, что тебя удивил, — холодно ответил ему англичанин. — А теперь, будь так любезен, Кевин, не сходи с курса. Не хочу, чтобы история с узнаванием дороги повторилась. Не факт, что в следующий раз наш корабль встретят также радушно. И всё же, какое счастье, что им удалось оказаться в этом скромном городке и повстречать там мальчишку-рекрута. Если бы не этот юный солдат, который, судя по всему, в глубине души безумно обожал Керклендов, то кто знает, сколько бы ещё им пришлось совершить бессмысленных крюков под руководством непревзойдённого антиследопыта по имени Кевин. — К несчастью, я не всё понял с его слов, но этот юнец слишком часто указывал на часы, — озадаченно промолвил Артур, когда их корабль оставил Шартр далеко позади. — Наверняка этот жест что-то значил… Может, он хотел сказать, что у нас мало времени? — Мало времени на что? — не понял его Гарри. — Скорее всего, на спасение Франциска и его… кхм… дамы сердца. Последние два слова Артур буквально выплюнул — настолько ему было некомфортно даже думать о существовании Элис. — Что ж, тогда нам ужасно повезло, — счастливо объявил Кевин. — Посмотрите в иллюминатор — там же огни! Прямо по курсу столица! Мы подлетаем! — Наконец-то, — Гарри скинул со своих ног карту, которая была вдоль и поперек исписана какими-то кривыми заметками, числами и рисунками. Город выглядел поразительно спокойным для великой столицы. По улицам не расхаживали люди, не было слышно даже лая собак. Словно в городе никто и не жил. «Пора», — подумал про себя Артур и незаметно для остальных покинул корабельный мостик. И вот он снова в тесной комнатке, где в полу раздавалась лихорадочная дрожь от мотора, а от стен исходил сильный жар. Каждый шаг растворялся в скрежете металла, словно кто-то яростно водил когтями по его покрытию. Был бы Артур наивным маленьким ребенком, его бы этот звук напугал. Но сейчас его внимание было приковано лишь к мешку, который висел на его руке, бесшумно покачиваясь взад-вперед. Убедившись в том, что за ним не ведется слежка, Артур резко присел на край трубы и развязал шнурок на мешочке. Когда пальцы сами по себе нашарили на его дне круглый пузырек с лекарством, англичанин внезапно ощутил укол страха. Как будто именно после прикосновения к тонкому, прохладному стеклу он начал осознавать всё безумство своего решения. А что если у него ничего не выйдет? Что если тело не выдержит такой нагрузки, и он умрёт, не успев сделать и двух шагов? Это было действительно жутко, странно, нелепо. И чем чаще Артур предавался таким размышлениям, тем сильнее его разумом овладевало сомнение. Может, не стоило ему прибегать к таким радикальным методам? Наверняка есть и другой выход… «Нет, — в итоге подумал он, решительно уставившись на собственное отражение на стекле пузырька. — Я должен это сделать. Ради Питера, ради братьев… и, разумеется, ради Франциска». Ему стоило лишь вспомнить глаза того человека, которого он продолжал отчаянно любить, и решимость вновь запылала красным огнём в его груди. Он быстро вынул со дна мешка чистый и ещё ни разу неиспользованный шприц и снял с иглы прозрачный колпачок. Серебряная игла плавно проткнула пленку в горлышке пузырька, а затем жадно, как комарик, втянула в себя почти целую половину бесцветного лекарства. Артур Керкленд был спокоен, как удав, когда его левая рука очень умело и уверенно затягивала тонкий ремешок на правой, заставляя ту сильно напрячь мускулы и побелеть, как молоко. На сгибе руки, как по волшебству, сквозь тонкую и нежную кожу промелькнула зелёная вена. Он потряс заполненным шприцем, а затем быстро вонзил иглу в мягкую кожу. Укол напоминал пчелиный поцелуй. Ещё несколько секунд, и он почувствовал приятный холод. Ядовитая кровь уже стремительно проникла в сердце, очернив его своим составом, и вот оно как будто встрепенулось и забилось с новым ритмом. Когда шприц опустел, англичанин вынул его из руки и заполнил остатками морфия, которые ещё плескались на дне пузырька. «Ничего страшного, — думал он, снимая с лица лупу, кладя её себе на колено и аккуратно вскрывая её круглое стекло. — Я уверен — всё будет хорошо…» Чёрная жидкость никак не отреагировала на воткнутую в неё иглу. Наверное, потому, что для неё это была всего лишь игла — обычный твёрдый предмет, который хоть и пронзал её насквозь, но не причинял ей никакого вреда. Любопытным было то, что именно выходило из этой безвредной иглы. Странная прозрачная субстанция — что-то явно искусственное, созданное руками хитрых людей. Жидкость чуть вздрогнула, отступив от яда, но когда яд всё же коснулся её своими крохотными прозрачными лапками, она смирилась с неизбежным и приняла в себя всё без остатка. Впереди их ожидал ещё один закрытый пузырёк.***
Маленькая девочка по имена Ева сидела на краю крыши и беззаботно болтала ногами. Несмотря на то, что её крохотное личико выглядело очень чумазым, она была одета достаточно тепло и опрятно для того, чтобы свободно разгуливать по крышам Парижа и не замерзнуть от ветра. Держа в руках крошечный арбалет, Ева внимательно наблюдала за пустующей улицей. Она знала, что в это время основная часть города, в которую также входила вся французская знать, находилась возле Эйфелевой башни и наблюдала за очередной ужаснейшей казнью, которая для многих была настоящим праздником, получше какого-то там Сочельника. Но, несмотря на безлюдные улицы и унылую тишину, ей всё равно было велено не отходить от своего поста. Да, было скучно, немного сыро и неудобно, но Ева не хотела ослушиваться наказов взрослых. К тому же, её место было не таким уж и плохим на фоне остальных точек. Некоторые её ровесники патрулировали канализационные тоннели, от которых за версту веяло гнилью и дерьмом, а кому-то приходилось разгуливать у ворот кладбища. Да, если так хорошенько пораскинуть мозгами, её точка была одна из лучших, если даже не самой лучшей, и посему Ева не видела веской причины жаловаться на свои неудобства. Не прошло и часа, как небо окончательно затянули сумерки, и меж чёрными облаками заполыхали крохотные звезды. Ева наблюдала за их игривыми подмигиваниями с печальной улыбкой на губах. Совсем скоро её должны были сменить, и тогда у неё оставался весь вечер для игр. В глубине своего детского разума Ева был уже там — в своей игровой комнате в обществе старых, но хорошо отреставрированных умелыми цыганскими руками кукол. Как жаль, что последние минуты на посту протекали так мучительно медленно… Но тут вдруг вдали раздался взрыв, и ветер усилился. Ева почувствовала это сразу, так как дыхание ветра резко распушило её волосы и задрало её куртку. Девочка вскрикнула и едва не завалилась на бок, к счастью, от страшного падения её спасла непревзойдённая ловкость рук. «Что это было?! Неужели взрыв? Может, какой-то умник решил запустить в небо фейерверк?» Когда ветер чуть успокоился, прекратив терзать своими порывами старую черепицу, Ева поднялась на колени, зарядила арбалет острым, как бритва, болтом и настороженно осмотрела пустующую улицу, по дорогам которой тянулась вечерняя дымка. Как всегда — вокруг было ни души. Глубоко вздохнув, девочка встала на ноги и обвела арбалетом соседские крыши, которые виднелись с её поста. На них тоже всё было спокойно. В той стороне, куда Ева направила своё грозное оружие, возвышался уродливый черный скелет башни — девочка видела его так хорошо, как если бы эта башня стояла прямо перед ней, а не в паре милях от её дома. На секунду Ева опустила палец с курка и невольно залюбовалась очертаниями башни. Удивительно, как много людей могло привлечь какое-то нелепое уродство… Эта башня выглядела как насмешка для обычных французов. Вся такая тощая, похожая на жирафа, она тянула свою шею к небу и была выше всех домов в округе. Она возвышалась над соборами, жилыми особняками, маленькими квартирками, и как будто надсмехалась над ними, мол, поглядите же на меня — вы, создания, с роскошной лепниной и десятком греческих колонн не можете увидеть то, что вижу я! До чего же она была и прекрасна и ужасна одновременно. Но потом Еве пришлось отвлечься от разглядывания главного символа страны, так как её внимание привлекло кое-что другое. Как раз в тот момент, когда она стала смотреть на башню, где-то далеко в небе, за облаками, прозвучал странный вой. Затем над городом пронеслась чёрная тень, и её форма… её форма вызывала массу вопросов. Когда Ева увидела, как над её головой, чуть вздрагивая огромными, почти красными крыльями, пролетел настоящий — живой дракон, она потеряла дар речи. Арбалет выскользнул у неё из рук и быстро покатился вниз по скату, теряя при полёте все свои мелкие детали, а Ева продолжала стоять на месте и смотреть на это явление, не веря своим глазам. «Это не правда, — думалось ей. — Драконов не существует. Это сон! Сон!» И, тем не менее, чудовище выглядело очень реальным. Оно порхало над крышами и кирпичными трубами домов так легко и уверенно, точно в его огромной и рогатой голове зрел какой-то уверенный план. Лишь немного погодя Ева догадалась, что ящер летел по направлению к Эйфелевой башне. «Какой ужас! — подумала девочка, едва закрыв разинутый нараспашку рот. — Оно летит прямо на казнь! Я должна сказать об этом королеве! Предупредить её! Разве не ради этого меня поставили на эту чёртову крышу?» Полностью позабыв о потерянном арбалете (тому уже всё равно нечем было помочь), она кинулась к лестнице. Ей хватило десяти минут, чтобы сначала оказаться на земле, а затем попасть под саму землю. К счастью, все местные люди, которых парижане с отвращением на лице называли «повстанцами», прекрасно знали Еву и не считали нужным останавливать её у каждой двери и требовать назвать пароль. Довольно быстро Ева оказалась в покоях своей королевы, и — о чудо! — королева тоже была там. Стоя над столом, укрытым большой картой, женщина, чья стрижка была непростительно коротка, водила заточенным грифелем карандаша по его ровной плоскости. До того, как Ева посмела нарушить её одиночество, на лице королевы читалось сосредоточение. Скорее всего, она над чем-то упорно размышляла, а когда какая-то чумазая девчонка в отчаянии стала тянуть её за подол плаща, королева вдруг вытянулась, как струна, и с гневом во взгляде уставилась на виновницу прерванных размышлений. — А, Ева, это ты… Что тебе нужно? — промолвила озадаченно женщина. — Ты должна быть не здесь, а на крыше, если мне не изменяет память. Кто тебе разрешил покидать свой пост раньше назначенного часа? — Но мадам, ради всего святого, выслушайте меня! Тут случилось такое! — задыхаясь, крикнула Ева, продолжая упрямо дёргать своего лидера за плащ. — И что же? Давеча ко мне уже подходила одна особа. Она клялась своей жизнью, что в будущем нас ждёт что-то вроде Апокалипсиса. Честно говоря, более жуткой чуши я в жизни не слышала. Ну, а ты что приготовила? Надеюсь, не небо, охваченное пламенем? На мгновение Ева замолкла и озадаченно закусила губу. После насмешек королевы ей уже не так сильно хотелось признаваться в увиденном. А вдруг та ей не поверит? И, тем не менее, она уже стояла тут. Значит, отступать сейчас было для неё едва ли не худшим решением. За напрасно поднятый кипиш девочку могли сурово наказать… — Так что же там у тебя? Не томи. Королева была настроена серьёзно. И тогда Ева постаралась выглядеть вдвое серьёзнее — Дракон, мадам, — наконец объявила она. — Дракон только что пролетел над моей точкой! Огромный и чёрный, как сам Дья… — Нам нельзя упоминать его имя в этом месте, — тут же пригрозила пальцем королева. — Так дракон, говоришь? Сейчас? В такое время? — сначала её тонкие губы пронзила издевательская усмешка, но затем королева перестала улыбаться, и в её глазах загорелись крошечные огоньки. — Ты считаешь, что это был именно он? С крыльями и рогами? Настоящий? — Да, мадам! — И куда же он направился, ты тоже знаешь? — К башне, мадам! Он летел прямиком туда! — Должно быть, ты разыгрываешь меня… Но не успела Ева отстоять свою правду, как с другой двери к ним подоспел ещё один повстанец. Мальчишка выглядел также неопрятно и чумазо, как его ровесница, но двигался он решительно, как настоящий взрослый. Тяжело дыша, он направился прямиком к королеве и ухватился за подол её плаща, только уже с другой стороны. Обе дамы в удивлении вскрикнули, так как увидели волосы мальчика. Те были чёрными, как смоль, и — более того — они дымились. — Михель?! Что с тобой произошло? — воскликнула королева. — Пожар, мадам, — ответил мальчик, едва держась на ногах. — Весь запад объят огнём — все богатые дворцы, сады, даже река воспламенилась! Я еле-еле добрался до вас… — Река? Воспламенилась?! Час от часу не легче… и какова же причина этого внезапного пожара? — Никто не знает, мадам… но поговаривают, что на город напали пираты. Тогда королева посерьёзнела окончательно. Если сначала эти истории ей показались до боли смехотворными, то после слов Михеля последние щепотки сомнения, бороздящие её разум, исчезли окончательно. Не давая возможности Михелю отдышаться, королева требовательным тоном созвала к себе своих подданных. — Объявляю общий сбор в главном зале! — прокричала женщина и взяла из шкафчика густо смазанное маслом ружьё. — Но зачем, мадам? — тут же спросили её подданные. — С какой целью? Королева быстро зарядила ружьё и закинула его себе на плечо. Мало кому удавалось созерцать эту женщину хоть однажды такой же решительной и суровой, как сейчас. — Разве не очевидно? Мы собираемся на войну.***
Все выходило как нельзя гладко. Стоило взорвать всего лишь одно здание, и спящий мёртвым сном город тут распахнул свои сонные глаза. Прошла ещё пара секунд, и он уже рассеянно скалил зубы, готовясь встретиться с невидимым врагом лицом к лицу. На улицах появились первые военные, а за ними чернильные пушки, которые тут же подняли свои чёрные хоботки к небу и начали оглушительный залп. Облака пугливо расступились, звезды погасли, замер ветер, и лишь огромный красный цветок продолжал танцевать над крышами Парижа, становясь с каждым прожитым вздохом всё больше и жарче. Окажись Скотт и его команда рядом с этим цветком, от их «Черной крови» остался бы лишь зыбкий пепел, и то — вряд ли. Тем не менее, Скотта это не остановило и даже ни разу не испугало. На его устах заиграла улыбка, в которой крылись и коварство, и жгучий азарт, и знаменитая пиратская кровожадность. Вскинув руку, он зычно приказал спустить ещё одну бомбу на сад, где стояли роскошные фонтаны. Громкий взрыв разорвал прекрасных каменных русалок в крохотные камни и опалил белым пламенем кусты. Ещё одно круглое ядро угодило прямиком в яму, где велась стройка новых домов. Та же участь ждала ещё множества мест. Все они легко рушились на глазах Скотта, словно были сделаны из картона. От грохота падающих кирпичей вздрагивала сама земля, а за ней в страхе сотрясалось и небо. Пиратский огонь активно перекочевывал с одной улицы на другую, жадно поглощая всё на своём пути: повозки с продуктами, колодцы, мосты, дама, учреждения, храмы, звонницы. Как будто само солнце обрушилось с облаков на это несчастную землю и расплылось по ней большим яичным желтком. — Седой Джон передаёт вам привет, капитан! — крикнул с мачты маленький юнга, когда огонь уже активно перебирался к центру — туда, где кипела жизнь, где бились миллионы людских сердец. — Ответь ему тем же, — важно бросил через плечо Скотт. Он был слишком занят собственным триумфом для того, чтобы отвлекаться на пустую болтовню с другими пиратами. — Будет сделано, кэп! Вдруг из густого чёрного дыма вылетело полчище маленьких объектов. Это были летуны. Уж кого-кого, а этих товарищей Скотт мог узнать сразу, стоило лишь обратить внимание на их распростертые железные крылья, режущие пламя, как цветную бумагу. Их можно было пересчитать по пальцам, и они не казались Скотту таким уж резонным препятствием. Вместо того чтобы начать паниковать, капитан лишь грозно щёлкнул пальцами, дав приказ подручным встретить их залпом из ружей. Они были очень похожи на ангелов. Они долго и гордо лавировали над разбойничьим кораблём, но поравняться со скоростью пули им было явно не по зубам. — Как красиво, — восхищенно прошептал Скотт, наблюдая за тем, как одна за другой механические птицы падают на выжженную землю. В такой прекрасный момент он не удержался от соблазна выкурить любимую сигару. Но стоило шотландцу отвлечься на курево, как его внимание привлекло кое-что другое — большое, медлительное и веющее опасностью. Оно летело из центра, и было похоже на настоящую грозовую тучу. Пираты испуганно заголосили, тыча пальцами на объявившегося неизвестно откуда монстра. Скотт стоял на мостике, его лицо приобрело цвет белой кости, лишь сигара продолжала уныло тлеть у него на губах. — Капитан…! Это был вражеский дирижабль. Огромный и тяжелый настолько, что мог укрыть своей тенью часть города. Он плыл по небу, как танк — неспешно, неуклюже, но решительно и упрямо. Его не смущало и то, что его корпус мог легко снести крыши башен. Огонь его тоже не трогал — будто опасался. Его железный хвост медленно и с неприятным скрипом раскачивался то вправо, то влево. Раз, два, раз, два. Ей-богу, как здоровая акула, бесстрастно парящая над огненной поляной. Сигара бесшумно соскользнула с приоткрытых губ шотландца и ударилась о пол. Капитан сорвался места и бросился навстречу своим людям, бросая на бегу суровые указы. Вены взбухли на его висках, а широко раскрытые глаза горели холодным изумрудом. — Поворачиваем отсюда! Скорее! Вы чего, оглохли? К счастью, никто не оглох — просто все, как и Скотт, были до глубины души поражены увиденными габаритами врага. Никто из них ещё никогда в своей карьере не сталкивался с такой адской зверюгой. Вскоре корабль начал плавно сворачивать с курса, согнув крохотные крылышки. Паруса, подхваченные мощным, пропахшим гарью ветром, хорошо напряглись и заскрипели. «Теперь понятно, почему все предыдущие противники были такими слабыми… они просто ждали удобного момента, чтобы выпустить на волю этого монстра! Ха, а ещё говорят, что верующие — отсталый народ. Ну-ну!» — подумал Скотт, самолично берясь за корабельный штурвал. «Чёрная кровь» стойко набирала скорость и высоту. Едкий дым пламени остался далеко позади, дыхание зимы отмахнуло его своим белоснежным крылом. Впереди виднелись простилающие за много миль горбатые холмы, залитые призрачным светом. Скотт уверенно расправил плечи, к которым назойливо прилипла мокрая кофта. Итак, внимание главного сторожа столицы они привлекли… что делать дальше? «А дальше мы выведем его из города, — подумал он, в то же время дивясь собственным гениальным мыслям. — Отыщем пустошь и там уже разбомбим в щепки… главное, чтобы мальчишки успели до конца представления! Кстати, где же они? Они уже давно должны были добраться до Парижа!» Он оглянулся назад и с тревогой посмотрел на тупой нос дирижабля, который медленно плыл следом за пиратами, практически не отставая. Между ним и кораблем зародилось небольшое расстояние, которое на протяжении долгих минут оставалось неизменным. — Эй! Ты чего там удумал? Лети отсюда, юнец! — раздался с правого борта знакомый зычный голос. Как оказалось, к их кораблю примкнул второй корабль, который выглядел гораздо цельнее «Чёрной крови». На краю его острого носа, где висела верёвка, стоял Седой Джон. — Эй-эй! — замахал он ружьём. — Эта рыба тебе не по зубам! Лети от него, Керкленд, если хочешь жить! Не понятно, что именно так сильно взбесило Скотта: слова этого безумного старикана или же их правота. В любом случае, он не собирался сдаваться, не желал так просто сходить с курса. Его улыбка быстро сменилась яростным оскалом, а пальцы — похолодевшие от сильного ветра — крепче вцепились в ручки штурвала. Зарычав, Скотт яростно закрутил штурвал против часовой стрелки, и его корабль начал быстро сворачивать, снося кормой ближайшие высокие крыши. — Не по зубам, говоришь? — бормотал он, вытесняя со своей территории судно Седого Джона и его союзников. — Это мы ещё посмотрим!***
Когда часть города охватило огнём, Кевин долгое время не мог придти в себя от потрясения. Его можно было понять — столичный жар умудрился дотянуться и до них, и сейчас уверенно и очень ласково оплетал ноги и руки ирландца, точно пытаясь его обнять. Позже он услышал, как остервенело орал на него Гарри, пытаясь достучаться до сознания брата. — Смотри, куда летишь! Мы сейчас врежемся! — вот, что кричал ему маленький гений. В его глазах отражался страх, а закусанные в кровь губы панически дрожали. Тогда Кевин и понял, что пора уже забыть о впечатлениях и полностью отдаться полёту. Прикосновение ледяных пальцев к рулю окончательно вывело его из томного транса. Но тут он обратил свой взор на большое чёрное пятно, которое было смутно похоже на тучу. Оно плыло над узкими и ветвистыми улицами Парижа, вызывая ужас не только в сердцах случайных парижан, которым довелось оказаться на месте битвы, но и в сердце самого Кевина. — Ч-что это? — воскликнул ирландец, усиливая резкость своего перископа. — Это… это… — Там Скотт! — вдруг воскликнул Гарри. — Мы должны помочь ему! — Нет, не должны, — резко встрял в разговор Артур, который находился неподалёку от двух пилотов. — Не забывайте, что наша главная цель — башня. Не волнуйтесь за Скотта, он самостоятельный мальчик. Справится и сам. — Уверен? — повернулся к брату Гарри. Артур ответил ему осуждающим взглядом. — На все сто процентов. Продолжай путь к башне, Кевин. Ирландец уверенно притянул штурвал к своей груди и почувствовал всем телом, как корабль послушно начал взмывать к небесам, отбрасывая крыльями черные клубы смога. Он увидел, как мимо них беззвучно проплыла наполовину разрушенная кирпичная башенка. Раньше когда-то здесь стояла церковь. — Ради всего святого, смотри на дорогу! — Гарри сидел рядом с ним. Нетерпение отчетливо вырисовывалось на его бледно-желтом лице. — Мы опять чуть было не потеряли высоту! Он говорил громко и очень недовольно, а зеленые глаза его прямо кричали: я хочу сесть на твое место, Кевин! Я хочу почувствовать себя пилотом! Кевин был бы рад передать мальчишке управление драконом, но как только он начинал забываться, перед его взором мгновенно появлялись строгие лица Артура и Скотта. Они как призраки витали над ним и сверлили взглядом, полным осуждения. И этот взгляд был отвратителен, он умел хорошо пристыжать. И поэтому Кевин с большой неохотой и поджатыми до боли губами брался снова за руль и продолжал вождение. Плевать, что он не понимал и половины тех вещей, которые должен был знать каждый начинающий пилот, и что он не мог отличить педаль газа от тормоза. Плевать на всё это дерьмо! Он должен был довести дракона до конца пути, и он его обязательно довезёт! — Кевин, осторожно! — опять закричал Гарри, но на этот раз его предупредительный крик оказался бесполезным. Дракон влетел в высокое здание, которое тут же рассыпалось под напором тяжелого корабля, будто песчаный куличик. По мостику пронеслись крупные толчки, завопили сразу две, а, может, и три, сирены. Кевин потянул штурвал на себя, прижав его к своей потной груди. К счастью, корабль ещё слушался его. Тяжко, неохотно, но слушался. Он сделал ленивый взмах крыльями и резко рванул вперед, раскидав крошечные кирпичи, как игрушки. Впереди показалась Эйфелева башня. — А вы уверены, что нам нужно именно это место? — на всякий случай полюбопытствовал Кевин. У башни виднелась широкая площадь, озарённая круглыми огоньками. Чуть ближе возле тонких ног башни появились первые люди. Для Керклендов они представляли собою кучку чёрных муравьев, всполошившихся из-за взрывов и вспышек огня. — Да, это оно, — произнес Артур, изгибая губы в прохладной улыбке. — Оно самое. Услышав ответ, Кевин вздрогнул всем телом, словно почувствовал сильный озноб. Не дожидаясь очередных гневных криков со стороны Гарри, он приказал кораблю спикировать к вытянутой шее башни. Но стоило Кевину подобраться к церкви чуточку ближе, как вдруг откуда-то снизу раздался залп. Тоненькая полоска света пронеслась над забитой испуганными людьми площадью и впечаталась в гладкое пузо корабля. Кевину не удалось справиться с управлением. Радары замигали, кнопки взорвались пестрыми цветами, по палубе прошелся сильный запах горячего железа. Гарри что-то успел хрипло прокричать, но что именно — для всех осталось тайной. Корабль унесло далеко от площади, оставляя в воздухе густые тёмно-серые облака. Кевин кое-как пытался удержать в руках выскальзывающий штурвал. Капельки пота застыли на его бледных висках, брови сердито нависли над маленькими глазами, в которых читалась смесь обычной, присущей его типажу, панике и совершенно внезапной злости. — Ах ты, зараза! Чтоб тебя черти в аду поимели! — прорычал он, скрипнув зубами. Гарри и Артур с изумлением покосились на ирландца. Около минуты палубу трясло, как в момент сильнейшего землетрясения. Экраны мигали, трубы противно шипели, по полу плыли неровные волны. Дракон рухнул на широкую крышу жилого дома с серым кирпичом, заерзал на скате, разодрав когтями черепицу, а затем, взмахнув крыльями, снова очутился в облаках. — Вот же дьяволица! Тебе так просто не сломить нас! Верно говорю, Гарри? — охваченный нешуточным азартом, Кевин посмотрел на побледневшее личико младшего брата. — Гарри? — А… э… да. Наверное. Теперь Гарри чувствовал себя неуютно. Ему стало казаться, что он ещё никогда не видел Кевина таким… возбуждённым. Тем временем Кевин проворно направил корабль к башне, и когда земля задрожала от взрывов пушки, сумел красиво обогнуть стороной летящие огненные грады ядер. Золотистые искры грубо царапали гибкое тело дракона, освещали его крылья и вырисовывали огненные полоски на его длинной шее, но навредить ему они больше не могли… ибо потому что у руля находился Кевин — второй по старшинству Керкленд и лучший механик Зелёного квартала. Он смог отбросить в сторону все страхи, которые мучили его разум, он не видел больше огня, пожирающего Париж, перед ним стояла лишь убогая парижская башня, которую он искренне боялся и также искренне ненавидел. Плавно обойдя очередной град ядер, дракон с шумом приземлился на шею башни и обвил его основание своим змеиным хвостом. Железные и толстые когти жадно впились в стены церкви, зарывшись в неё до максимальной глубины. Здание устало заскрипело и накренилось так сильно, что, казалось, вот-вот упадёт. Заглохли турбины. Позже, довольный своей непревзойденной работой Кевин разлёгся на кресле, и на его одежде расплылись тёмные пятна пота. — Ну-с! Мы справились, — выдохнул он. — Вот она ваша башня! — Нет… это ты. Ты справился, — немного грустно возразил ему Гарри. Ему никак не удавалось выкинуть из головы образ возбуждённого и злого Кевина. — Ты такой… молодец. Кевин постарался пропустить неуверенную похвалу мимо ушей, так как она его смущала. — Собственно… Что будем делать дальше? — быстро спросил он. — Дракона мы пристроили, а теперь… —А теперь мой черёд, — раздался за их спинами насмешливый голос Артура. Братья оглянулись на него и увидели, как тот, пряча что-то в руке, отпирает люк в полу. — Ты куда это? Один? Наружу?! — Гарри не поверил своим глазам. — Что-то я не припомню такого в плане… — Я пойду с тобой! — Кевин уверенно встал с кресла. — Там наверняка очень опасно. Нужно запастись оружием, взрывчаткой… — Ну, уж нет! Это даже не обсуждается! — ребристый голос Артура прозвучал чересчур резко и громко, отчего юноша сам, казалось, немного испугался. Но через считанные секунды он сумел взять себя в руки, и его лицо расплылось в неловкой улыбке. — То есть… я хотел сказать, что иду один. А вы остаётесь. Кевин удивленно поднял брови. Что-то не нравилось ему в Артуре. Именно в нём самом, в его облике, а не в его глупейшем решении идти на рожон в одиночку. Казалось, что ноги англичанина из последних сил удерживали его над землей, а его кожа отдавала какой-то совсем нездоровой белизной. Словно Артура одолевал какой-то странный недуг… Через мгновение Кевина озарила страшная догадка. — Арчи, что ты опять натворил? — сурово спросил он. Артур ничего ему не ответил. Он хотел было вернуться к открыванию люка, но Кевин оказался в несколько раз быстрее его. Оказавшись рядом с братом, ирландец с грохотом захлопнул крышку люка и перегородил Артуру путь. Во всех его поступках отчётливо ощущалась решимость. — Лучше ответь честно на вопрос. Перестать юлить. — Иначе что? — недобро осклабился на него англичанин. Гарри с любопытством вытянул шею, дабы получше разглядеть нарастающую перепалку. Ему редко доводилось видеть Кевина таким суровым, и этот непривычный образ строгого родителя, признаться, начал постепенно приводить его в восторг. — Запрёшь меня в одной из кают? — А что если так? — О, даже не думай вставать у меня на пути, — рассмеялся Артур и постучал пальцем по ободку своей чудо-лупы. — Знаешь ведь, что тебе не под силу выиграть этот бой. За мной масса преимуществ. Ступай лучше обратно к креслу пилота и постарайся сделать всё возможное, чтобы наш корабль не сорвался с башни. Сейчас это гораздо важнее меня. — Что ты такое говоришь?! — покраснев, вскрикнул Кевин. — Да ты… дурень! Неужели ты действительно считаешь, что какой-то кусок железяки способен затмить наши чувства к тебе? — Это не кусок железяки, — в свою очередь прорычал англичанин. — Это дракон. Наш дракон! — А ты наш брат! И я не позволю тебе вот так просто покинуть этот мостик— без оружия, без доспехов, без обещания, что ты вернёшься! Гарри незаметно подошёл к двум скандалистам, с молчаливой жадностью наблюдая за их горячим спором. — Ах, значит, тебя устроит моё обещание? — Артур заметно взбодрился, выпрямил спину и постарался смотреть на Кевина ровно, хотя это было непросто — ему мешал проклятый наркотик. Сердце упорно отбивало чечетку, в голове сновал пьяный туман, полость рта одолевала сухость, а тело сильно изнывало от бездействия. — Если я пообещаю тебе… вам, — поправился англичанин, заметив за спиной Кевина притихшего Гарри. — Если я пообещаю вам, что вернусь, вы отпустите меня? Хорошо. Клянусь своей жизнью, что это не последняя наша встреча. Мы ещё увидимся с вами. Так сойдёт? Он думал, что этих слов будет достаточно, и Кевин отступит. Но сильно ошибся. Ирландец продолжал прожигать его недобрым взором, и стоило ли вообще говорить, что подобное отношение совершенно не было похоже на его породу? Словно этот дрянной ирландец решил в одночасье повзрослеть и полностью сменить своё амплуа. — Ты не вернёшься, — наконец заявил он тоном, в котором не ощущалось сомнений. Это была простая, сухая констатация факта, в которую нужно было просто поверить. — Ха… Очень смешно, Кевин, — нервно посмеялся Артур. — Но я ведь не камикадзе. Что бы ты там ни подумал обо мне, я совершенно точно не горю желанием умирать! По крайней мере, не здесь и уж точно не в эту ночь! На сей раз громкие слова Артура успокоили Кевина, и тот даже помог англичанину откупорить крышку люка. Когда перед их лицами образовалась круглая, чёрная дыра, от которой веяло мокрым железом, Кевин в последний раз взглянул на Артура. — Арчи, — позвал он. — Я понимаю, что сейчас не самый подходящий момент, но я… я очень сильно тебя люблю. — А… Что? — Артур изумлённо уставился на брата, словно не веря его словам. — И я! — воскликнул Гарри. Братья тут же обернулись на его крик, чуть было не столкнувшись лбами. — Я тоже тебя люблю, Артур! — Да вы, видно, рехнулись! — опешил англичанин. Он очень надеялся на то, что это была такая неудачная шутка. Обычный бред на нервной почве. Дурное сновидение. И всё же его щёки тронул мягкий румянец. — А ну… хватит нести околесицу! Возвращайтесь к штурвалу, а я пошёл… Пожелайте мне удачи. — Удачи, Арчи… И он быстро исчез в круглом проёме, точно боялся услышать от своих братьев ещё какое-нибудь откровение. Некоторое время Кевин и Гарри смотрели на пустой люк, из которого продолжал звучать слабый гул. Кажется, их брат уже был за пределами их корабля. — Ну, и что теперь будем делать? — спросил Гарри после минуты крайне неловкой тишины. — Ты уверен, что мы поступили правильно, позволив ему уйти? — Я? Я не… — ирландец не успел договорить. Что-то крупное взорвалось под боком дракона, и их корабль сильно пошатнулся. Не успев ухватиться за кресло, Кевин полетел на другой конец мостика, задевая телом ступеньки. Гарри же удалось отделаться лишь легким испугом. От падения его спас стул-паук. Пока ирландец кое-как пытался справиться с равновесием, мальчик быстро вернулся к главной панели, чтобы провести анализ повреждений. Судя по тому, как скривилось его желтоватое лицо, в корабле произошло что-то неприятное, что запросто могло в ближайшем будущем превратиться в «смертельно-опасное». Гулко застонав, Кевин перевернулся на спину и приоткрыл заплывшие тёплой кровью глаза. Кажется, он повредил голову, но не был в этом точно уверен, так как и до того был «слега» безумен. — Что… что произошло? — спросил он, едва шевеля пересохшими губами. — Кажется, в морозильной комнате лопнула труба, — взволнованно ответил Гарри. Он попытался самолично нормализовать давление, но плохо зажитые пальцы плохо слушались его воли. Лишь правильное воспитание мешало мальчишке выругаться грязным словом. — Это… это очень плохо, Кевин! Паршиво! Нам нужно срочно починить этот отсек! — Или что? — Кевин кое-как поднялся с пола и попытался смахнуть с лица следы липкой крови. Что на сей раз он разбил? Висок? Его всё ещё неприятно мутило. — Что случится, если мы этого не сделаем? Гарри волнительно прикусил губу. — Тогда случится цепная реакция, — пробормотал он. — Зараза распространится по остальным отсекам, и тогда корабль вырвется из-под нашего контроля. А дальше… дальше случится большой бум, который затянет в себя не только нас с тобой, как двух пилотов, но и эту… проклятую башню. Кевин попытался вообразить себе второе солнце на земле, и от такой фантазии ему стало окончательно дурно. — Сколько у меня времени? — спросил он. Перед тем, как ответить, Гарри изумлённо уставился на брата. Мальчик как будто не мог поверить в то, что Кевин так спокойно задал ему этот вопрос. — У тебя? — наконец неуверенно спросил он. — То есть, ты… — Кто, если не я? — тут же оборвал его ирландец. Его взгляд излучал поразительное спокойствие, словно его будущая миссия не включала в себя вероятную смерть. Словно это было очередное простецкое задание, схожее с мытьем посуды или уборкой в чердаке. — Полагаю, у тебя есть минута, — проговорил Гарри, сам же не веря в то, что говорит. Сердце болезненно стучало в груди. Неужели он самолично посылает Кевина на верную смерть?! С другой стороны, ирландец был прав — кто, если не он? — Может… может, две минуты. Но это твой максимум, братец! Ты должен залатать дыру в трубе. — Тогда я пошёл. Покачиваясь, Кевин покинул мостик. — Удачи… — сказал Гарри и быстро отвернулся к штурвалу.***
Палуба делилась на два этажа: первый этаж выглядел крупно, оттого и был забит доверху всяким железным хламом, второй же этаж был похож на очередной тоннель, слепленный из тонких железных блоков, огороженных перилами. Кевин направился сразу на второй этаж, поднявшись по винтовой лестнице. Там наверху его ждал шкаф, в котором покоились старые костюмы, созданные ещё в отцовские времена. Честно говоря, Кевин ненавидел их до дрожи в коленях. Его тошнило от их запаха плесени, от пыли, которая в них хранилась. Когда отец предлагал ему приодеться (ради эксперимента, разумеется), ирландец готов был упасть на пол и притвориться мёртвым, лишь бы никогда в жизни не ощущать на себе прикосновение этой мерзкой ткани. Но сейчас у него не было времени на слёзы. С заметной яростью он стянул с вешалки отцовский защитный комбинезон и быстро надел его прямо поверх своей простой одежды. В соседнем шкафу он вынул из крюков паяльную лампу, водрузил на глаза круглые очки с защитными стеклами, после чего, будучи полностью готовым к работе, отправился в морозильную комнату. Голова уже практически не болела и не кружилась. И это было хорошо. Очень хорошо. Просто замечательно! В комнате он оказался очень быстро и принялся сразу разглядывать трубы, которые ветвились здесь подобно дождевым червям на разрыхленной почве. Ага, а вот и поврежденная труба! Тонкая и гибкая, на поверхности которой поблескивала морозная корка. Практически прямо в центре этой трубы виднелось черное отверстие, из которого тоненькими сгустками вытеснялся белоснежный пар. «Не трогай!» — кричал в разуме Кевина его же испуганный голос. Он знал, что если протянет руку к пару, тот моментально обратит её в оледеневшую культю. «Но как же мне залатать дырку, не прикасаясь к ней?» — спросил себя ирландец, медленными и размеренными шагами подбираясь к извилистым трубам. Где-то сверху раздался приглушенный взрыв, и дракон дрогнул. К счастью, эта дрожь была для Кевина почти неощутимой. Опустив лампу к ногам, Керкленд обвел взглядом комнату, пока не обнаружил на углу скопление рычагов и одного большого вентиля с облупленной на поверхности краской. Не слишком долго размышляя над тем, можно ли к нему притрагиваться, Кевин взялся за баранку и принялся его закручивать. Всё шло хорошо до тех пор, пока над головой ирландца вдруг не затрясся потолок. Замерев, Кевин поднял голову и напряженно сглотнул накопившуюся во рту слюну. «Только не очередной взрыв, умоляю тебя! Дай мне ещё пару секунд… пара секунд, и я уйду!» Сгусток мороза продолжал заполнять помещение, облепляя уголки камеры густым и прохладным туманом. Кевин крутанул вентиль в пятый раз, и тут что-то щелкнуло у него в руках. Придя в себя, он увидел, что баранка, которую держали его руки, отделилась от трубы. Паника мгновенно обожгла его затылок. Дрожа не то от холода, не то от лютого страха, Кевин попытался прикрутить вентиль обратно, но ему всё никак не удавалось попасть шурупом в гнездо. Время всё шло и шло, а сгусток мороза продолжал неустанно поглощать тёплый воздух, а вместе с ним и стены, и потолок, и другие трубы. — Ненавижу, — в сердцах прорычал ирландец. — Ненавижу эту грязную работу! Ненавижу быть на волоске от смерти! Ненавижу эту чёртову жизнь! И в этот же миг трубы над его головой задребезжали, затряслись, запели. А затем одна из них, не выдержав сильного напора, лопнула, оросив помещение мириадами ледяных осколков. Всё, что оставалось сделать Кевину, это заслонить лицо потёртой перчаткой, ибо дыхание мороза коснулось и его.***
До самой последней минуты никто не знал, что происходит. Стоявшие за оградой люди волнующе хлопали глазами. По залу расплывался возмущенный гул, который изредка разбавлялся чьим-то приглушенным плачем. Собаки взволнованно трусили вдоль забора, фыркая влажными носами и скаля жёлтые зубы. Они чувствовали, как к ним неумолимо надвигалась… если уж не смерть, то что-то очень близкое этому явлению. Лоран пытался угомонить толпу своим зычным гласом, но его слушались лишь первые две минуты беспорядков. Позже уже даже самые преданные ему люди перестали держать себя в руках. Вскоре на сцену выбежали те охранники, что должны были караулить двери, и их лица выражали такое сильное волнение, словно они увидели призрака. Их было двое. Один остановился возле пленниц и окинул паническим взором притихшую на трибунах толпу. Другой же, спотыкаясь почти на ровном месте, поспешил прямиком к митрополиту и Лорану. Франциск не мог видеть и слышать, что именно так отчаянно пытался сообщить главе Церкви этот юнец, но в глубине его души уже теплилась заветная догадка. Узнав страшную весть из уст молодого стражника, Лоран моментально встал с места и покинул свой трон. Его лицо стало мрачным и недовольным. — Какой-то идиотский каламбур, — дошли до Франциска его тихие слова, которые, скорее всего, были обращены к самому себе. Воспользовавшись общей заминкой, Бонфуа стал с интересом оглядывать арену, в которой он был невольно заточён. Он увидел, как за окнами потускнели небеса, хотя кое-где ещё виднелись отблески рыжего пламени. Звуки боя звучали очень приглушённо, как будто он происходил где-то на окраине Парижа, а не в центре. Интересно, кто с кем дрался? Неужели это были… Совсем скоро Франциск получил свой ответ на вопрос. Главные ворота с хлопком распахнулись, выпустив в помещение воздух, пропитанный жаром и пеплом. Словно кто-то хлопнул в ладоши, или же щелкнул пальцами, отчего народ моментально притих и перестал громко ругаться. Сотни светящихся, как огни в ночном небе, глаз устремились к дверям. Тишина стала настолько густой, что к ней можно было даже прикоснуться. Удивительно, но пребывали в молчании даже боевые псы. Они были похожи на черные статуэтки. Вдруг в зале прозвучал голос. Когда Лоран услышал его, глаза его вспыхнули яростью, а на губах появился знакомых злой оскал. Когда этот голос услышал Франциск, его сердце учащённо забилось от внезапного счастья. Когда этот голос услышали Элис и Кьяра Варгас, они испуганно обнялись, да так крепко, словно пытались слиться воедино. Об этом голосе можно было сказать многое, и в то же время для незнающих людей он мог не значить совершенно ничего. Он принадлежал весьма амбициозному молодому человеку — вероятно, очень гордому собой, очень храброму и, скорее всего, очень-очень злому. О да, в каждой проговорённой букве ощущалась щепотка этой злости. Юноша даже не говорил, он шипел, точно бесстрашная змея. — Я протестую, ваша честь! — именно эти слова услышали все обитатели арены. Через несколько секунд толпа начала быстро расступаться, обратившись в очень шумное и пёстрое море, и на свободном участке появился человек в длинном чёрном плаще. Один его глаз прикрывала большая блестящая лупа, внутри которой бешеной воронкой вращалось что-то тёмное и жидкое, но что именно — не знал никто, в другом же горел огонёк триумфа. У этого гостя были светлые растрёпанны волосы, очень худые и белые, как мрамор, руки, а на самодовольном лице играла улыбка — до того юная и наглая, что поневоле хотелось сорвать её с этих проклятых красных губ и растоптать каблуком. Даже Франциску она вдруг стала совсем не по душе… Не отрывая взора от появившегося гостя, Франциск почувствовал, как к его груди аккуратно и робко прижались две заблудшие души. Кьяра и Элис отчаянно искали защиты. — Франц… — услышал он жалобный голос невесты — до того родной, что его глаза заполнились слезами. — Я не думала, что ты вернёшься! — Тш… — Франциск бережно провел рукой по её щеке и прижал её к своей груди. Сам того не понимая, он обнял следом и Кьяру. — Всё хорошо… теперь всё будет хорошо… — повторял он, пока его голос не зашел за успокаивающий шепот. Больше никто не издавал никаких звуков — никто даже не пытался закричать. У многих лица выглядели холоднее, чем у трупов. Некоторые просто вращали в недоумении глазами, не осознавая, откуда в их сердцах зарождается столько неприятной тревоги. Нечто невидимое, но очень могущественное сумело ухватиться за сеть, одним легким рывком сорвать её с пола и сжевать в гармошку. Жуткий, хриплый скрежет на секунду позволил Франциску осмотреться ещё раз. Что же он увидел? Залитую красным светом арену, по которой белыми клубочками струился непонятной природы пар. Он увидел длинные, уродливые тени, похожие на змей, которые извивались и танцевали на расписных колоннах, полу, стенах арены. В центре этих теней стоял Артур Керкленд.