Synthetic forms

Иногда я исполняю желания Когда они совпадают с моими

У него чёрная блестящая шкура, мелкая гладкая чешуя. И острый оскал белых зубов. Иногда. Чаще я вижу его бледнокожим брюнетом с застывшей на губах усмешкой всезнающего сатаны. Его зовут моим любовником, братом (и младшим, и старшим, попеременно, в зависимости от «желтизны» бульварного издания), случайной жертвой, другом семьи, домоправителем и даже злым гением. Многие считают его чем-то вроде рока, нависшего над моим домом. Никто не видит в моих чертах настоящего родства и единения с ним. Никто и не должен. Но иногда меня это добивает. — Отец, — зову я тихо, достаточно тихо, чтоб никто не услышал. Я в самом центре огромного больничного комплекса, в так называемой палате под открытым небом. Сопровождающий отстал от меня на десять шагов, но всё равно осторожность не помешает. — Отец... Я не осмеливаюсь продолжать. Говорить, что мне страшно и что я не узнаю его таким. Он проходит свою терапию на протяжении целого года, но ни разу ещё Мори¹ не пропустил меня к нему так близко. Посмотреть и ужаснуться. Он сидит в центре нескольких концентрических кругов, горизонтальных и вертикальных, поднятых над ним в причудливую металлическую арку. Несколько секций образуют каркас, но он не завершён, будто обрублен в центре. Всё вместе напоминает механический цветок с огромными удлинёнными лепестками. Лепестки двигаются, то в медленном вращении, то в быстром колебании, в них множество углублений, похожих на пузырьки в затвердевшем металле, из которых расходится сетка гибких полупрозрачных трубок. Трубки очень длинные, взвиваются в воздух, причудливо переплетаясь в арке, и снова спускаются вниз, наполненные светящейся жидкостью... чтобы соединиться, пучком погрузившись в спину Моди². Эта спина распорота вдоль позвоночного канала, точнее кожа, точнее, не только кожа. Я вздрагиваю, так как всё равно не понимаю, как это и что это. Я вижу отдельные позвонки, они поблёскивают, покрытые пластинами из титана... возможно, не знаю. В арсенале у Хэлла слишком много материалов, которые он изобрёл сам. Не удивлюсь, если в его списке значатся и новые химические элементы. Отец сидит неподвижно в сердцевине «цветка», его спина обнажена и повернута ко мне вся, и сотня трубок со светящимся содержимым нашли пристанище внутри его тела. — Это и есть твои имплантаты? — я преодолел несколько движущихся «ступенек» к нему, но к центру так и не подошёл. Лепесток описал дугу, повернув меня на девяносто градусов, и я увидел лицо Моди, его профиль. Закрытые глаза, спокойно сжатые губы, ни намёка на обычную улыбку. Внезапно почувствовал себя идиотом. А что, если он без сознания? А я тут упрямо завязываю разговор. — Да, Ангелуш, — а вот и знакомая ухмылка сатаны. У меня отлегло от сердца. Правда, глаза он так и не открыл. — Тебе больно? — механизм привёз меня в начальную точку движения, и я увидел одинокую каплю крови, стекающую по краю его распоротой спины. — Нет. Хватит кататься, иди ко мне. — Я с радостью, да не знаю, как слезть с этой штуки. Он рассмеялся и поднял одну руку. Лепестки остановились, и я с тяжелым вздохом упал в его объятья. — Прости, что я... — трубки задрожали, натягиваясь, и я испугался, что из раны потечёт больше крови. — Ты сегодня удивительно красноречивый, — Мод кривит губы, и я уже хочу укусить его за злые насмешки. Пытаюсь обнять и натыкаюсь на холодную как лёд плоть. — Груши околачиваешь? — Я отпросился. Эти трубки... Что в них, пап? — Активный реагент. Криогенный раствор. Вода. Возможно, соль. — А что ты чувствуешь? — Ничего. Спинной мозг заморожен. Импульсы не ходят. Я мертвее мёртвого. — Но ты демон... — И потому мои загребущие руки всё равно могут погладить твою мордашку. Маленькая догадка стукнула в голову, и я потянулся поцеловать его глаза. Так и есть. Ресницы заледенели и намертво склеены. Только зачем... — Ты меня видишь? — Ореол вокруг головы. Конечно да. — А остальное? — Я тебя чувствую, всем естеством. Себя не чувствую, а тебя — всегда. Ты горишь, малыш... возмущением и вопросами. — Тогда ответь на них. — Они не мучают меня... Мори с Хэллом. Они врачи, а ещё они мои друзья. Они знают, когда делают больно, зачем они это делают и для чего. Они придумали вдвоём, а Хэлл сконструировал для меня комнату сна. Да, так эта стальная хреновина называется, — он смеётся, но смех быстро затухает. — Меня мучает другое, Андж. Пустотные змеи, черви, жрущие полотно сознания, маленькие чудовища, выползающие из щелей, руки, тянущиеся ко мне из зеркал, когти, прячущиеся в рукопожатиях, глаза как стёклышки, за ними — вакуум. В лучшем случае — туман. Я как сломанный электрогенератор, заброшенный на дно пустыни, надо мной — воздушный океан, подо мной — бездна, в ней песок пропадает по ночам, срывается вниз... а утром возвращается. Но во мне ещё достаточно электричества, таится под повреждённой коркой. И ко мне устремились голодные пустынные жители. Они ковыряют корпус, бьют и грызут его... в тщетной попытке добраться до энергии. А я лежу молча, бездыханный. И жду. — Чего ты ждешь? — Сухой грозы. Молний. Электричества из воздуха. Но уж никак не того, что из спины вылезут крылья, — он снова рассмеялся. — Что?! — я не понял. И понимал с трудом... жест, с которым он пригласил меня засунуть руки в его рану. Протиснуться с трудом между трубок, забраться под пластины между лопатками, нащупать что-то непонятное. Замереть и прошептать: — У тебя растут крылья? Физические?! Но как, ты же человек здесь... У тебя и так есть, ну... — Я прикинул, что мне будет неудобно носить одежду. Их невозможно будет спрятать. Они тяжёлые и надоедают. А резать их трудно и опасно для жизни. Я попросил Солнечного мальчика остановить их рост. Вот и сижу, как дурак, в лепестковом механизме, превратившись в кусок льда, и медитирую, — он расхохотался во весь голос. — Не хочешь поднять мне веки? — Погоди, они же не лечат тебя! Они словно чинят... латают. Как механизм. Не как живого человека, — в одно мгновение решившись, я дёрнул за одну трубку и вырвал её из позвоночника Моди. Напрасно ждал вскрика. Ничего не последовало. Из трубки закапал раствор, тяжёлыми вязкими каплями шлепаясь мне на ногу. Сквозь штанину я ощутил всплеск, будто в меня нырнули и расходились во все стороны струи холодной воды. — Послушай, я не киборг, и в спину мне заливают не машинное масло. Но кое в чём ты прав. Если Аморес и врач, то Хэлл, прежде всего, — инженер. Ему известны практически все способы управления веществом. Почему бы ему не поуправлять моим? — А если он сделает из тебя киборга? — А если это и моё желание? — Я думал, что демоны не могут желать такую... глупость, — я покраснел. — Синтетические формы, Андж. Разве они не возбуждают твоё воображение? Разве твой лучший друг Дэз не увлекается киберпанком и не грезит о пост-апокалипсисе? Разве ты сам — не продукт этой среды? Почему твой старый папочка не может сделать себе маленькую ржавую вставку в порядком притомившееся тело? — Я люблю твоё тело, — я краснел дальше. — И ты совсем не старый. Не калечь гордую спину, демон. Пусть крылья вырастут. — Ты говоришь почти как Юлиус. Да, он тут был с полчаса назад, вы едва разминулись. И знаешь, я рад, что ты не повторил его слово в слово. Ну, только в самом конце. — Почему я обо всем узнаю последним?! — Подожди, малыш, ко мне ещё Ксавьер зайдёт, — Мод снова захохотал, — поставь трубку на место. Её сегодня должны три раза выдернуть. — Ах ты... — я задохнулся, — ты специально так сделал? — Не я. Хэлл. Остальные нельзя вытащить без хирургического вмешательства, — он лукаво поцеловал меня в губы, — или без красной кнопки, нажатой моей задницей. — Ты сидишь на кнопке?! — Тсс. Когда я встану, всё само отсоединится. — А спина? — А что спина? Подумаешь. Я давно уже так хожу, регулярно воспитываю пьющий молодняк, пугаю соседей... Я покинул территорию, давясь вперемешку смешками и слезами. Вызвал лифт на подземную парковку. Дверцы разъехались, я рефлекторно шагнул, и в меня врезался блондин в синих очках. Я не сразу его узнал. — Ты на работу? К ужину вернёшься? — Ксавьер сдержанно посмотрел в мои заплаканные глаза. — Я не помню расписания. В котором часу ужин? — В восемь. — Нет, я не на работу. — Энджи?.. Я вошёл в лифт и нажал кнопку закрытия дверей. Ксавьер вскочил обратно, больно сжал меня и... он тёплый, слава аду. Тёплый и сладкий. Я подавил вздох облегчения. Кабина поехала вниз. Кси кусал мои губы, снимая с них поцелуй демона. — Ты специально так сделал, да? Чтоб я не увидел Моди. — Немножко сломал его сценарий и стройную схему издевательства над посетителями. А ты иногда переигрываешь со строгостью. Томишь меня кажущимся равнодушием. — Но все же мне далеко до лидера соревнования, твоему брату в этом нет равных. Так что с Моди? — Ест как конь и играет в карты с санитарами. — Ты ведь не скажешь мне, не так ли? — Не скажу. Или покусай меня ещё...